Глава 2… Водопад грохотал привычно и на диво уныло — Гарри каждый раз изумлялся тому, как такой громкий шум может быть таким удручающе тоскливым. Он быстро прошел через ворота, потом — по коридорам, по лестницам и снова по коридорам. Ннаконец остановился у одной из тяжелых темных дверей. Коснулся ее палочкой — и, когда она на диво бесшумно распахнулась, вошел внутрь.
Камера была самой обычной: небольшое окошко под потолком, стол, стул, узкая кровать… Узник спал, плотно завернувшись в одеяло, — здесь всегда, даже летом, стоял пронизывающий холод. Подойдя ближе, Поттер остановился, жадно вглядываясь в черты лица спящего — чем, очевидно, его в конце концов и разбудил.
— Опять вы? — удивился Макнейр, садясь на кровати и отчаянно и неприлично зевая. — Пришли поужинать?
— Что? — глуповато переспросил Гарри.
— Ужин, — снова зевнул заключенный, — что вы так мило мне отдали. Вы передумали?
Гарри вздрогнул от неожиданности — и несколько нервно, но с чувством расхохотался. Помотал головой, взял стул, придвинул его к себе и сел.
— Я хочу посмотреть, — сказал он.
От смеха стало легче дышать, да и вообще жить.
— Простите? — удивился Макнейер.
— Посмотреть на то, что вы рассказали, — повторил Гарри Поттер, разворачивая принесенный с собой сверток.
— Омут Памяти? — на сей раз по-настоящему изумился узник.
— Я хочу увидеть всю историю, — упрямо потребовал Гарри. — Сейчас.
— А я хочу сына, — хмыкнул Макнейр. — И что?
— Мне это надо, — Поттер и не думал сдаваться, — действительно надо… Какая вам разница?
— Да просто я не хочу, — пожал плечами усталый немолодой мужчина, глядя на посетителя с очень странным выражением. — Зачем вам?
— Не знаю, — признался Гарри. — Но надо. Хотите сделку? — предложил он в непонятном ему самому отчаянии.
— Смотря какую, — качнул головой заключенный.
— Я добьюсь вашего освобождения. На определенных условиях, разумеется, — торопливо добавил Гарри, — но они не слишком тяжелые… Вы выйдете отсюда, вы понимаете? Насовсем!
— Не хочу, — подумав, ответил Макнейр.
— Не стройте из себя мученика! — разозлился Гарри. — Конечно, хотите — все хотят! И потом, если бы вы не хотели, с чего бы стали тогда все мне рассказывать? — нашелся он.
— Верно, — помолчав, согласился тот. — Но это было тогда. А теперь я не хочу…
Он пожал плечами и снова лег.
— Мне очень нужно увидеть это, — умоляюще проговорил Гарри. — Пожалуйста. Я… я должен понять.
Макнейр молчал, пристально разглядывая своего странного гостя.
— Сделайте для меня кое-что, — наконец сказал он.
— Что? — немедленно спросил Гарри, едва не сказав «что угодно», но, к счастью, в последний момент удержавшись. Если бы он еще сам знал, зачем так рвется туда, в чужую память…
— Отпустите Рудольфа Лестранга.
Гарри ожидал чего угодно — но вовсе не этого. Он моргнул растерянно, а потом спросил совершенно по-дурацки:
— Зачем?
— Такое условие, — без малейшей улыбки ответил узник. — Я так хочу.
— Но при чем здесь он? — попытался возмутиться Гарри — и вдруг понял. — Это… это он был тем… другом?
— Нет, — не смог удержать глумливой усмешки Макнейер. — Вы все равно не поймете… не имеет значения. Это мое условие, вот и все. Меня можете оставить, как есть, — добавил он насмешливо.
— Да, я не понимаю! — воскликнул Гарри, чувствуя, как его мозг буквально начинает кипеть. — При чем здесь Лестранг?!
