- И вы продолжаете утверждать, что вы волшебник?
- Да! – выкрикнул я и с яростью взглянул на доктора.
Доктор, обладатель светло-рыжей бородки и очков в роговой оправе, смотрел на меня с бесконечным вниманием и пониманием, как, в принципе и должен смотреть на пациента каждый уважающий себя психиатр.
- Вы мне не верите?! – отчаянно вскрикнул я.
Доктор же в ответ только покачал головой.
- Что вы, что вы мистер Поттер. Конечно же, я вам верю. Волшебник так волшебник – с кем не бывает. Никто с вами не спорит.
- Нет, не верите! – начал ещё громче орать я, - я же вижу, что не верите! Вы считаете меня сумасшедшим! А я не псих! Я говорю правду!
Добрый доктор сделал какой-то знак двум стоящим позади меня санитарам. Я почти со слезами закричал:
- Я не сумасшедший! Я… Я Волдеморта победил!! Я мир спас!!!
- Никто не сомневается, - в очередной раз подтвердил доктор. Я, конечно, вырывался. Но мог ли я, человек далеко не спортивный и грозный противник лишь с волшебной палочкой в руках, справиться с двумя людьми, которые, как говорится, видали виды? И, уводимый, я всё же расслышал слова доктора.
- Бедный мальчик… Шизофрения…
Видимо, это про меня.
Я не помню, как сюда попал. И это главное, что я понял по пробуждению. А спал я долго – часов двенадцать. Ещё бы. Меня ведь накачали какой-то дрянью. Какие-нибудь транквилизаторы или что-то в этом духе…
Палата была вполне приличная, на одного человека, с окошком, в которое весело светило солнце. С решёткой, естественно. Но больше ничего, напоминающего жуткие кадры из фильмов, не было. Типа там ремней на кровати, ещё какой-нибудь ерунды.
Зря я, конечно, орал вчера про Волдеморта и про волшебство. Теперь меня точно в психи записали. Теперь попробуй, докажи, что не верблюд.
Мои воспоминания обрывались где-то на пол дороги в Литл Уингинг. Это было странное желание – навестить Дурслей после войны. Даже аномальное какое-то. Но, тем не менее, я решил его осуществить. И вот – я здесь. Видимо, плохая была идея.
Я, конечно же, стал ждать. Чего, спросите вы. Кого – отвечу я. Рона и Гермиону, естественно. Я столько раз вытаскивал моих друзей из передряг, и вот, наконец, пришла их очередь.
Я прождал весь день. Санитарки приносили еду, но есть не хотелось. Даже наоборот – стало тошнить. Наверное, от той дряни, которой меня обкололи.
Ночью тоже никто не пришёл.
Зато утром в палату заглянул добрый доктор с бородкой и спокойным тоном осведомился:
- Ну-с? От еды отказываемся?
- Нет. Просто есть не хочется, - честно ответил я.
Доктор неодобрительно поцокал языком и объяснил всю пользу здоровой диетической пищи. Я слушал вполуха. Что-то неправильно. Определённо неправильно.
- Доктор, когда мне можно будет отсюда уйти? – прервал я его монолог.
Психиатр внимательно посмотрел на меня, и в его голубых глазах и всепрощающей улыбке мне вдруг показалось нечто до боли знакомое…
- А вы куда-то торопитесь, мистер Поттер? Здесь, знаете ли, очень благоприятная атмосфера для восстановления нервной системы.
- Но я здоров! – возмутился я.
- Конечно, здоровы, - тут же согласился доктор, - скоро мы все в этом убедимся, и вы отправитесь домой.
Так для Гарри Поттера, мальчика-который-выжил, победителя Волдеморта, кавалера Ордена Мерлина за отвагу и т.д., началась жизнь в сумасшедшем доме.
Когда я увидел номер моей палаты, я даже обиделся. Шестой. Как будто в насмешку. Я хоть и не изучал нумерологию, но сразу понял – ничего хорошего мне не светит.
Жизнь была тягостной. Хотя в карцер с белыми войлочными стенами меня не запирали, смирительную рубашку не одевали, электрошок и подобные ужасы не применяли… Просто поили мерзкими таблетками, от которых клонило в сон, и принуждали играть в дурацкие игры для слабоумных. Я начал всерьёз подумывать о самоубийстве. Но ведь не зря же это психушка. Ни удавиться, ни зарезаться здесь абсолютно нечем, даже при самом большом желании.
