Глава 1- Каникулы эти, Альбус, - строго произносит Минерва, неодобрительно поглядывая на оглушительно вопящих учеников, высыпавших в легких мантиях на улицу, - непозволительно затянулись. Февраль, а студенты носятся, как дети в канун Рождества.
Дамблдор ласково улыбается ей - всегда аккуратной и подтянутой, с туго затянутым на затылке пучком, из которого не выбивается ни одного непослушного волоска, в черной простой мантии, - и отеческим жестом кладет на плечо неожиданно крепкую руку.
- Не волнуйтесь, Минерва. Они и есть дети. Дайте им хотя бы этот день.
- Но… - декан Гриффиндора бросает еще один осуждающий взгляд в окно, - старшекурсники в последнее время слишком расслабились! Не менее половины моего класса не сдали домашние задания, в том числе Уизли, Поттер, Финниган и Малфой. Непозволительно! – повторяет она и качает головой.
- Так ведь погода-то какая, Минерва, - радостно говорит Дамблдор. – Видели вы в феврале когда-нибудь такое яркое солнце? Словно весна уже наступила. Можно ли осуждать детей?
- Не знаю, - Минерва поджимает узкие губы. – Я всегда ставила учебу на первое место в жизни.
«Я тоже, - думает Дамблдор, наблюдая за шестикурсниками, - а жаль».
Среди проталин в огромном дворе замка бегает столько ребят, что тяжело отыскать взглядом из этого волнующегося ребячьего моря кого-то определенного. Директор почти приникает длинным носом к толстому стеклу – со стороны он сейчас сам напоминает мальчишку, заворожено глядящего на витрину, за которой красуется безумно притягательная игрушка, которую ему никогда не купят. Его глаза теперь прикованы к одинокой худенькой фигурке, сгорбившейся на старой скамейке в дальнем углу двора.
Голова опущена, но на платиновых волосах и серебристой мантии заходящее солнце играет яркими бликами, и мальчик мог бы показаться сияющим ангелом… если б не был предателем, сыном ближайшего соратника Вольдеморта и Упивающимся смертью. Но сейчас Дамлдор видит в нем лишь длань Рока – сходство с юным золотоволосым принцем из летней страшной сказки далекой юности настолько явное, что кажется дурной шуткой богов. Что стало сейчас с ослепительным красавцем, зажигавшим умы и сердца по всему континенту, Альбус не знает – и, наверное, знать не хочет. Вечная осень мрачной черной крепости наверняка давно выпила безумца до дна – и сейчас он, подобно Дамблдору, стал стариком, высохшей насмешкой над собой прежним…
- …и даже несмотря на прежние традиции, я настаиваю на соблюдении приличий, - говорит Минерва. – Альбус, вы меня слышите?
- О да, конечно, - директор усилием воли заставляет себя оторваться от соблазнительного окна.
- Я никогда не одобряла это глупый праздник, - сообщает Минерва и еле заметно усмехается. – Помните Локхарта?
Директор помнит. Глупый позер – но такой забавный! И ему действительно понравился тот день. Вечером он тогда долго сидел за столом, мусоля в руках перо – ему почему-то ужасно захотелось сделать какую-нибудь глупость и написать… но
туда совы не долетают, а потому пергамент с уже написанной на нем фразой полетел в камин, а День всех влюбленных вновь потерял в Хогвартсе статус официального праздника.
- Боюсь, как бы ученики не наделали бед, - говорит Минерва, и у губ ее пролегает горькая складка – и сразу видно, что на самом деле она очень устала вечно контролировать, оберегать, следить… - Вечером многие намереваются пойти в Хогсмид, быть может даже в Кабанью голову…
Альбус вздрагивает, как от удара – сверкающее золото тускнеет и подергивается кровавой дымкой. На самом деле, он давно прекрасно понял,
кто, и от этого страшного понимания чувство вины, с которым он почти сроднился, обретает поистине оглушающую силу.
Там, внизу, темноволосый парень в красно-золотистом шарфе, пробегая со снежком в руке мимо скамейки, внезапно останавливается как вкопанный и бросает снег на землю. В руке вместо него появляется палочка, направленная на сидящего – тот тоже вскакивает, и его бледное лицо перекашивается от ярости. Слов не слышно – но ссора начинается с ходу, и вот уже большая часть учеников окружают парочку живым нетерпеливым кольцом.
Директор вспоминает другую толпу, машинально сжимая в руке диковинного вида бузинную палочку. Он победил тогда, разве нет? И его, и себя. Он и теперь победит, и на этот раз сделает все правильно, и сломает только одну жизнь. Сложный многоступенчатый план давно придуман, остались лишь мелкие детали…
- … а детальный учебный план на семестр я принесу в ваш кабинет вечером, - продолжает Минерва, не замечая, что ее не слушают, - хотелось бы, чтобы и Северус к нам присоединился…
Вот Северус – единственное звено цепи, о котором Альбус жалеет по-настоящему. Но без жертв не обойтись, Северус – он сильный, он обязательно что-нибудь придумает. Но это потом. А сейчас надо помочь другому, более слабому – у него должен быть шанс.
А двое во дворе, отбросив палочки, уже катаются по заледеневшей древней брусчатке. Черное и белое, золото и серебро, красное и зеленое сливаются в единое пятно – и неясно, кто здесь ангел, а кто бес. Вскоре красного становится больше, а серебра –
гораздо меньше.
Альбусу хочется спуститься вниз, разнять дерущихся, объяснить им… но что он может сказать – ведь его никто не оттащил от почти поверженного противника, не утихомирил, не увел в сторону, как сделала сейчас девушка с пышными каштановыми волосами, сумевшая наконец усмирить задиристого брюнета.
Да и некому было.
И незачем.
Директор как никогда отчетливо понимает, что главный секрет он все же унесет с собой, не доверяя никому – тайну бузинной палочки, которая уходит лишь от того, кто готов ее отдать.
Минерва что-то рассказывает, увлеченно жестикулируя, но Дамблдор ее больше не слушает – он лениво и несколько отрешенно наблюдает, как второй из драчунов пытается пригладить запачканные грязью и кровью платиновые волосы, и внезапно чувствует, что февраль тоже может быть теплым, потому что внутри вдруг поднимается что-то жаркое и пронзительное, как солнце, наполняя зимний день ароматом цветущего лета. Потом он уходит, взмахнув полами мантии, и больше не оглядывается назад – ведь каждое лето неповторимо, и ничего не вечно, кроме памяти.
