Глава 1Геллерт заснул на полуслове, совершенно по-детски приоткрыв рот.
И ни с того ни с сего захотелось сделать что-нибудь… даже непонятно, что. Нос ему зажать, например. Или подрисовать заклятием усы.
«Опомнись, Альбус, ты уже не ребенок!»
Но искушение настолько велико, что рука сама тянется за палочкой… И это хороший повод подумать наконец, что с ним происходит. Когда рядом был Геллерт, думать почему-то не получалось. Более того — иногда возникало желание просто смотреть в рот и кивать.
Желание, которое не посещало Альбуса с первого курса Хогвартса. К тому же оно почти не было связано с магией и поэтому вообще не лезло ни в какие ворота. Чему его мог научить Гриндельвальд, в самом-то деле? Смешно… Мало того, что из Дурмштранга, так еще и младше!
С Геллертом было хорошо рассуждать о прошлом и мечтать о будущем, перекраивать мир по-своему и с любопытством разглядывать в зеркале другого свою собственную душу… Но все это, черт подери, было напрасной тратой времени!
Альбус раз двести клялся себе, что общение надо… нет, не прекратить, а ограничить. Вспоминал, что книги, которые он привез из Хогвартса, так и остались неоткрытыми. Что без нормальной практики очень легко потерять звание Первого ученика — некоторые ретивые зубрилы уже дышат в спину. Что с его подпорченной биографией можно быть только лучшим — или вообще забыть о карьере, навсегда остаться в жалкой деревне и выращивать коз на пару с придурком-братцем, а в свободное время собирать цветочки для буйнопомешанной младшей сестры.
Но, может, в этом все дело — Геллерт просто дал ему возможность дышать полной грудью? Даже здесь?
Чего у него не отнимешь, так это легкости. Будто перышко в руке — стоит разжать пальцы, и добыча умчится вдаль, чтобы там, где-нибудь над горами, плясать вместе с ветром…
Иногда Альбусу казалось, что разговоры о всеобщем благе, власти над миром и маглах-узурпаторах — для Геллерта лишь способ хоть как-то привязаться к земле.
Если смотреть на вещи объективно, ничего глупее, чем связаться с таким… мальчишкой, Дамблдор-старший в нынешних обстоятельствах придумать не смог бы. Его жизнь рухнула во второй раз — и на этот раз он уже не спрашивал, за что. Жизнь не отвечала на такие вопросы.
А ведь казалось, что все наконец позади. Об отце — как ни крути, преступнике — никто уже не вспоминал. Зато у Альбуса Дамблдора были отличные оценки по всем предметам, несколько приглашений из Министерства магии (предстояло выбрать между Департаментом магического законодательства и Отделом Тайн) и приятель Элфиас Дож, на пару с которым Альбус собирался с толком потратить часть семейных денег. Он, правда, опасался, что для традиционного послехогвартсовского путешествия средств не хватит, но мать только пожала плечами и заявила, что Альбус поедет, даже если придется продать дом. Еще бы — каждый молодой человек из приличной семьи обязан был после школы посмотреть мир, а о приличиях Кендра Дамблдор не забывала никогда.
А вместо этого — бледное мертвое лицо, растерянный Берфи… и сестра, молча сидящая на кровати. Убийца.
Альбус не стал произносить этого вслух. Только подумал. Но Аберфорт, кажется, что-то понял, потому что слишком уж зло сверкнул глазами.
Думать, что Кендра больше не появится в столовой, было… неприятно. Но масштаб постигшей его катастрофы Альбус понял гораздо позже. Уже после похорон. Когда Батильда Бэгшот, поднеся платочек к глазам, вздохнула:
— Как жаль. Кендра была прекрасная женщина… Что ты собираешься делать, Альбус? Устроишься на работу?
— На…
— Насколько я знаю, у вас осталось не слишком много денег… А у тебя на руках брат и сестра.
