Глава 1Фик посвящен Эрвен, Диане Шипиловой и Эльвире
1.
Охранникам было запрещено говорить с ним — официальный запрет, за нарушение которого полагалось очень строгое наказание. Однако тот, кого стерегли, не оставлял охранникам ни малейшего шанса нарушить этот запрет: он проводил годы своего заключения в полном молчании. У него не было никакой необходимости в беседах. Говорить с теми, кто ниже, кто слабей, нужно только чтобы повелевать и направлять. Иных причин он не видел. Говорить, чтоб вести беседу, можно только с равным. А таких не было среди тех, кто стерег его. И потом — заговори он со своими охранниками сейчас, а не годы и годы назад, это расценили бы как просьбу, как мольбу об общении, как желание просто прервать бесконечно длящееся молчание — что бы он ни сказал. И это было бы самым большим унижением — б
ольшим, чем то, что он проиграл и был заперт в башне, которую выстроил сам, и теперь подчинялся тем, кто неизмеримо ниже... Само поражение унизительным ему не казалось. Он проиграл не толпе ничтожеств, а достойному.
И молчание вовсе не тяготило его. Только глупцам бывает скучно с собой. Он мог смотреть в окно и наблюдать за тем, как осень сменяет лето, как затем зима сначала бурым и серым, а потом белым стирает яркие краски осени.
Сейчас была пора белого. Снег заметал осыпавшуюся и потемневшую листву, утренние заморозки серебрили голые ветки деревьев. Небо было пустым и бледным. Однажды спрятав синеву, низкие облака до самой весны уже не откроют ее. Хотя возможно, в феврале... но это казалось ему маловероятным.
Поздней осенью за окном было мало интересного: после первого снегопада — обычно в конце октября — он редко смотрел в окно.
Но в короткие зимние дни он мог размышлять и вспоминать — впрочем, не так часто вспоминать, потому что менее всего желал стать пленником прошлого. Лучше всего было размышлять — как над многими загадками магии, которые так и не были разгаданы, так и над загадками истории. Чаще даже — именно над загадками истории. Как-то десять или пятнадцать дней подряд он пытался понять, к кому перешла Старшая палочка, когда Аркус потерял ее на поле битвы, — все теории казались ему недостаточно убедительными. Впрочем, не было у него доказательств и того, что Старшая палочка была именно у Аркуса… Как-то — через пять дней размышлений — он выяснил (во всяком случае, все сходилось), кем был убит Горхук, самый знаменитый вождь гоблинских восстаний, чья таинственная смерть посеяла раздор в рядах боровшихся за свои права гоблинов. Совсем недавно он гадал — куда пропал основатель Дурмштранга более тысячи лет назад.
Иногда история надоедала ему и тогда он думал о тайнах магии. Почти год он ломал голову над бесчисленными вопросами и загадками беспалочковой магии, которой пытался овладеть еще в школе. Он не верил, что магия, доступная домашним эльфам и прочим низшим существам, может не подчиниться человеку. Потом эти размышления ему наскучили — хотя он помнил наизусть большинство теоретических работ, все они были неполными и основывались преимущественно на догадках, в большей или меньшей мере беспочвенных. А потому (ведь он не хотел проверять свои идеи на практике) все его размышления также были не более чем догадками...
2.
Охранникам было запрещено говорить с ним. И, разумеется, у него не было никаких книг, и переписку он не вел. Впрочем — до сих пор — раз в год, в середине весны — на подоконник падало доставленное почтовой совой письмо. Поздравление с днем рождения от тетки Батильды. Он прочитывал несколько строк, выведенных тонким неровным почерком — обычно тетка ограничивалась очень кратким поздравлением — и затем бросал письмо в противоположный угол своей камеры. За многие годы его заключения этих писем собралась небольшая стопка, которая довольно странно смотрелась на черном камне пола. Охранники не прикасались к этим письмам — видимо, боялись, что на них наложены десятки проклятий. А он не собирался их разубеждать.
Кажется, тетка не верила всему тому, что писали о нем в газетах. Не верила и в то, что сейчас он был заключен в Нурменгарде. В самом деле, такое отношение к истории — иногда думал он — было очень странным для историка. Впрочем —почти сразу же перебивал он себя — к нему она и не относилась как к явлению истории мировой, исследованиями которой она занималась. Она не видела в нем Темного Лорда, величайшего из всех. Он был частью истории ее собственной, личной и совсем — перед лицом вечности — краткой. Он был ее родственником, и совсем недолго — гостем. И она его любила. Наверное — иногда думал он — в этом есть странная ирония, что тетка Батильда, пожалуй, теперь единственная, кто относится к нему как к обычному человеку. Не как к врагу, не как к преступнику. Впрочем — неизменно прибавлял он — преступником он никогда и не был.
Такое отношение тетки — и эти ее ежегодные открытки отчего-то смешили его. Но если бы он потратил немного времени — ведь поздней осенью, когда за окном все равно ничего не происходило, у него было много времени на размышления — и постарался понять, почему он смеется, то легко бы пришел к неожиданному выводу... Но думать о себе ему не хотелось. Он не желал становиться пленником собственного прошлого.
3.