А ещё нас собирали в кружки и просили о себе рассказать. Однажды попросили рассказать о своём детстве. Ну, я и рассказал. И про чулан под лестницей, и про то, как был боксёрской грушей для Дадли и его кампании, и про тётушку Марж с её питомцами. Про волшебство только промолчал, так как решил отныне про это помалкивать.
Рассказ произвёл впечатление на всех. Старушка с дергающимся правым веком безостановочно рыдала и называла меня бедным мальчиком. Даже медсестра, проводившая это занятие, выглядела растроганной. Я хмуро смотрел на них и думал – это ещё цветочки! Вот если бы я начал рассказывать про Хогвартс, и про философский камень, и про василиска, и про дементоров, и про Волдеморта… Вы бы поняли, что действительно может вызвать слёзы.
Через неделю я понял, что за мной никто не придёт. Я пробовал колдовать без палочки – но у меня ничего не получалось. Навалилась какая-то апатия и безразличие ко всему происходящему. Наверное, виной тому были таблетки, которыми меня пичкали, не знаю… Моя жизнь превратилась в странную череду сна и бодрствования, и иногда я не знал, где кончается одно и начинается другое.
Иногда я разговаривал с доктором. Хотя, говорил в основном он, а я пытался любым образом избегать скользкой темы волшебства и магии. Кажется, он это понимал, и наоборот старался вытянуть из меня подробности. Проводил всякие тесты. Спрашивал о детстве, об отношениях к родственникам, о школе.
Большинство же времени я проводил, играя в шарики с соседом из палаты номер семь. Недавно он по секрету мне признался, что лично убил Гитлера. Этот его «секрет» знала вся больница. Я не стал спорить и лишь пожал плечами. И через минуту с ужасом осознал, что в глазах доктора я кажусь точно таким же психом, как и мой сосед. И что думает он про меня точно то же, что и я про своего соседа из седьмой палаты.
Прошёл месяц. Я устал возмущаться даже в мыслях. Какая разница, в самом-то деле? Но вот пришёл момент откровения – и мои глаза раскрылись.
Доктор мне показывал чернильные пятна, а я рассказывал то, чем ни мне казались. И увидев одно, я и брякнул:
- Гиппогриф.
И тут же понял, что прокололся.
Доктор внимательно посмотрел на меня, и сказал:
- А я всё жду, не дождусь, когда вы мне поведаете о волшебстве.
- Волшебство бывает только в сказках, доктор, - ответил я ему, и почему-то покраснел.
Доктор укоризненно покачал головой:
- А в первый день нашего с вами знакомства, Гарри, вы мне другое рассказывали.
Я секунду помолчал.
- Я был не в себе, - ответил я, зная, что доктор мне не поверит.
Конечно, он мне не поверил. И под таким знакомым взглядом голубых глаз я сломался. Эх! Была – не была!
- Ладно, - согласился я, - слушайте…
И я рассказал. Психиатр внимательно меня слушал, и изредка кивал. Когда я закончил, в кабинете повисла тишина. У меня вдруг возникло сумасшедшая фантазия, что доктор сейчас улыбнётся и скажет: «Ну что же вы раньше молчали? Сразу надо было всё рассказать. Сейчас мы отправим вас в Нору. Ваши друзья уже с ног сбились, вас разыскивая».
- Скажу вам откровенно, - начал доктор, видимо решив, что образ доброго проповедника производит на меня самое большое влияние, - по всем показателям психически вы абсолютно здоровый человек…
- Так я здоров!
- Но…
- И всё что я сказал – правда! – перебил его я, - у меня есть доказательства! Вот шрам! – указал я на лоб.
- Это шрам от катастрофы, в которой погибли ваши родители, - мягко сказал доктор.
- А вот… вот… - я оттянул ворот футболки, - вот шрам от хоркрукса, медальона, что я носил на шее!
- Это след от ожога, Гарри, - продолжал парировать доктор.
Я протянул последний аргумент.
- Посмотрите на мою руку! Здесь можно увидеть – «я не должен лгать»!
Доктор внимательно посмотрел мне в глаза.
- Можно. Потому что вы ХОТИТЕ это видеть, Гарри.
Я хотел было ему возразить, но доктор решил взять более внушительный тон.
- Будьте откровенны с самим собой, Гарри. Вы ПРИДУМАЛИ этот мир.
