Пролог«Северус Снейп… Мне сложно подобрать слова, чтобы говорить о нем. Когда-то я мог бы написать целые тома о его жестокости, грубости, несправедливости, о его предательстве. Я мог бы написать о моей ненависти к нему, о том, как он исковеркал мою жизнь, лишил меня родителей, детства, как изводил меня все шесть лет в Хогвартсе, пока был моим преподавателем. Я мог бы… Если бы не одно обстоятельство, изменившее все раз и навсегда.
Когда-то я возвел его в ранг своего второго по значимости врага после Волдеморта и хотел его убить ничуть не меньше, чем самого Тома. У меня до сих пор стоит перед глазами, как он направляет палочку на Альбуса Дамблдора и произносит два страшных слова. В тот момент я окончательно убедился в его низости и двуличности. Какая-то часть меня радовалась, что наконец мои подозрения подтвердились и остальные увидели, что все это время я был прав, не доверяя сальноволосому ублюдку. Правда, подтверждение это далось мне слишком высокой ценой. Тогда я упивался своей ненавистью к нему. Именно в этой ненависти, в жажде мести я нашел силы изучить все то, что не мог постичь по его наставлениям: невербальные заклинания и окклюменцию. Я знал, что должен быть готов к нашей новой встрече, должен буду убить его.
Однако эта встреча произошла при таких обстоятельствах, при которых весь смысл мести терялся. Сначала Ордену из неизвестного источника поступила информация о том, что представляют собой оставшиеся крестражи и где их искать. Потом у меня было видение. Одно из самых страшных в моей жизни. Я видел глазами Волдеморта, который был просто счастлив раскрыть предателя. Предателем оказался Снейп. Никогда не думал, что видеть боль и страдания именно этого человека для меня будет столь невыносимо. Я едва остался жив, успев вовремя разорвать связь.
Я смог убедить других членов Ордена, что нам нужно напасть на указанное в сведениях место немедленно. Конечно, подготовка заняла какое-то время, и когда мы ворвались в поместье Тома Риддла, Снейп был уже в очень плохом состоянии. Жизнь едва теплилась в его истерзанном теле. Многие из нас все еще сомневались в нем… Что скрывать, я сам не был в чем-либо уверен. Я знал только одно: мстить ему мне как-то расхотелось. Всеми было решено, что надо сначала забрать его с собой и вылечить, а уже потом разбираться. В случае чего, казнить его мы всегда успеем, а простить себе его смерть, если он окажется невиновен, мы уже не сможем.
Нам не удалось поймать или убить самого Волдеморта, но нам досталась пара его крестражей. И это говорило в пользу зельевара, но все мы помнили, что он убил Дамблдора. Как-то объяснить или оправдать это чудовищное преступление не мог никто из нас.
Без сознания мой бывший профессор провалялся довольно долго. Я уж думал, что он все же не выживет, однако в один из дней Гермиона, которая помогала в лазарете, примчалась к нам с новостью о том, что Снейп пришел в себя.
Я был с Ремусом, Тонкс и МакГонагалл в тот момент. Все мы ринулись в больничное крыло, едва услышали сбивчивое сообщение Гермионы. Всех нас терзал один и тот же вопрос. И мы жаждали получить ответ.
Однако, как и следовало ожидать, никакого ответа не последовало. Снейп обвел нас презрительным взглядом и с трудом прохрипел что-то вроде: «Катитесь к черту! Я не собираюсь оправдываться». Мы угрожали ему Авроратом, судом и смертной казнью, но он лишь закрыл глаза и сказал, что смертью его сейчас не испугать.
Нам всем пришлось уйти. Мы решили допросить его еще раз, когда ему станет лучше, и мы не будем чувствовать себя преступниками, давя на него. Но если честно, увидев его помертвевший взгляд, услышав полный безысходности голос и вспоминая, как его пытали, я вдруг поймал себя на том, что отчаянно надеюсь услышать из его уст какое-то логичное объяснение его поступка. Оправдание этого поступка. Неожиданно для самого себя я вдруг проникся не то состраданием, не то уважением к нему, не знаю точно. Во всяком случае, моя слепая ненависть куда-то исчезла.
Время шло. Нам приходилось действовать очень быстро: нельзя было допустить, чтобы Волдеморт смог перепрятать крестражи или создать новые. Вопрос со Снейпом все откладывался, а тот пока выздоравливал. Никто из нас почти не общался с ним, только Гермиона, которая была его сиделкой. Но тогда я никак не связал этот факт с тем, что через месяц пребывания в лазарете Снейп изъявил желание высказаться.
Он сам настоял на веритасеруме, а колдомедики подтвердили, что зелье подействует, даже если когда-то Снейп принимал противоядие от него: он пробыл в лазарете слишком долго, чтобы такая защита продолжала действовать. Пользуясь случаем, мы оформили все как официальный допрос.
Когда Снейп заговорил, мне почему-то стало страшно. Меня пугало то, что я узнавал о директоре и его планах. Все это как-то не вязалось с тем образом доброго дедушки, который он создавал. Заставить человека дать Нерушимую клятву следовать его указаниям, приказать ему потом убить себя, обставить дело так, чтобы у убийства были свидетели, уничтожить в Ордене Феникса остатки доверия к их шпиону только для того, чтобы этот шпион смог пользоваться безграничным доверием Темного Лорда. Все ради того, чтобы узнать, где крестражи и как их уничтожить. По словам Снейпа, он прекрасно осознавал, что после всего этого ему не выжить. Либо его прикончит Волдеморт, узнав, что он его все-таки предал, либо его ждет смертная казнь за убийство Дамблдора и другие преступления, которые могли сойти ему с рук только в том случае, если было бы известно, что делал он это ради победы над Лордом. Он был уверен, что никогда не сможет доказать свою невиновность: Дамблдор не оставил каких-либо свидетельств в его пользу, боялся, что они могут попасть не в те руки раньше времени. А кто поверит на слово убийце?