— Он последний в роду, — смилостивился, наконец, лежащий. — Вернее, их двое, конечно, но Рабастан всегда был безумен, а Рудольф вполне сможет еще завести семью. Тем более, что он вдов наконец. Выпустите его — и я покажу все, что захотите.
Гарри немного помолчал, переваривая услышанное.
— Вы… вы дружили? — спросил он в конце концов. — Да?
— Не то чтобы, — подумав, ответил Макнейр. — Скорее, приятельствовали. Он гениально играет в покер.
— Но это же дикость! — бессильно возразил Гарри. — Полный бред!
— Я говорил, что вы не поймете, — улыбнулся узник. — Какая вам, в сущности, разница? Напрасно вы так переживаете.
— Я НЕ ПОНИМАЮ! — в внезапном бешенстве воскликнул Гарри. — Не понимаю! Какой смысл отказываться, может быть, от единственного шанса свободы в пользу того, кто даже не был вам другом?! Ну, был бы он каким-то великим волшебником, или прекрасным человеком, или… хоть кем-то… родственником, другом, не знаю — но… покер?! Стойте… вы, может, любили его? — предположил он внезапно.
— Любил? — непонимающе в первый момент переспросил Уолден — а когда понял, расхохотался так же, как тогда в кабинете. — Любил, — повторил он, помотав головой, — Моргана и Мерлин… Какой бред, — он вытер ладонью выступившие на глазах слезы. — Нет, я его не любил, — сказал, успокаиваясь, но все еще посмеиваясь.
— Но почему же тогда?! — переспросил Гарри.
— Ну, я ведь уже сказал вам, — с немного печальной улыбкой отозвался заключенный. — Он — последний в роду… Эта война и так прекратила существование слишком многих семейств — и если есть шанс спасти хотя бы одно, вы не находите, что странно было бы им не воспользоваться?
Сказано это было так просто, что Гарри поверил. Поверил в то, что представлялось ему безусловнейшей дикостью — однако, по-видимому, казалось простым и естественным его собеседнику.
— Неужели какая-то мифическая, причем чужая семья стоит вашей свободы? — все же переспросил он.
— Стоит, — спокойно кивнул Макнейр, снова садясь. — Я, впрочем, давно не видел Руди — потому и хочу, чтобы вы поставили ему условие. Обяжите его жениться…. допустим, в течение года. И еще, скажем, за два года — завести ребенка. Пригрозите, что иначе отправите его назад… ну, или еще чем-то, смотрите по обстоятельствам — уверен, вам хватит фантазии.
— Но я не могу сделать это официально, — попытался возразить Гарри.
— Так ведь вы и требовать мои воспоминания официально не можете, насколько я знаю, — очень мягко заметил узник. — Это будет, что называется, джентльменское соглашение.
— И вы поверите мне? — изумился Гарри.
— Конечно, — в свою очередь удивился Уолден. — К вашему счастью или несчастью, но всем известно, что слову Гарри Поттера вполне можно верить… Ну что же, согласны?
Гарри усиленно попытался вспомнить, что именно знает о старшем Лестранге и стоит ли …
— К тому же вы сначала его отпустите, а потом уж увидите все, что вам хочется, — тихонько смеясь, добавил Макнейр.
— Вы… вы мерзавец! — от обиды у Поттера даже защипало глаза. — Да я…
— Ну, видите, — смеясь, оборвал его Уолден, — как можно вам после этого не верить?! Я пошутил, успокойтесь.
— У вас идиотские шутки! — отрезал Гарри, пытаясь понять, почему вдруг так резко отреагировал на естественное, в общем-то, предложение. — И оскорбительные.
— О том я и говорил, — непонятно согласился мужчина. — Простите, если обидел. Но к делу. Согласны на сделку?
— Согласен, — буркнул Гарри. — Мне поклясться?
