Глава 1Hо как-то pаз с утpа я выпал из окна
Я счастлив был с тобой, пpощай моя жена!
А ночь пpийдет опять, но ты не будешь спать
А сядешь в уголок и будешь вспоминать
Ты пела динь, динь, ди-и-нь
Шептала дам, дам, дам,
Тебя в обиду милый я не дам.
Ты пела дам, дам, да-а-м
Шептала динь, динь, динь
Мне хоpошо с тобою...
"Ногу Свело" ("Лилипутская Любовь")
Гермиона Уизли уже давно чувствовала себя старше своих сорока, хотя вовсе на них не выглядела. Она не совсем понимала, в чем же дело, а когда поняла, то что-то менять было уже поздно. Гермиона поняла насчет себя самой все, и даже больше того. От этого понимания ей сделалось горько, но потом Гермиона ощутила под ногами привычную почву и попыталась мыслить рационально, как привыкла. Она и жила так же - рационально, четко, каждый день - словно одна из заполненных убористым почерком строчек в ее ежедневнике: «Гермиона Уизли – типичная деловая женщина, отличный работник, непримиримый оппонент в спорах, борец за свое дело, и ей никогда и в голову не приходит выбрать не тот поворот или в утлой лодочке плыть через пороги».
Она уже давно была женщиной, живущей в миллионе миль от того счастья и благополучия, которые на самом деле были совсем рядом – только протяни руку, но у нее на это просто никогда не хватало времени.
Кто же из них – она или Рон – первым почуял тревожные симптомы? Да ведь и сложно было бы почуять какие-то там симптомы, когда время, что они с Роном проводили вместе, можно было спрессовать в час-два в неделю. Не считая времени сна, конечно. Спали они по-прежнему в одной постели, но Гермиона слишком уставала, что ли, или что-то в ней потухло, сжалось: однажды она обнаружила (без особого, впрочем, удивления), что в последний раз они с Роном занимались любовью целых три месяца назад, она, видите ли, готовила доклад для международного съезда организаций по защите прав магических существ, все время была очень занята, и, поймав себя на мысли, что этот доклад важнее ее собственных семьи и детей, не успела удивиться этому или ужаснуться. Задумываться было особенно некогда, и Гермиона снова с головой погрузилась в работу, не спала ночами, а если все-таки спала, и спала дома, то утром, проснувшись, привычно обнаруживала на душе только свинцовую серую усталость, а на кухонном столе - остывший завтрак.
Дети только недавно вернулись в Школу после Рождественских каникул, и они с Роном с облегчением забросили попытки изобразить нормальную семью, а может, они вообще зря старались, потому что Хью и Роза уже не были детьми. Или все же были?
Гермиона никогда не считала свой брак ошибкой, вообще все допущенные ею ошибки можно было перечесть по пальцам одной руки. Вот недостаточно продуманным шагом – возможно. Конечно, Гермиона хотела бы поговорить с Роном, все обсудить и прийти к разумному соглашению, но с некоторых пор у Рона, кажется, открылась тотальная аллергия на все «разумное». Однажды вечером он просто изо всех сил хлопнул дверью и скрылся в неизвестном направлении, вернее, это ему казалось, что в неизвестном. Гермиона знала, конечно, где его искать, но не стала этого делать. Рон изредка присылал ей письма (остыв, он всегда извинялся первым, но не в этот раз), в них он просил «пока оставить все как есть». Гермиону это вполне устраивало. Когда-то ее судьба сделала столько резких поворотов, что некоторое время вполне можно было бы обойтись и без них.
Дом казался пустым, но Гермионе проводила там минимум времени. Ночами тишина была оглушительной, комнаты распухали от переполняющей их пустоты, Гермиона сделалась рассеянной и вялой. Никто не способен был ее разозлить, ничто не в силах было вывести ее из равновесия. Движения ее были точными и выверенными, речи - убедительными, а способности к дипломатии взлетели на прежде недосягаемый уровень. Но отчего тогда была такая пустота внутри, отчего надежды расползались, словно наскоро сметанные, а мысли застывали, отчего?
