Глава 1Название: Сейчас он войдет
Автор: И-Тиу
Жанр: ангстороман))
Категория: гет
Пейринг: во е-мое, ГГ/РУ...
Рейтинг: PG
Размер: чрезвычайно крохотное мини.
Саммари: Автор наворотил гудшип, искренне думая, что садится писать пампкинпай или гермидраку. Более такого не повторится. Кроме того, теффачкинизм у автора цветет пышным цветом. В качестве ответного шага, хотя вообще-то от чистого сердца — посвящается PsyCrow.
Комментарии: температуроподобное состояние, ну что вы ко мне привязались, скоро все пройдет. Следующим напишу фем, честно-честно. Пост-war.
Огромная авторская просьба: подозреваю, что кто-то тут серьезно ООС. Предупредите, если это действительно так.
Отказ: автор ни в чем не виноват
Размещение: забирайте, скажите мне
В качестве предисловия хочется сказать, что у автора появилась авторская темка http://www.hogwartsnet.ru/forum/index.php?showtopic=12794, поэтому ругаться на него стало возможно и здесь.
И ни друзей, ни семьи, ни дома настоящего нет.
Иногда подходишь к окну, смотришь, как в многоэтажках напротив загораются огни. Радуешься за кого-нибудь там. Иногда садишься на голый подоконник и думаешь, что это действительно победа – когда в окнах напротив люди по двое ложатся спать.
Лбом в колени — плакать почти разучилась. Сидишь, запуская тонкие пальцы в неопрятно забранные волосы, царапая длинными ногтями кожу головы.
Краска с подоконника почти вся слезла. Батарея ледяная. За стеклом — послесумеречные январские заморозки.
Стекло спасает левую щеку от самовозгорания.
Сейчас он войдет в комнату с двумя большими дымящимися кружками в руках. По ночам вы пьете чай с лимоном.
Ты соскочишь с подоконника, нечаянно смахнешь со стоящего у окна телевизора уже вчерашний «Пророк», застынешь посреди комнаты и будешь ждать, пока он неспешно приблизится.
В темноте («Нет, Гермиона, зачем нам двоим свет...») его лицо покажется нарисованным прямо в воздухе карандашом.
Грифельный нос. Грифельные губы, опять уголками вниз — он не расстроен, он всегда так. Грифельные глаза. Сейчас очень темные, с грифельными широкими зрачками. Грифельная линия щек.
Ты будешь разглядывать его так долго, что ночь потеряет счет вечности.
— Гермиона...
В его голосе будут насмешка и укор.
Ты поспешно возьмешь из его рук одну кружку, опустишь глаза. Тебе будет неловко: в последнее время ты растеряла всю свою сдержанность и стала совсем нелепой и импульсивной. Ты боишься, что он не будет любить тебя такой.
А он сядет на по-утиному скрипнувший диван и сделает глоток горячего кислого чая.
Ты снова заберешься на свой подоконник и устремишь взгляд в заморозки.
Лбом в колени — и за окно уже не смотришь. С трудом поворачиваешь голову и щуришься в темноту дверного проема. Сейчас он войдет. А все это: подоконники, окна, двери — все это не страшно.
— Гермиона, — простуженным голосом говоришь сама себе. Получается низко, хрипловато, торопливо... Ты слышишь его интонации и улыбаешься. Прижимаешь ладонь к горящему лбу, массируешь пальцами виски — голова трещит зверски, до тошноты.
Указательным пальцем трешь переносицу. Тоскливо смотришь в стекло, а палец сползает на растрескавшиеся губы, и ты почти удивленно трогаешь их — тонкие, жесткие, шершавые. Думаешь, что никак нельзя целовать его этим ртом. Отдергиваешь руку, облизываешь губы и прижимаешься ими к стеклу.
Хочешь обнять стекло, но пальцы скользят, и ото лба растекается обжигающий холод.
Сейчас он войдет, а ты сидишь на холодном окне, и он — непременно неслышно! — подкрадется и поцелует в шею.
У него большие и очень красивые ладони, и сейчас он войдет и обнимет тебя, и сожмет твое удивленное лицо этими ладонями, и твое сердце ухнет в пятки. Ухнет, как всегда. Как в первый раз.
Голова болит так, что даже сводит скулы, и за ушами холодно.
Лбом в колени — и уже совсем не страшно. Сейчас он войдет.
— Рон? — говоришь ты уже своим голосом, не поднимая головы. — Пожалуйста, разбуди меня завтра в девять, если сам проснешься. Выходной, но столько дел...
— Рон, — говоришь ты через несколько минут, горящим лбом все еще утыкаясь в колени, — сегодня был чертовски тяжелый день, Рон. Но мы же никогда не дадим друг другу устать, верно?..
— Рон... — очень тихо и отчаянно говоришь ты еще некоторое время спустя. — Ты здесь?
Комната молчит, и ты отвечаешь его голосом:
— Я всегда здесь.
Сейчас он войдет — только что с задания — ах, эта его чертова аврорская работа! Ты соскользнешь с подоконника, смахнешь неосторожно вчерашний «Пророк» с пыльного телевизора. Он зажжет свет в комнате, и ты поймешь, что здесь тепло, и подоконник у вас вовсе не обшарпан — он новый, пластиковый, месяц назад появившийся в доме вместе с новым окном.
Сейчас он войдет. Он всегда возвращается с этой своей дрянной работы — под утро, злой, трезвый, небритый, уставший — до твоей головной боли уставший.
— Сейчас он войдет, — говоришь ты — лбом в колени. — Сейчас он вернется, — ты обнимаешь свой немножко — пока незаметно для других — округлившийся живот. — Он обязательно придет, малыш, — говоришь ты, стискивая зубы.
Тебе страшно. Такими ночами у тебя ни друзей, ни семьи, ни дома настоящего — нет. И когда ты смотришь в окно — хорошо, если ты радуешься за кого-нибудь там.
Сейчас он войдет. Вот сейчас.
Надо просто закрыть глаза и позвать его.
14 декабря 2007 г.