— Не стоит, — отмахнулся тот. — Просто дайте мне слово, что добьетесь освобождения Рудольфа и поставите соответствующие условия. Даете?
— Даю, — все еще мрачно откликнулся Поттер.
— Отлично, — удовлетворенно кивнул заключенный. — Теперь дальше.
— Еще что-то?! — вспылил Гарри, вскочив. — А знаете…
— Дослушайте, — умиротворяющее попросил Макнейер, легонько касаясь его руки — пальцы оказались совершенно неожиданно горячими. — Прошу вас.
— Хватит с меня условий! — огрызнулся Гарри, но все-таки не ушел, хотя и обратно не сел, смотря исподлобья на собеседника.
— Оно небольшое. Просто… для моего спокойствия, — продолжал уговаривать тот. — Пообещайте мне, что никогда ничего не сделаете человеку, который проклял мою невесту.
— А, — почему-то пристыженно сказал Гарри. — Ну, это же и так понятно… Конечно, не сделаю. Клянусь. Во всяком случае, за то, что сейчас узнаю, — уточнил он на всякий случай.
— И последнее, — продолжил Макнейер, усмехнувшись на это дополнение. — Вы не станете предпринимать никаких попыток снять проклятье. И даже не станете сообщать ей о нем.
— Ну, вообще-то это подло, — сказал Гарри вовсе не так уверенно, как хотел бы.
— Подло, — кивнул Уолден. — Но иначе все останется, как есть. Я подлец, мистер Поттер, и намерен быть таковым и впредь.
— Но вы ведь призываете стать таким и меня! — возразил Гарри.
— Отнюдь… Вы же не посвятили свою жизнь снятию проклятий, верно? — усмехнулся заключенный. — И вполне себе с этим живете. Это не ваш, как говорят христиане, грех — оставьте его, так сказать, авторам. Вы просто зритель… Обещайте.
— Я не знаю. Я не могу, — помолчав, сказал Гарри. И добавил очень искренне: — Мне жаль.
Они помолчали.
— А что именно вы хотели увидеть? — вдруг уточнил Макнейр.
— Как это все было. Как вы узнали, как вы… как вы рассказывали, и…
— Прекрасно, — оборвал его Уолден. — Для этого вам вовсе не надо видеть мою невесту. Постараюсь показать то, что вам хочется, — я думаю, что знаю, как это сделать. Однако мне нужна будет палочка, — улыбнулся и уточнил, — моя палочка.
— Я принес, — кивнул Гарри. — Хотя, наверное, лучше все это делать не здесь… Но вам придется постараться. Вот…
Он вынул из складок мантии палочку и протянул узнику.
Тот принял ее очень бережно — и, взяв, некоторое время просто держал в руках, а потом осторожно поднес к лицу и коснулся темного дерева губами.
— Стоило отсидеть почти четверть века, чтобы такое почувствовать, — сказал он негромко. — Я почти что завидую Руди…
— Вы можете передумать! — с надеждой сказал Гарри. — Я бы лучше добился вашего…
— Нет-нет, — Макнейр покачал головой, улыбаясь странной, пьяной и совершенно счастливой улыбкой. — Нет, слово сказано… и вообще, это не обсуждается. Но если бы вы только знали, какое же это счастье, — прошептал он, прикрывая глаза.
Гарри почувствовал себя ужасно неловко: было в происходящем нечто очень интимное, настолько, что ему ужасно захотелось выйти куда-нибудь — а вместе с тем он даже не мог заставить себя хотя бы отвернуться. Человек перед ним был сейчас по-настоящему прекрасен — и совершенно, абсолютно счастлив. Гарри подумал, что, кажется, еще ни разу не видел такого чистейшего счастья…
Наконец Уолден открыл глаза и сфокусировал слегка еще затуманенный взгляд на своем посетителе.
— Спасибо вам, — улыбнувшись, проговорил он нараспев. — Давайте ваш Омут… и подождите.