Так и сказала — «на руках». Словно они щенки или младенцы.
— Будь Ариана здорова, ты мог бы отправить обоих в Хогвартс и спокойно заняться карьерой, но…
Батильда говорила еще что-то… Альбус чувствовал, как на затылке дыбом встают волосы. От темного, непритворного, почти забытого ужаса. Как будто мать снова отвела его в Азкабан, и Альбус увидел пустые, поблекшие, бессмысленные глаза отца.
Тогда Альбус молча попятился, ткнувшись спиной в холодную каменную стену.
Теперь опереться было не на что.
— Можно попробовать в больницу Свя…
— Мама не хотела этого! — выкрикнул Аберфорт, сжимая кулаки.
Мальчишка… Какое имеет значение, чего именно она хотела? Уж в любом случае не смертельного заклятия, исполненного обожаемой дочуркой!
Но вслух Дамблдор-старший сказал совсем другое:
— Нет, миссис Бэгшот. Разумеется, я выполню свой долг.
Вечером он лежал без сна в своей старой спальне, в которую намеревался никогда больше не возвращаться, и считал трещины на потолке. Одна, вторая, третья…
Просто чтобы не завыть в голос. Чтобы не разгромить этот дом. Чтобы не выхватить палочку, не ворваться к Ариане и…
Она трижды сломала ему жизнь. Арест отца, переезд, смерть матери… Сколько можно?!
Маленькое чудовище с большими грустными глазами. Семейное привидение. Семейное проклятие.
А через несколько дней, когда Альбус вышел в сад, он обнаружил там — ну, или почти там, учитывая, что пришелец оседлал забор, — красивого блондина с яркими, странно темными глазами на загорелом лице.
— Привет. Я Геллерт. Племянник миссис Бэгшот. Она говорила. Тебя ведь Альбус зовут? — проговорил незнакомец быстро, с каким-то странным акцентом, и без приглашения спрыгнул прямо на клумбу с мелкими цветочками. Альбуса, понятное дело, клумбы не интересовали, но он представил себе кислое выражение на лице Аберфорта… и неожиданно для самого себя улыбнулся.
Так все и началось.
По-хорошему от Геллерта можно было с ума сойти.
Он мог явиться с рассветом, взлететь в окно спальни второго этажа, усесться на подоконник и там дудеть малознакомый победный марш, пока Альбус не протрет наконец глаза. Мог окатить водой. А мог не появляться до полудня, не отвечать на послания, а потом сова швыряла в то же окно вопилку: «Спал. Хочу на волю. У вяза через полчаса, принеси бутерброд».
Когда это произошло в первый раз, Альбус, окончательно обозлившись, уже сел за «Транфигурацию сегодня» и отвечать на нелюбезное послание не собирался. Да только к вязу его словно арканом притянуло. Как раз полчаса ушло на борьбу с собой.
Геллерт, уже сидевший под деревом, без лишних слов откусил полбутерброда, потом выхватил у Альбуса журнал и принялся листать его.
— Чушь, — вынес он приговор через минуту и, размахнувшись, швырнул журнал в заросли крапивы.
— Знаешь, это уже… — начал было Альбус, но Геллерт только ухмыльнулся — и слова застряли в горле.
— Слишком? А меня всегда «слишком». Не ожидал, что ты мыслишь так банально.
Дамблдор не нашелся, что ответить.
— Брось, это все глупости. И вообще, тебе никто не говорил, что ты слишком уж серьезно относишься к жизни? Она того не стоит, поверь на слово… Особенно твоя собственная. И вообще, самое главное — найти, куда ее можно прислонить.
— То есть?
— Ну, сделать так, чтобы хоть один день был прожит не зря. А ты журналы читаешь. Берешь. А надо отдать.
