Глава 1«...и, я полагаю, в этом вступлении излишне говорить о заслугах Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора перед человечеством, о том, что именно он победил величайшего злодея современности тёмного волшебника Гринделвальда, о том, что...»
Элфиас Додж остановил перо, разогнулся — спина, шея, плечи ныли нестерпимо, что, конечно, было неудивительно: Додж сидел над пергаментом по шесть часов каждое утро, делая получасовой перерыв на завтрак. Работа над трехтомной биографией, которую Додж решил озаглавить «Жизнь и эпоха Альбуса Дамблдора», продвигалась медленно. Так много нужно было задействовать материала, но не документального, конечно, — оставьте сплетни, интервью и позабытые письма для этой Скитер! — нет, он пользуется только материалом памяти, которому, по его мнению, среди читателей должно быть неизмеримо больше доверия. Ведь так плодотворна была долгая жизнь Альбуса Дамблдора — и большая ее часть проходила перед глазами преданного Элфиаса, так велико негодование на эту... Додж сердито покачал головой. Толстенная книга, раскрытая на странице с одной из колдографий, лежала у левого локтя.
Он снова перечитал написанное и перечеркнул последний абзац. Несколько глав из первого и второго томов и почти весь третий были готовы, но начало первого не складывалось.
«...заслуги его несомненны. В некрологе, опубликованном вскоре после смерти Дамблдора, в «Ежедневном пророке» я писал уже о том, что с самого начала обучения в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс он получил известность, как один из самых блестящих учеников в многовековой истории этой школы. Говорил я также и о многочисленных наградах, которых удостоился Дамблдор за всю свою жизнь, говорил о научных достижениях и о деяниях, которые любой, не сомневаясь, назвал бы подвигами — и главным среди них, несомненно и по праву, считается победа над...»
Перо дрожало, и кое-где по странице расползались бледно-лиловые кляксы. Додж откинулся на спинку стула и вздохнул. Все-таки он уверен, что читатели справедливо сочтут
эту биографию заслуживающей большего доверия, чем
ту, пусть и основанную на свидетельствах очевидцев и на документах, но что все эти свидетельства и документы против его, Элфиаса Доджа, слов — слов его верного соратника, одного из самых близких друзей! А эти документы... эти домыслы...
Додж бросил раздраженный взгляд на книгу слева от него и, пробормотав:
— Отвлекает! — захлопнул ее. Но немного успокоившись, снова открыл — и совершенно случайно на странице все с той же колдографией.
«...хотя его и считали непобедимым, но чистота души Альбуса, его я по праву назову хранителем заветов белой магии и величайшим волшебником, ангелом мщения, архангелом Михаэлем, явившемся огненным мечом поразить...»
Колдография, несомненно, отвлекала Доджа. Вот уже час он не мог написать вступление к своему труду: путался в длинных предложения, увязал в сложных конструкциях, блуждал в метафорах и сравнениях. Однако виновный снимок ещё ничего не означал — и это Додж тоже намеревался написать.
«...поразить...»
Он вздохнул и перечеркнул недописанное предложение. Хотя сравнение с архангелом Михаэлем Доджу показалось удачным, но все же нужно было как-то перестроить, как-то иначе выразить эту мысль, чтобы читатели поняли, чтобы у них не возникло никаких — он снова покосился на колдографию — никаких вопросов. Ведь для того и пишутся такие объемные и обстоятельные — и правдивые, да, исключительно честные — труды, в которых нет ни капли лицемерия или желания выслужиться перед чем-то, кроме истории, и перед кем-то, кроме любознательных и благодарных потомков. Додж вздохнул свободнее, стараясь не поворачивать голову налево, где у локтя...
«...в юности неизбежны заблуждения, но только у таких великих людей, как Альбус Дамблдор, эти заблуждения становятся почвой для переустройства мира, ради б
ольшего...»
Додж перечитал только что написанное и перечеркнул с раздражением. Совсем не то хотел он сказать! Нужно как-то по-другому. Например...
Он сжал перо и нахмурился. Нужны такая же легкость стиля и интрига, как у этой мерзкой Скитер, но только больше искренности, меньше злых слов, меньше грязных домыслов, больше глубины и понимания характера того, о чьей жизни он писал. Те главы из середины и конца, которые уже готовы, вышли неплохо, но вот вступление... Перо треснуло и чернила растеклись по листу. Додж промокнул их салфеткой и дрожащей рукой направил на перо палочку:
— Реп-паро.
Всхлипнув, Додж снова взял перо и новый лист пергамента. В самом деле, лучше бы он разлил чернила на эту мерзкую книгу! Особенно на... на
ту страницу.
«...и словно архангел Михаэль среди ангелов явился он к черным стенам Нурменгарда, ведь, как известно, именно это отвратительное место определил для дуэли могущественный противник Дамблдора, надеясь, видимо, что сумеет воспользоваться преимуществом...»
Додж снова перечеркнул написанное. Об этом он еще скажет в главе, посвященной дуэли — для нее и наброски существуют, и план готов. Но вот введение... Зачем только он взялся за него именно сегодня?! Но если что-то начал, нужно заканчивать.
«...что сумеет затмить свет, окончательно установить свою власть над миром, власть своих идей, которые всегда, и мы можем с уверенностью утверждать это, были противны идеям самого Альбуса Дамблдора, с его безусловным чувством добра и справедливости».
Додж остановился, чтобы перевести дыхание и вдохнул так глубоко, как вдыхает пловец перед прыжком... Кажется, он нашел нужные слова.
«Итак, мы не только опровергаем нелепые и злонамеренные домыслы об идейном сходстве Альбуса Дамблдора и Темного Лорда Гринделвальда, но и берём на себя смелость утверждать, что и знакомства самого не было, а колдография, получившая теперь, благодаря книге авторства Риты Скитер, широкую известность, сфальсифицирована...»
В отчаянье Додж отбросил перо. Вывод был неожиданным и нелогичным. И никак не следовал из вышесказанного. Всё-таки Элфиас просто устал. Завтра он перечитает и закончит вступление. Но сейчас нужно пойти прогуляться, пожалуй... И главное не забыть про архангела Михаэля.
Так думал Додж, стирая последнюю фразу взмахом палочки, поднимаясь из-за стола, собирая пергаменты... Глаза болели и слезились из-за напряжения последнего часа. Болели плечи, ныла шея, разламывалась спина. Элфиас Додж старательно разложил пергаменты в стопки, рядом, строго справа, положил перья... А затем вышел из комнаты, твёрдо решив прогуляться. Он оставил в одиночестве чересчур умелую фальсификацию старой колдографии, опубликованную в лживой книге Скитер.
Двое, почти мальчишки, смеялись, обнявшись так, будто ближе у них никого не было в целом свете. Смеялись какой-то только им известной теперь шутке.