Задача была совсем несложной, а ответ лежал на самой поверхности. Рон все еще был частью жизни Гермионы, неотъемлемой, такой же, как подъем до рассвета, как полуночные бдения над очередной статьей, или…
Прошел месяц или два, и Гермиона привыкла к новому положению дел. Ни Гарри, ни Молли, ни кто-либо еще ее не осуждал, или же Гермиона настолько разучилась чувствовать настроение других людей, что просто неспособна была заметить этого осуждения. Дни и недели следовали друг за другом согласно четкому расписанию, ежедневник полнился записями, секретарь вел оживленную переписку на пяти языках, и все было просто прекрасно.
Когда у Гермионы впервые за долгое время выдался свободный вечер, она упаковала вещи Рона и убрала их подальше, и времени на упаковку у нее ушло отчего-то гораздо больше, чем было запланировано, наверное, потому, что она сначала ругала себя, а потом сдалась, и, если уж хотелось взять, к примеру, свитер, и рассмотреть его поближе, и в руках подержать подольше, и не просто затем, чтобы определить, насколько тот чистый, то так она и делала. Следующий свободный вечер случился у нее только через две недели, и Рон явился за своими вещами, похожий на домашнего кота, наконец-то дорвавшегося до уличных радостей и свободы, но, тем не менее, явно счастливого из-за того, что хозяева все же впустили в дом. В тот вечер они вместе напились и вполне мирно разговаривали, как старые знакомые. А они и были старыми знакомыми. Столько не живут, пошутил Рон. Они давно так не говорили – может, это и было всему виной. В их жизни и впрямь образовалась пропасть, в которую постепенно сползало все, что когда-то было таким привычным – сочувствие и ирония, любовь и доверчивая радость. Но в тот вечер как будто все вернулось. Часы давно пробили полночь, а Рон и Гермиона все сидели в гостиной…
В третьем часу ночи бокал выпал у Гермионы из рук, покатился по толстому мягкому ковру. Рон, пошатываясь, поднялся, устроил ее на диване, прикрыл пледом, и, повинуясь пока еще не до конца истребленной в себе привычке, направился в спальню, где упал на кровать и уснул, не раздеваясь.
Утром Рон и Гермиона проснулись, добрались до кухни и виновато посмотрели друг на друга. Или ей это показалось, что виновато? Голова у Гермионы гудела и разламывалась, она упала на стул и стала наблюдать за Роном, который, не очень уверенно перемещаясь по кухне, шарил в шкафчиках в поисках антипохмельного зелья и бурчал себе под нос, что в этом доме, как и прежде, ничего нельзя найти. Гермионе показалось, что «как и прежде» он произнес вовсе не недовольно. Рон, наконец, нашел искомое, и, шутовски раскланявшись (за что поплатился дружеской встречей с дверцей холодильника и ссадиной на лбу), заявил, что весьма признателен Гермионе за то, что та собрала вещи, но вовсе не обязательно было так стараться, если она была настолько уж на него зла, то вполне могла бы просто вышвырнуть их из окна – слава Мерлину, он уже не беден, и может позволить себе обновить гардероб, особенно если прежний стал жертвой форс-мажорных обстоятельств. Разгневанная Гермиона, швыряющая из окна чемодан неверного мужа и орущая на весь квартал – и впрямь форс-мажор, да и муж вовсе не был неверным, по крайней мере, в то время, когда это еще имело значение.
Они оба засмеялись. Кто сделал тот шаг - он или она? Гермиона не сможет потом этого вспомнить. Вспомнит только, что они стояли друг напротив друга, а невысказанные обвинения висели в воздухе плотной пеленой. Кто обошел вокруг стола с такой непреклонной решимостью, словно лез на вражеские баррикады? Рон не вспомнит. Гермиона тоже. Некоторые вещи имеют обыкновение стираться из памяти. Зато она точно помнит: жалела о том, что на столе так некстати оказалась дурацкая вилка, впившаяся в голую спину, а Рон не понял, что это Гермиона вдруг взвизгнула и попыталась вырваться, хотя до того воспринимала все его действия с явным одобрением.
Найти бальзам для мгновенного заживления мелких ран и царапин оказалось легче, чем антипохмельное зелье, а вещи Рона были распакованы обратно и распределены («расшвыряны пинками», вовсе не сердито отметила Гермиона) по дому в тот же день.
КОНЕЦ
Комментарий от автора: ни в коем случае не претендую на мега-серьезность, новые идеи и прочие важные вещи. Я люблю эту пару, люблю каждого из них по отдельности и считаю, что вместе им хорошо. Но - не безоблачно))
А, вот еще что. Название фика - строчка из песни гр. "Brainstorm"