— Отдать — что? Последнюю рубашку? — ехидно спросил Альбус. Ему уже стал надоедать этот беспечный попугай, как назло, вырядившийся в форменную кроваво-красную мантию Дурмштранга и нацепивший поверх, не иначе как от большого ума, вязаный шарф в белую и желтую клетку.
— Кому нужна твоя рубашка, да еще ношеная? — отмахнулся Геллерт. — Я не об этом. Ну, смотри, — он так стремительно вскочил на ноги, что Альбус даже отшатнулся. — Ты помнишь, кто придумал заклятие невидимости?
— Н-нет, — ответил Дамблдор с запинкой.
— И я не помню. И никто не помнит. Но все пользуются. Вот это и значит — отдать. Или смотри — восстания гоблинов. Ты помнишь имена вождей?
— Ну да, я же учил…
— Во-о-о-от! А толку от них? Гоблины в загоне, волшебники в загоне, оборотни в загоне… Все в загоне, кроме маглов. Память у них короткая, зато хватка железная. Историю знают единицы, но все пользуются. Понимаешь? Оставить свой след. Не в учебниках — это чушь! В вещах. В заклятиях. Ну, или хотя бы в мозгах — тоже хлеб…
Геллерт тараторил без умолку, так, что и словечка нельзя было вставить.
— А ты — трансфигурация! Кому от нее польза?
— Всем! — энергично возразил Альбус. — Знание — это…
— То, что копят немногие. А понимают и используют — на нынешнем уровне — вообще единицы. Ну, и к чему это все? Угробить жизнь на пару упоминаний своей драгоценной фамилии в специальных изданиях? Бред, — Геллерт энергично рубанул ребром ладони по ни в чем не повинному воздуху.
И тогда Альбус не выдержал и захохотал.
— Ты чего? — спросил Геллерт без улыбки.
— Да так… просто…
— Нет, ты скажи. Я что, похож на клоуна?
И смех замер на губах. Ответить честно — что похож? А вдруг…
Геллерт, видимо, что-то понял, потому что сердито нахмурил светлые брови.
— Знаешь, я не против быть клоуном, по крайней мере, для тебя, но вранья не терплю, — сказал он категорично.
— Просто ты так быстро говоришь… и шарф еще этот…
— Тебе не нравится шарф? — Геллерт задумался на мгновение и вдруг принялся быстро-быстро разматывать бело-желтое полотно.
— Это подарок тетки. Ей приятно, что я его ношу, — объяснил он. — Но раз моя внешность имеет такое значение, скажу, что потерял.
Геллерт беспечно улыбнулся и приготовился отправить злосчастный шарф вслед за журналом, но Альбус удержал его руку.
— Я не то имел в виду, — пробормотал он. — Ну, то есть, если это подарок… Почему я? — вырвалось вдруг, и Дамблдор почувствовал, что неудержимо, позорно краснеет.
— А попробуй найти в радиусе ста миль еще хоть одного нормального человека, — ехидно парировал Геллерт.
Альбусу было бы легче поверить, что приятель правдив, если бы тот не столь старательно вглядывался в густую листву.
— А почему маглы не в загоне? — спросил Дамблдор, чтобы сказать хоть что-нибудь.
Выяснилось, что если задать Геллерту правильный вопрос, он говорит куда медленнее. И куда более вдохновенно.
Сначала они еще пытались расставаться. Ночью. Но после двух недель беспрерывного клекота сов и хлопанья крыльев у открытых в честь лета окон тетушка Батильда намекнула племяннику, что ежели кое-кому не спится, это еще не повод мешать спать другим. Особенно птицам.
Пришлось принять меры. Альбуса никто не контролировал, а Батильде было совершенно все равно, где ночует племянник, тем более что Дамблдор слыл в округе юношей с прямо-таки безупречной репутацией. Так что Геллерт в его обществе при всем желании не мог что-нибудь натворить. А насчет «натворить» племянничек был мастер…
Когда Альбус совершенно случайно услышал эту фразу, взбегая вверх по лестнице в комнату Геллерта, он лишь отмахнулся. Что они понимают в жизни, эти старые клуши?