- Нет, - замотал головой я.
- Я понимаю, - продолжил доктор, - жизнь сложна, и часто хочется сбежать от неё, погрузившись в мир собственных фантазий. И бывает, что люди порой совсем забывают о реальности, в которой мы живём. Что и произошло в вашем случае. Волшебства нет в этом мире, Гарри! И как только вы поймёте, что всё рассказанное вами – плод вашего воображения…
Он говорил, а я слушал. Внимал. И понимал, что это – правда. В другом случае меня бы вытащили отсюда уже давно. И ведь всё сходилось. Хотел друзей – пожалуйста. Хотел быть особенным – да ради бога. Хотел узнать о своей семье – нет ничего легче. Рон, Гермиона, Дамблдор, Сириус, Хагрид и многие, многие другие лишь шутки собственного подсознания.
- Я всё придумал… - прошептал я и посмотрел на доктора.
Тот лишь печально покивал головой.
- Неудачно сходил к доктору? – спросила меня санитарка. У меня с ней были хорошие отношения, и мы иногда довольно откровенно разговаривали.
- Нет, очень даже удачно, - без каких-либо эмоций ответил я.
Она вопросительно посмотрела на меня.
- Я понял, что я псих, - обречённо проговорил я.
- Это ещё что, - вздохнула она, - вот у меня вчера кошка люстру разбила…
- Я придумал себе мир, - продолжил я, - и жил в нём последние семь лет.
Я схватился за голову. Семь лет! Семь лет жизни!
- И хороший был мир? – как ни в чём ни бывало спросила санитарка.
- Это как посмотреть, - ответил я и вдруг начал рассказывать. Рассказывать всё – от первого письма из Хогвартса и до финальной битвы. В подробностях. Я рассказывал, всем сердцем надеясь, что я это забуду, или, по крайней мере, буду пореже вспоминать…
Я проснулся от лёгкого шума за окном. Я протёр глаза и понял, что слышу два переговаривающихся голоса. Бред… Это второй этаж. Но всё же я встал и посмотрел.
И онемел. Потому что то, что я увидел, не могло быть правдой. Решётка исчезла, а за окном маячили на мётлах Рон и Гермиона. Рон радостно улыбался и показывал что-то жестом. Видимо хотел, что бы я открыл окно.
Я закрыл глаза и изо всех сил тряхнул головой. Это просто сон. Это бред… Воспалённое сознание…
С тихим треском окно распахнулось. Рон и Гермиона не торопились исчезать.
- Гарри! – воскликнула Гермиона.
- Давай быстрей, - заявил Рон, - лезь на метлу и убираемся отсюда!
- Не-е-ет! – протянул я, - никуда я с вами не пойду!
Они недоумённо переглянулись.
- Гарри. Это мы, твои друзья. Ты что, нас не узнаёшь? – осторожно спросила Гермиона.
- Вы – галлюцинация, - уверенно сказал я, - а я не буду разговаривать с собственными галлюцинациями.
Ну щас! Полезу я на метлу! Что бы со второго-то этажа…
- Рон, - обеспокоено сказала Гермиона, - кажется, он в нас не верит.
- Сейчас поверит! – заявил Рон, видимо, недовольный, что его назвали галлюцинацией, - связываем его и аппарируем отсюда!
Этого сделать они не успели. Потому что на шум в палату зашла та самая санитарка, которой я рассказал всю свою подноготную. Как зашла, так и встала столбом, уставившись в окно.
И меня осенило.
- Ты их видишь?
- Ещё как, - заверила она меня.
Это был триумф. Я – не сумасшедший! Какое счастье! Даже после финальной битвы я такого не испытывал. На радостях я обнял санитарку и поцеловал её в щеку.
- Спасибо! – сказал я и бросился к окну, - где там моя метла?...
...Доктор в сотый раз обводил ошарашенным взглядом опустевшую палату номер шесть. Он смотрел на распахнутое окно и на то место, где раньше была решётка. Которая сейчас будто испарилась. Вспомнил уверения пациента из седьмой палаты, что его сосед улетел ночью на метле.
Он повернулся к санитарке.
- И вы ничего не слышали этой ночью, мисс Роулинг?
- Я услышала слабый шум, но когда зашла в палату, всё было так, как вы видите.
Она улыбалась про себя. Ведь теперь она точно знала, что волшебство в этом мире всё-таки есть.
