Журавлиные

Глава 1

Автор: Misery
Бета: И-Тиу
Название: Журавлиные
Пейринг: ДУ/АУ
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, драма, флафф
Тип: гет
Саммари: хотите в осень? Джинни и Артур приглашают вас! Смотрите, не заблудитесь. Все умерли. Инцест.
Предупреждение: инцест, еще раз повторяю. Если вас тянет блевать от одного только звука этого слова, не читайте. Так будет проще и мне, и вам.
От автора: не бить тапками, мне и так стыдно.
Примечание автора: вы можете оставить мне отзыв в авторской теме
http://www.hogwartsnet.ru/forum/index.php?showtopic=13363&st=0&#entry645205

Ровным клином летят журавли,
И, курлыча, стонут они
О них – о погибших и всё же живых,
О них, о них…
Леоненко Евгения, «Журавли»


Просыпаются.
Капли дождя - о стекло, осенние листья к земле прибивают, смывают усталость; у дождя – своя музыка, у дождя – свои стихи, у дождя даже правда – своя.
Клетчатым пледом одним на двоих укрытые, смотрят в окно – гадают, когда перестанет стонать их последняя осень и плакать на землю бесконечным потоком воды.
Вместе – синхронно – встают, улыбаются нежно друг другу, не смотрят в окно. (Потому что за окном – дождь, только дождь и серая мгла – размытые грязью дороги, пустые дома, за окном – то, чего боятся их души, за окном – память).
Делают завтрак, как когда-то, целое лето назад: она – разбивает куриные яйца, он – ставит на огонь сковородку («Завтрак по-маггловски», - с веселой усмешкой шепчет Артур).

Гарри не останавливается, Гарри бежит, Гарри почти у цели, Гарри осталось всего несколько шагов, позади – уже в бездне – Гермиона, Рон, миссис Уизли… только бы дотянуться, только бы…

Артуру слегка за сорок, Артур давно уже знает, что он сошел с ума, Артур иногда плачет по ночам; последняя осень – это так мало, когда ты уже так много успел увидеть, и недостаточно для своих лет - сделать.
Джинни всего семнадцать, Джинни недавно узнала, что сошла с ума, Джинни иногда плачет по ночам; последняя осень – это так мало, когда ты еще недостаточно успела увидеть, и так много для своих лет – сделать.
Когда Артур просыпается от ее сдавленных всхлипов, он сначала не может решиться: сказать ей, что знает, или нет?.. А потом гладит – по медным, блестящим в густой темноте волосам и шепчет бессвязно слова утешения, разве этого мало?
Этого мало, когда тебе семнадцать, а ты – заранее – исчезла.


Гарри бежит, Гарри падает, Гарри хватается дрожащей рукой за ступеньку, Гарри взбирается, его локти – в кровь, до ног бездна уже дотянулась, несколько отчаянных рывков… в голове Гарри молоточком бьется одна единственная мысль, сможет ли он быть хорошим мужем для Джинни – без ног?

Каждую осень мимо их дома пролетали на юг журавли.
Каждую осень – как по расписанию: протяжное курлыканье – гимн уходящему лету.
Этой - не-каждой - осенью они их не дождались.
- У журавлей намокли перья, - говорила Джинни, - у них так сильно намокли перья, что они не могут подняться в воздух. Поэтому они не прилетают. И уже никогда не прилетят. Это их последняя осень.
(«курл-карл-курл-карл-курл-карл»)

С тех пор они каждый вечер заняты только одним.

В кресле-качалке изучает технику бумагосложения – оригами. Темно-рыжие волосы с проседью путает пальцами, и кажется, слышно, как шелестят осенние листья под ногами несуществующих прохожих. Недовольно сводит к переносице брови и тянется к стопке бумаги, лежащей рядом на полу.
Новый чистый лист (десятки смятых разбросаны по комнате, вечерние тени касаются их, шелестят намокшие листья за окном, а кажется – Артур пальцами перебирает свои волосы) складывает пополам, еще раз пополам, наискось, загибает углы. Что-то не получается – он вновь комкает лист и бросает в центр комнаты.
- Помощь нужна? – смешинка в воздухе. Он кивает и улыбается – нежно.
Выскальзывает из-под пледа, откладывает «Квиддич сквозь века», смешинки – повсюду, смешинки - вокруг нее.
Лежат рядом с камином, локтями – в ковер, отчаянно жестикулируя, захлебываясь словами, перебивая друг друга, кажется, всю жизнь там лежали и еще тысячу лет пролежат.
Перед ними гирлянда зачарованных журавлей, вырезанных из бумаги. Крыльями друг к другу прикреплены – не улететь, не выпутаться. Нарисованные глазки отчаянно моргают, молят о помощи, маленькие рты надрывно пищат. Он ласкает бумагу шершавой ладонью, как часы назад ласкал кожу собственной дочери. Говорит:
- Они полетят.
- Непременно, - волосы – медная вязь – набок, взгляд – нежный – в огонь. Палочку вертит двумя пальцами, закусывает нижнюю губку, пристально смотрит.
Касается пальцами рукава его старого свитера.
- Журавли не пищат, ведь правда? – смеется.
(Смешинки в воздухе, смешинки повсюду, смешинки вокруг нее).
Забирает палочку, указывает ею на бумажных птиц (те испуганно корчатся, плачут).
Курлыканье нежное, прощальное, осеннее – после.
( «курл-карл-курл-карл-курл-карл»)

Гарри стонет, Гарри плачет, по запачканным грязью щекам Гарри текут слезы. Джинни стонет, Джинни плачет, по оцарапанным щекам Джинни текут слезы. Джинни рвется, Джинни кричит, а мистер Уизли – держит – крепко, за плечи, за талию. Прижимает к себе. Джинни пытается дотянуться до исчезающей руки Гарри, Джинни пытается поймать своим ртом исчезающий крик Гарри, Джинни пытается поймать своим взглядом последний взгляд Гарри… Джинни, задыхаясь, на колени падает: дверь – захлопывается, мир – рушится, смерть – откладывается.