Гарри молча протянул ему артефакт и стал терпеливо ждать.
Прошло довольно много времени, прежде чем Макнейр наконец вернул ему чашу.
— Смотрите, — сказал он. — И прошу, оставьте мне пока палочку. Я не трону вас, даю слово.
Гарри помедлил с секунду — а потом кивнул, понимая, что большей глупости и придумать-то невозможно, и опустил лицо в Омут.
Знакомый вихрь закружил его и понес за собой. Он очутился в большой светлой комнате — видимо, это был чей-то кабинет. Тут же обнаружился и хозяин, обернувшийся на шум, выходящего из камина человека. Гарри узнал хозяина мгновенно: кабинет принадлежал Люциусу Малфою. Он был молод, даже еще очень молод — по сути, почти мальчишка, — и очень хорош собой: куда ярче и эффектнее, чем его сын в те же годы, и к тому же явно куда увереннее в себе. Люциус был в халате (очень роскошном и элегантном, темно-синего бархата с серебристой отделкой) — что, судя по тьме за окном, было не слишком и удивительно. Лицо его выразило удивление и некоторую тревогу — и Гарри, проследив за его взглядом, обернулся к камину и принялся жадно разглядывать гостя.
Это, безусловно, был Уолден Макнейр — тоже совсем молодой и действительно, как и предполагал Гарри, очень эффектный: высокий, широкоплечий, темноволосый, с умным и приятным лицом, которое сейчас, впрочем, больше напоминало маску. На нем были темно-зеленая мантия и светло-коричневый плащ, насквозь мокрый — как, впрочем, и туфли, и подол мантии.
— На тебе лица нет, — сказал Малфой вместо приветствия, подходя к Уолдену и протягивая ему руку.
— Я убью ее, — хрипло отозвался тот, глядя на Люциуса совершенно безумными глазами. — Убью…
— Непременно, — не стал спорить тот, беря друга за плечи и ведя его к креслу, и при этом скидывая с его плеч плащ прямо на пол. — Садись, — велел он, устраивая Уолдена и придвигая себе простую скамейку.
— Тварь… она… тварь, — Макнейра затрясло, и он вцепился в руки Малфоя. Тот не сопротивлялся — напротив, кивнул, придвигаясь поближе. — А я идиот… я… Мерлин, какой же я идиот…
Малфой мягко высвободил правую руку, щелкнув пальцами, что-то шепнул вмиг возникшему эльфу — и через секунду уже держал в руке большой бокал с темно-янтарной жидкостью.
— Выпей, — сказал он, поднося его к губам белого, как полотно, юноши. — Давай, до дна, — и почти силой заставил его сделать это. — Вот так, — с удовлетворением кивнул Люциус, отставляя бокал. — А теперь скажи мне, кого ты собрался убить.
Гарри подошел ближе — так, что теперь он мог бы коснуться их склоненных друг к другу голов. Ему стало безумно, щемяще, почти до тошноты жалко Макнейра — и с каждой секундой это чувство росло и росло.
— Она… она убила его, — казалось, тот был физически не в состоянии произнести нужное имя. — Просто… убила, — он задышал вдруг ртом, быстро и очень часто.
— Кого убила, Уол? — очень мягко спросил Люциус, осторожно беря Уолдена за подбородок и пытаясь поймать его взгляд. — Скажи мне, кого?
Он говорил так, как разговаривают с больными и от того капризными детьми: уверенно, твердо, спокойно — и ласково, почти нежно.
— У меня никогда больше не будет детей, — неожиданно перестав дрожать, очень четко произнес Макнейр. Малфой встал на колени, чтобы оказаться поближе, и они, наконец, встретились взглядами. — Никогда. Она убила нас всех, понимаешь?
— Твоя невеста сделала аборт? — помолчав, все так же спокойно и ласково спросил Люциус. Гарри увидел, как внезапно побелели его губы и расширились зрачки, настолько, что светло-серые глаза вмиг стали практически черными.