Оказалось, что раньше Дамблдор и знать не знал, что такое дружба. Не ленивые перешептывания в спальне, не обмен последними новостями и сплетнями за завтраком, не помощь в домашних заданиях и даже не Элфиас Дож, который смотрит на тебя с искренним восхищением (и не он один) и при этом может быть достойным и остроумным собеседником. Нет.
Дружба — это когда ты просто не можешь замолчать… и не можешь не слушать.
Когда невозможно расстаться, потому что внутри, пробужденные, разъяренными мантикорами мечутся мысли, и нет способа выпустить их наружу, только поделиться. И не со всеми — с одним-единственным человеком…
Они в итоге и перестали расставаться. Действительно — сколько можно мучить сов?
— Ты посмотри, как мы все живем!..
Ночью, в полной темноте, на любимом подоконнике. Кажется, стоит закрыть глаза — и он улетит. Туда, к звездам. Танцевать с ветром.
— Прячемся, словно преступники. Можно подумать, маглы, узнав о нашем существовании, прямо-таки удивятся! Да им только волю дай! Ты себе не представляешь — у них та-а-акие книги! Ягнята какие-то новорожденные, привидения… Да они жаждут магии, понимаешь? Жаждут! Предсказаний, вечной жизни, скатерти-самобранки, воскрешения из мертвых… Только не знают, куда ткнуться.
— Да кому интересны эти маглы? — говорит Альбус от души и на мгновение — всего на мгновение — видит пустые глаза отца…
— Ну, им самим, наверное, — смеется Геллерт. — Разве мало? Но я же тебе говорю: они сами не против, чтобы магия — была!
— Откуда ты столько знаешь о маглах?
— Так мы, знаешь ли, по одной земле ходим. А они куда интереснее, чем всякие твои фол-лианты. Живые все-таки… Ты и сам мог бы поинтересоваться, их же тут полно!
Мысль странная… и укладывается не в голове даже, а в груди, как спокойная до поры до времени змея.
— Вот смотри: живем на одной улице, а они и понятия не имеют, что мы рядом. И если что — стирание памяти… А ты знаешь, что такое эти стирания? Они ж тоже люди!
— Люди? — глухо переспрашивает Альбус. — Да из-за них…
И внезапно скрытое, почти забытое — вырывается наружу.
— Из-за них я торчу в этой дыре, а Ариана… они на нее напали, понимаешь? А папа…
Вырвалось это детское, это глупое, это… это…
А Геллерт уже гладит его по волосам.
— Успокойся. Я сейчас уйду. Потом поговорим, ладно?
Он словно читает мысли. Будто понимает, что таким Альбуса никто не должен видеть… Даже Геллерт. Да и сам Дамблдор – тоже..
Осторожно прикрытая дверь. Легкие шаги на лестнице. И только голос — везде и нигде.
— Всем будет лучше…
Дамблдор срывается с кровати, свистом подзывая сову.
«Да, ты прав, — перо рвет пергамент. — Ради высшего блага».
Аберфорт скользит по дому странной тенью. Ариану не видно и почти не слышно.
Они призраки. Сама эта деревня — призрак. Испытание.
А у настоящего — соломенные волосы и темно-серые глаза. Веселая улыбка, и верхняя губа чуть толще нижней. Белые крупные зубы чуть выдаются вперед. Звонкий баритон, быстрая речь, резкие движения.
Если бы настоящее не было таким… легкомысленным!
Геллерт менял планы на будущее каждый день. Иногда чаще. Иногда казалось, он вообще не понимает, что это такое.
— Да зачем загадывать? — встряхивал он отросшими до плеч волосами.
Но чаще бывало другое.
— Ты же возьмешь меня с собой, когда поедешь путешествовать? — говорил он утром, как будто Альбус уже собирал багаж.