– Но вы все-таки рассказываете нам это, – заметил я. – Почему?
Последовало короткое молчание, после которого послышался тихий ответ, произнесенный бесцветным от действия зелья голосом, но прозвучавший невероятно искренне и… да, наверное, трогательно:
– Я хочу жить… Если есть хоть какой-то шанс, – он мельком взглянул на свою сиделку, – я хочу использовать его.
О том, что был этот короткий взгляд, я вспомнил много позже, когда узнал об их романе. Гермиона и Северус Снейп! Я был не просто шокирован, я был раздавлен этой новостью. Мое желание прикончить зельевара вернулось из небытия, хотя к тому времени Снейп превратился для меня в настоящего наставника. Когда он покинул лазарет, мы не знали, что с ним делать. Отпустить его мы не могли: ему грозила опасность, да и он мог нас выдать. Никто так и не поверил ему до конца, поэтому допускать его снова до тайн Ордена или позволить принимать активное участие в войне тоже никто не собирался. Формально он оставался под арестом. Но что прикажете делать с человеком, который привык быть деканом, учителем и двойным агентом, а теперь оказался предоставлен сам себе 24 часа в сутки? Устройством его распорядка дня занялась Гермиона. Тогда у меня это тоже не вызвало подозрений: моя подруга всегда была не в меру деятельной и имела склонность помогать тем, кто этой помощи от нее не то что не требовал, но даже не хотел. Сначала она убедила всех, что Снейп вполне может заняться обеспечением лазарета медицинскими зельями. Он по-прежнему оставался одним из лучших зельеваров в Британии, поэтому колдомедики быстро дали свое согласие: у них слишком часто были перебои с поставками. Устроив эту часть жизни бывшего профессора, Гермиона принялась обрабатывать меня. Она убеждала меня, что если я хочу сразиться с Волдемортом и победить его, то лучшего наставника, чем Снейп, мне не найти. Не знаю почему, но я дал ей себя уговорить. О чем не пожалел ни разу.
Бывший профессор и бывший шпион подошел к своим новым обязанностям очень ответственно. Зелья, приготовленные им, время от времени негласно проверяли, но не обнаружили не только какого-либо преднамеренного вреда, но даже следов обычной халатности. В занятиях со мной он был по-прежнему суров, но я вынужден признать, что эта суровость помогала мне не сдаваться даже тогда, когда казалось, что уже не за что бороться. Во многом именно благодаря этому мне все-таки удалось победить в решающей битве, удалось уничтожить нашего общего врага.
Но все это было потом, а тогда я просто узнал, что этот престарелый слизеринец спит с моей подругой. Естественно я был абсолютно уверен, что это он совратил девушку, но когда я уже был готов вызвать Снейпа на дуэль, Гермиона призналась, что все было с точностью до наоборот. Оказывается, это она непонятным образом влюбилась в своего бывшего учителя, пока ухаживала за ним в лазарете. Она объясняла это тем, что увидела его совсем с другой стороны, разглядела его благородство и смелость, выдержку и стойкость. Конечно, в этом не было ничего удивительного. Учитель и ученица, врач и пациент – это так тривиально! Наверное, если бы речь не шла именно об этих людях, я бы даже не удивился. А так мне оставалось только смириться. Мне было не совсем понятно, как Гермионе удалось вызвать в Снейпе ответные чувства, но это объяснил мне сам Снейп на очередном нашем занятии, когда я не смог скрыть свое любопытство.
– Я всего лишь человек, мистер Поттер, – со свойственным ему равнодушием сообщил мой наставник. – Всего лишь мужчина. Кто в силах устоять, когда его так искренне любят?
Наверное, это было для меня самым неожиданным откровением за всю мою жизнь. Я вдруг понял, что он действительно человек. Обычный человек со своими желаниями, мечтами, планами на будущее, своим прошлым, воспоминаниями, чувствами, со своей болью и неуверенностью в себе. Такой же, как все мы.
С тех пор я наблюдал за ними. Должен признаться, что эта пара вдохновляла меня. Она заставила меня пересмотреть мои отношения с Джинни. Я научился у них тому, что для любви в жизни всегда есть место, даже когда мир катится в Тартар. Их взаимные страсть и нежность символизировали для меня все то, за что я должен был бороться, за что я мог бы умереть, если бы потребовалось. Они научили меня жить сегодняшним днем, не оглядываться на других. Они научили меня не бояться.
Тем страшнее для меня сегодня осознавать, что эта пара распалась и, вероятнее всего, навсегда. Я не знаю, как это произошло. Не понимаю, почему двое людей, буквально дышавших друг другом, когда мир вокруг нас рушился, расстались, едва все наладилось. Значит ли это, что все отношения, возникшие в экстремальных ситуациях, рано или поздно рвутся? Или это подтверждение слов скептиков о том, что возраст, происхождение, воспитание и социальный уровень значат гораздо больше, чем взаимное влечение, чем родство душ? Сейчас, когда я пишу свою биографию, когда ворошу закрома своей памяти, когда провожу «ревизию потерь», я понимаю, что эта потеря – одна из самых больших для меня, хотя я не имею к ней никакого отношения. Просто когда вот так, на моих глазах умирает любовь, я понимаю, что вместе с ней умирает и Волшебство, без которого наша жизнь не стоит ничего…»
Из воспоминаний Гарри Поттера,
Мальчика-который-выжил.
Глава 8, Лондон, 2005 г.