— Д-да, — Макнейра снова затрясло, и он вдруг громко и пронзительно рассмеялся, а потом закрыл лицо трясущимися руками. — Да… это… это так называется…
— Ясно, — кратко отозвался Люциус, задышав почему-то очень медленно и глубоко. Потом вновь щелкнул пальцами — бокал тут же наполнился, он взял его и буквально влил содержимое в Уолдена. — Пей.
— Все… все закончилось, — послушно проглотив жидкость, прошептал тот. — Все, Люциус… нас нет. Больше нет. Потому что я… я… связался…
— Довольно, — строго оборвал его Малфой — и тот покорно умолк, а потом вдруг заплакал. Люциус резковато притянул его к себе и крепко обнял — так крепко, как, кажется, только смог. Очевидно, понимая, что утешать тут бесполезно, он молчал — просто стоял перед другом на коленях, обнимал и держал. Гарри медленно обошел их — Уолден глухо рыдал, похоже, что с ним была истерика. Гарри заглянул Малфою в лицо. Оно было тоже совсем белым — и на нем была написана чудовищная ненависть, а еще боль. Наконец Люциус сказал:
— Убить — слишком мягко. Я знаю, что надо сделать.
— Какая… какая теперь разница? — с трудом расслышал Гарри сквозь всхлипы. — Если бы я…
— Есть разница, — опять перебил его Люциус, и Гарри был почему-то ужасно ему за это благодарен. — Первое — ты останешься здесь. На какое-то время… дай-ка сюда, — он ловким движением выхватил у Макнейра палочку и сунул в карман своего халата.
— Я убью ее, — судорожно цепляясь за Малфоя, повторил Уолден, кажется, даже не заметив этого жеста. — Убью…
— Конечно, — не стал спорить Люциус. — Просто не сейчас. Ты непременно убьешь ее — позже, — пообещал он, неожиданно ласково погладив Уолдена по голове. — А пока стоит позаботиться о другом. Надо все отменить… Твою свадьбу, например…
— К Бадб… К Бадб свадьбу, — Макнейр снова расхохотался, жутко и истерично, и попытался было вырваться из объятий, но вместо этого получил еще один бокал со спиртным, который осушил его залпом — очевидно, даже не поняв, что это такое. — Хотя нет… нет-нет, я даже и женюсь… а что? Непременно…
— Конечно, — опять кивнул Люциус. — Пойдем-ка со мной, — попросил он, вставая и поднимая его за собой. — Пойдем.
Гарри вдруг понял, что Макнейр уже совершенно пьян, однако истерика его все не прекращалась, лишь перейдя в чуть менее бурную фазу. Малфой оказался неожиданно сильным, во всяком случае, достаточно для того, чтобы отвести едва держащегося на ногах друга в соседнюю комнату и уложить на кровать.
— Вот так, — сказал он, магией помогая себе его раздеть и уложить под одеяло. — Теперь спать.
— Ненавижу! — шептал Уолден, даже не пытаясь сопротивляться. — Ненавижу… всех… мрази… грязные, тупые зверюги… твари… какие они все твари…
— Я знаю, — негромко соглашался с ним Люциус, сидя рядом и держа его за руку. — Я знаю, Уолден…
Наконец спиртное подействовало, и Макнейр начал засыпать. Люциус Малфой выпустил его руку и сбросил с лица маску ласкового покоя. Ненависть, немедленно проступившая на нем, удивительно шла Люциусу — он стал казаться гораздо красивее и гармоничнее, нежели прежде.
Люциус встал и, вызвав эльфа, отдал ему какое-то приказание — картинка стала невнятной, очевидно, Макнейр уже почти спал, хотя и открывал периодически глаза и шептал что-то совсем уже неразборчивое. Эльф вернулся с какой-то склянкой и вычищенной одеждой Уолдена. Когда он исчез, Люциус подошел к практически спящему другу и выдернул у него волосок. Тот снова открыл глаза — Малфой наклонился к нему и сказал:
— Я знаю, что надо с ней сделать, Уолден. Поверь, ты будешь доволен… Позволишь мне все уладить?