Охранникам было запрещено говорить с ним, но они и не решались. Они как будто верили, что одним своим голосом он способен зачаровать их и подчинить себе. Они верили во всемогущество, пусть даже и поверженного, Темного Лорда Гринделвальда. Отчасти они были правы. Только вот подчинял себе он не голосом, но словами. Идеями. Безусловно верными — иначе они не захватывали бы столь многих.
Впрочем, иногда ему казалось, что в глазах охранников помоложе, тех, кто родился уже после войны, кто только слышал о его делах, но не видел их, мелькает любопытство. Они, наверное, были бы рады поговорить с тем, кого стерегли, но не решались — а он не жалел об этом. Раз не решались, значит были слишком трусливы, значит не были достойны... Ведь вести беседы можно только с равными, теми, кто ниже, стоит только повелевать. А потому он лучше будет просто смотреть, как бурый полей и лесов и серебристо-серый озер и рек — сменяются белым.
4.
Охранникам было запрещено говорить с ним. Впрочем, не так уж много возможностей для этого у них было. Раз в день на низком каменном столе у окна появлялся поднос с едой и кувшин воды. Через час поднос со всем своим содержимым исчезал, даже если узник не прикасался к еде.
Охранники видели того, кого стерегли, дважды в день во время обхода. Они заглядывали сквозь решетки двери, чтоб убедиться, что узник на месте, — смотрели всего мгновение и торопливо уходили. А он смеялся над их страхом. Впрочем, не вслух.
Но однажды — в тот день, когда снег стирал бурый, оставляя белый, дверь робко приоткрылась. Щелкнул замок, петли громко скрипнули, разрушая многолетнюю тишину.
Он полуобернулся, отводя глаза от серебристых ветвей за окном. Кто пришел? Но он не успел даже взглянуть на неожиданно смелого охранника, решившегося — впервые за тридцать шесть лет — отпереть замок. Петли скрипнули вновь, дверь грохнула, закрываясь.
Он посмотрел на пол под дверью. Там лежала смятая газета. Он поднялся со своего места. За годы заключения движения его не стали медленней, не стали даже — спокойней. Не потому, что он спешил прочитать статьи в газете и узнать, зачем охранник подбросил ему ее, просто даже сейчас двигаться медленней — было невозможно, требовало слишком многих усилий.
На первой полосе огромными буквами значился заголовок: «Темный Лорд в Британии повержен!» — и дальше подзаголовок: «Таинственное исчезновение Лорда Волдеморта». Он усмехнулся. Вот зачем ему подкинули эту газету.
«Сегодня утром из Магической Британии пришло сообщение о таинственном исчезновении Лорда Волдеморта, которого в наши дни считают величайшим из темных лордов. Нашим читателям, да и всем, кто интересуется мировой политикой известно это имя. Безусловно, история и время рассудят, однако уже сейчас очевидно, что деятельность Лорда Волдеморта (Того-Кого-Нельзя-Называть) в Британии приняла просто поразительный в своей жестокости размах, чем Тот-Кого-Нельзя-Называть (в Британии боятся упоминать его имя) отодвинул на второе место своего предшественника Гринделвальда, не смотря даже на то, что последний подчинил себе всю Европу, а Лорд Волдеморт ограничился только Магической Британией.
Больше о деятельности и идеях Лорда Волдеморта, а также подробности его таинственного исчезновения вы сможете найти на страницах 15-19».
И далее приводился список тех, кто высказал свое мнение по поводу исчезновения Волдеморта. Около десятка имен — среди них он легко нашел нужное, усмехнулся длинному перечню титулов и достижений — и открыл страницу 15.
Большая часть статьи была посвящена (как и обещалось) подробному описанию деятельности Лорда Волдеморта, в которой не обнаружилось ничего интересного. Ничего захватывающего. Ничего... просто — ничего. Идеи чистой крови? Уничтожение магглов? И все это — в границах Британии? Детские игры в песочнице.
Таинственное исчезновение? Если есть все данные, если он точно знает, что они достоверны, то загадки магии будут легче загадок истории -- и эту он разгадал, едва прочел описание «таинственного исчезновения». Наверняка, мать закрыла ребенка собой — нет сильней магии, чем та, которую призываешь неосознанно, тем более — желая защитить того, кого любишь. Кажется, этот «величайший темный лорд» многое не учитывает, а титул «величайший» он получил за свою жестокость — не больше.
Что ж, загадка разрешилась гораздо быстрей, чем та, об убийстве вождя гоблинов Горхука, а значит… Он перевернул страницу. Что же говорят об этом в Британии? Теперь со смутной тревогой он скользил взглядом по строчкам. Предположения, обсуждения, осторожные высказывания и торжественные заявления...
«...возможно, мы никогда не сможем сказать наверняка...»
Газета отправилась к стопке писем от тетки Батильды. Он усмехнулся. Ничего не изменилось.
«Я же говорил тебе: не бойся ошибаться, говори прямо... Ничего дельного из твоих общих мест не выйдет...»
Говорить можно только с равным, даже если он до сих пор ничего не понял. Впрочем, похоже, и теперь они были на равных — как и прежде. Даже камера...
За окном все уже побелело. В углу на куче писем лежала газета, похоже, в насмешку подброшенная кем-то из охранников в камеру. На первой полосе растерянно вертел головой какой-то неизвестный британский политик...