— Чушь это все, — впадал в уныние вечером. — Ничего не получится. Без тебя я и кната не стою, а ты… ты слишком умный, чтобы тратить жизнь на этих жалких тварей, смеющих называться людьми...
— Я решил! Говорят, на Тибете можно узнать такое, чего нигде не расскажут! И вообще — познай себя … Точно. Я уеду и стану отшельником.
— Смотри, я тут кое-что набросал… Может, напишем книгу? Надо же искать сторонников!
— Геллерт, ты не мог бы остановиться на чем-нибудь одном? — спросил как-то Альбус после совершенно идиотского заявления о том, что Геллерт собрался поступать в магловский университет на факультет экономики.
— Я же ничего не решил… — Геллерт посмотрел на него как-то странно. И неожиданно сказал:
— Я и не могу решить без тебя. Мы же вместе, верно? Один я ничего не сделаю…
Дамблдор отчего-то не сомневался, что сделает. Еще как сделает… Но ведь необязательно об этом сообщать?
— Ну, уж в магловский университет я точно не пойду, — фыркнул он, переводя разговор в шутку.
Так оно и длилось. Бесконечное, беспечальное, безмятежное лето.
— Это действительно разумно. Пожалуй, самое разумное, что можно сделать. Маглов слишком много, но если они не станут сопротивляться, им же будет лучше! — Альбус привычно смотрел в потолок, но уже давным-давно не считал трещины. Даже не замечал, прибавились ли новые или все осталось, как есть…
— А сам-то ты чего хочешь? — неожиданно спросил Геллерт с подоконника.
— Я? — Альбус был сбит с толку.
— Ну да.
— Свободы! — вырвалось у Дамблдора прежде, чем он сообразил, что именно говорит.
— А ты уверен, что она тебе нужна?
Лишь много позже Альбус понял, что Геллерт даже не спросил, почему Альбус считает себя узником.
А тогда Дамблдор просто ответил:
— А разве нет?
Много лет спустя газеты взахлеб орали яркими, крупными заголовками: «Победа! Победа! Гриндельвальд повержен! Альбус Дамблдор…»
Альбус Дамблдор.
Герой дня. Да что там — герой столетия!
Потребовалось шесть лет. Множество высококлассных магов всей Европы и даже мира. А маглов, погибших в боях за чужое благо, считать было просто страшно.
Все это понадобилось для того, чтобы Дамблдор смог добраться до Гриндельвальда. Просто добраться и вызвать наконец на поединок.
Если совсем уж честно — чтобы его вынудили ответить на давно брошенный вызов.
Власть Гриндельвальда стала почти безграничной, притом что держалась непонятно на чем. Даже символ Даров Смерти незаметно уступил место странному угловатому колесу. Даже всеобщее благо — хорошо сказано, разве нет? — ни разу не было упомянуто.
Геллерт почти не сопротивлялся. Дамблдор как и все остальные, даже не подозревал, насколько обессилел величайший из темных магов всех времен.
А ведь должен был подозревать.
Поднятая из руин страна. Цветущая экономика. Безропотно падающие в бездонную оскалившуюся пасть земли и народы. И всеобщее блаженное ослепление.
Всеобщее благо. Разве нет?
Быть счастливым совсем не обязательно. Главное — чувствовать, что счастлив.
Геллерт давно уже в тюрьме. В своей собственной тюрьме. Он строил ее для других и попал в ловушку сам.
Больше никогда и нигде он не спрыгнет с забора. Не улыбнется — беспечно и весело. Не перевернет с ног на голову привычный и страшный в своей обыденности мир.
Больше никому и никогда он не подарит счастья.
— Ариана…
— Это был я. Успокойся. Простая авада. Вы с братом так самозабвенно сражались…
— Но зачем?
— Ты же хотел быть свободным, Альбус. Или нет?
И странно мудрая улыбка на странно юном лице