Когда-то, всего лишь лето назад, она не знала, что шум дождя может так оттенять тишь комнаты.
Когда-то, всего лишь лето назад, она не знала, что можно так целовать отца.
Когда-то, всего лишь лето назад, она не знала, что это так сложно – умирать.

В сентябре они перебирали старые колдографии. Касались их пальцами, целовали – на прощанье, а потом кидали – в огонь.
Артур говорил:
- Пусть погибнут в огне, не хочу, чтобы они гнили здесь веками. Потом появятся новые люди, колдографии – в новые музеи, не хочу…
Запечатленные на бумаге рыжие кудри матери сгорали особенно быстро.
Последней была – Артурова.
Они думали, все колдографии кончились, они думали, что вся память сожжена.
Губами, что плоть от плоти его, ласкала сильные плечи, когда зацепилась случайным взглядом за одну - в поцелуях забытую.
Потянулась за ней. Ртом опухшим прошептала:
- Это ты?
- Я… - забрал фотографию, присмотрелся. Расстроился, не поверил.
- Ты такой… журавлиный, - смешинка в воздухе, смешинки повсюду, смешинки – вокруг нее.
Бумага – старая, пожелтевшая, маггловская. Отец – высокий, красивый, голубоглазый.
- Журавлиный, - кивком согласился и кинул в огонь.

Джинни плачет, Артур плачет, дом – стоит – не на жизнь, а на смерть. Дом не шевелится. Дом – крепость. Дом их защита. И древняя магия здесь не при чем, все дело – в любви. Если в доме будет любовь… в доме должна быть любовь…в доме была любовь… в доме будет любовь. Любовь внутри.


В октябре они читали вслух – друг другу. Маггловские истории – вечные как само Мироздание: о любви, о чести, о правде…
В полумраке гостиной под вой пронизывающего ветра, под шум дождя, стучащегося в их окна, под треск поленьев в камине.
Она клала свою головку ему на колени, а он читал – полушепотом, перебирая медные пряди ее волос. Чаще всего – легенды о короле Артуре. И о его молодой красавице-жене – Джиневре.
- Артур понял, что пропал…
- Артур понял, что эта женщина поймала его в свои сети…
- Джиневра принадлежала другому мужчине…
- Джиневра не должна была любить его…
- Он не должен был любить ее…
- Любили…
(А Нора-Камелот все так же стояла, крепкая, несгибаемая, как когда-то давно, до последнего защищая своего хозяина).

А еще пили чай. Прижавшись друг к другу под огромным клетчатым пледом, обхватив руками свои кружки, лежали-любили-страдали.
А потом пахли – по-домашнему уютно, сцепив руки в замок, она – уткнувшись носом в его шею, он – гладя ее хрупкие плечи.


Все. Кончено. Любовь – самая главная в мире сила. Любовь – бездна. Любовь сотворили, любовью и поглощены будут. В любви рожденные – от любви и погибнут… Любовь изнутри дом разрушает, любовь снаружи – как ураганом… не выдержит крепость великой силы самим Господом Богом порожденной.
Гарри плачет… Гарри стонет… Гарри любовью победивший, от любви пострадавший, с неба – где нет журавлей – наблюдает. Цвет волос Джинни и осенних листьев – одинаков, с высоты не различишь, кто где…

В ноябре журавлиная гирлянда была готова.
В последний осени день стояли, друг к другу в глаза не смотря, на крыше Норы, глядели на улицы – водою заполненные.
Остатки магии, каждый день исчезающей, позволили им заколдовать дом – ни вода, ни огонь не страшны… (Нора-Камелот вздрогнула и накренилась, она – охнула, Артур, рыцарь по крови, рыцарь по духу, – лишь крепче к себе прижал).
Стояли, за руки взявшись, смотрели на дождь, о землю разбившийся, на земле распластавшийся.
Насквозь мокрые (медные пряди прилипли к бледной коже, сильные руки их ласкают – не могут успокоиться).
Артур шепчет:
- Они полетят…
Артур шепчет:
- Прости меня…
Артур шепчет:
- Я люблю тебя.
Артур думает: «Плоть от плоти моей, Джиневра, Артуру принадлежащая и в горе, и в радости – уже тысячу лет - до самой смерти!».
Джинни говорит:
- Они не полетят…
Джинни говорит:
- Мы журавлиные…
Джинни говорит:
- Люблю тебя…
Вместе – на небо смотрели, бушующее, страшное, последнюю магию выедающее.
Вместе – журавлей заклинали: летит косяком гирлянда, курлычет, оторваться друг от друга не могут – заколдованные…
Вместе – взялись за руки, в глаза друг другу смотрели – исчезали.
Исчезли.
И только: «курл-карл-курл-карл-курл-карл», - по всей земле.