— Тебе? — пробормотал тот, пристально вглядываясь в его лицо.
— Мне, — кивнул Люциус. — Я полагаю, что смогу это сделать… а не понравится, ты потом все изменишь. Убить можно всегда. Я и пальцем ее не трону, обещаю.
— Зря, — возразил, пьяно всхлипнув, Макнейер.
— Ну… это ты сам, — добродушно улыбнулся Малфой. — А я по-другому… Так ты разрешаешь? — повторил он упрямо.
— Делай, что хочешь, — устало согласился Уолден. — Теперь все равно…
Гарри еще успел увидеть, как мелькнуло горькое торжество в глазах Люциуса, и как он, бросив волосок в склянку, выпил ее содержимое — и потом, застонав, согнулся пополам, схватившись руками за рот и живот… Его волосы стали стремительно темнеть — но тут картинка померкла окончательно, и воспоминание закончилось.
Поттер выпрямился. В горле образовался горячий комок, огромный и горький, но слез не было. Ощущение фатальности и неправильности случившегося, возникшее еще в кабинете, усилилось многократно — быть может, это оно раздирало горло, мешая нормально дышать и не давая сказать даже простенькое «спасибо».
— Достаточно? — спокойно поинтересовался узник, с внимательным равнодушием рассматривая Гарри.
— Д-да, — еле выговорил тот — попытка издавать звуки словно ободрала горло и причинила ощутимую и вполне физическую боль.
— Вы впечатлительны, — заметил Уолден с мягкой насмешкой. — Дурацкая история, если подумать. Но меня согревает мысль о том, что она тоже все помнит… ежесекундно. Я знаю, у нее даже есть дети… Другие дети, — зачем-то уточнил он. — Однако не думаю, что ей от этого легче. Месть иной раз очень продлевает жизнь, вы знали об этом?
— Я…
Говорить по-прежнему было тяжело, и Гарри бросил эти попытки. Молча завернул чашу в ткань и просто развернулся, чтобы уйти.
— Никак не думал, что так вас это впечатлит, — окликнул его Макнейр. — Ужасно жаль напоминать, но — может, вы все-таки заберете кое-что?
Поттер обернулся — Макнейр протягивал ему свою палочку.
От стыда, разом захлестнувшего все его существо, Гарри стало немного легче. Он кивнул и, криво усмехнувшись, забрал артефакт, попросту сунув его в карман. «Как Малфой», — мелькнула неуместная мысль, и от нее снова набух комок в горле.
— И, может быть, вы вернете мне это? — с задумчивой иронией поинтересовался заключенный. — У меня ничего нет, кроме памяти… не будьте совсем уж жестоки.
Гарри, немного опомнившись, покраснел и молча протянул ему и Омут, и палочку, подумав еще, что странно было со стороны Макнейра ее возвращать. Тот ловко подцепил воспоминание — и через секунду серебристые нити уже исчезли в его голове. Затем Поттер опять собрался и так же молча ушел, стыдясь за свое поведение, но не имея ни сил, ни желания держать себя как-то иначе.
Это была их предпоследняя встреча. Последней стало короткое формальное свидание при освобождении Уолдена Макнейра, Рудольфа Лестранга и еще пары узников, излишне, по мнению аурората и Визенгамота, засидевшихся в Азкабане. Почти старики, они были отпущены на свободу с ограничением в применении некоторых особенно опасных — и в первую очередь непростительных и пыточных — заклятий.
Больше никаких ограничений предусмотрено не было.
Через два с половиной года в «Пророке» промелькнуло сообщение о рождении Ригеля Лестранга.
КОНЕЦ
