Скрипка Энгра

В жизни любого публичного человека рано или поздно наступает день, когда о нем забывают. Вот так – внезапно и все разом. Неважно, какой это будет день: дождливый или солнечный, среда или суббота. Просто именно в этот день не придет ни письма, ни открытки от почитателей; на пороге дома не появится назойливый журналист или деловитый биограф; никто не пригласит на очередное светское мероприятие с неизбежным подписыванием книг «на добрую память». Не будет ничего. Возможно, этот день окажется как две капли воды похож на тот, когда вы проснулись знаменитым – с одной лишь разницей: тогда светило вашей славы только показало свой краешек из-за горизонта, а теперь – закатилось. Нет, гром не грянет, и небеса не разверзнутся; в сущности, в мире не изменится ровным счетом ничего, кроме одной вещи: о вас больше не вспомнят.
В жизни Батильды Бэгшот тот самый роковой день наступил давно – еще в прошлом веке. Автор множества трудов и учебника по истории магии, по которому занимаются юные волшебники всего мира, в одночасье стала никому не интересна. Одинокая старуха, когда-то давно променявшая тихую жизнь и семейное счастье на исследования, конференции, блеск славы и гром аплодисментов, жила теперь на оскудевшие сбережения и помощь сердобольных соседей. Возможно, она бы давно сошла с ума от монотонности и одиночества, но Батильду все эти годы спасало ее хобби – фотография. Ее давняя страсть, уступавшая только перелистыванию древних, рассыпавшихся в руках фолиантов. Ее новая жизнь. Никто не учил старую миссис Бэгшот обращаться с камерой, искать ракурс, выстраивать композиции; всю эту науку Батильда освоила сама, когда почувствовала, что Тот-Самый-День близок, и если не придумать себе новое занятие, то и рехнуться недолго. И уходящая в безвестность исследовательница начала фотографировать – все подряд. Сначала это были невнятные, затемненные, бессмысленные снимки – ваза, тумбочка, только что вымытая посуда. Потом – попытки создать композицию: в вазе появились цветы, а рядом легла пара яблок на вышитой салфетке; на подоконник возле горшка с геранью села птичка. Потом Батильда переключилась на соседей, которых иногда удавалось заставить улыбаться в объектив, пообещав потом подарить им снимок. Но все это было не то. Миссис Бэгшот, когда-то славившаяся не только своим умом, но и тонким вкусом, искала уникальный объект для съемки – ей хотелось увековечить на своих фотографиях некую совершенную красоту, пластику, многогранность… Один из соседей, юный Альбус Дамблдор, заинтересовал новоиспеченного фотографа: в нем определенно было что-то… необычное. Восемнадцатилетний подросток, а выглядит так взросло… Еще бы, с такой-то семейкой… Но все равно – не то. Батильда искала, ждала, примерялась. Размышляла, мучалась бессонницей, рвала старые снимки. Из-за своей ограды она пристально рассматривала людей, птиц, деревья, камешки на дороге. Батильда до такой степени увлеклась поиском, что и думать забыла о бесславном конце своей карьеры историка. Она ждала Совершенства. Ждала до того дня, пока в ее доме не появился живой человек, свежим дуновением потревоживший затхлый воздух комнат – неожиданно приехавший из Швейцарии внучатый племянник Геллерт Гриндельвальд. И тогда она поняла: вот то, чего не хватало соседскому юноше – противоположности. Если этих двоих поставить рядом, получится Совершенный контраст. И она на следующий же день познакомила заграничного гостя с Дамблдором.

Открыв дверь, Батильда ахнула: две папки, в которых она хранила фотографии, валялись на полу, а рядом с ними сидел племянник, окруженный беспорядочно разбросанными снимками.
- Геллерт! Что ты делаешь?
Тот поднял глаза и обезоруживающе улыбнулся.
- Простите, тетя, но мне захотелось посмотреть на все ваши работы, а будить вас я не стал.
Вообще-то, Батильда приходилось ему двоюродной бабушкой, но он знал, как ей бывало приятно, когда он, едва достигший совершеннолетия юноша, звал ее тетей. Расчет Гриндельвальда оказался верным: миссис Бэгшот мгновенно сменила гнев на милость.
- Считаешь, у меня хорошие снимки?
- Не хуже, чем у профессионального фотографа, - соврал он, и глазом не моргнув.
Батильда улыбнулась. На Геллерта было решительно невозможно сердиться. Помимо всего прочего, он оказался еще и превосходной моделью: красивый, фотогеничный мальчик… Миссис Бэгшот не без гордости подумала, что замечает в нем мелочи, видные только фотографу: изящно изогнутые брови, фантастический контраст темно-синих глаз и светлых волос; растрепанные локоны, закрученные мягкими спиралями – самым совершенным воплощением бесконечности… Все-таки она правильно выбрала себе хобби; возможно, стоило в свое время заняться фотографией вместо истории.
Геллерт взял в руки снимок, сделанный накануне: старушенция заставила их с Альбусом вставать то так, то этак, меняться местами, поворачивать головы и улыбаться во весь рот. Но теперь эта фотография могла сослужить ему хорошую службу. Гриндельвальд поднес снимок к глазам. Если простаки с душой нараспашку ожидают от всех ответной приветливости, то люди скрытные и лицемерные подозревают окружающих в такой же двойной игре, которую ведут сами.
Обычно Геллерт видел окружающих насквозь, ибо понять их примитивную природу не составляло труда; насчет Альбуса же он сомневался. Швейцарец прищурился. Они стояли на фоне батильдиного дома, чуть в стороне от садовой дорожки, положив руки друг другу на плечи, и над чем-то ржали – Геллерт уже не помнил, над чем именно. Взгляд? Нет, трудно рассмотреть – к тому же, Альбус на снимке все время отводил глаза от объектива. Бывший ученик Дурмстранга со вздохом запустил пальцы себе в волосы. При разговоре можно было даже не пытаться определить степень искренности Дамблдора – скрывать свои чувства он умел превосходно, в этом не было никакого сомнения. Единственной надеждой Гриндельвальда была вот эта фотография, поймавшая несколько секунд из их жизней.
- Хорошо, по-моему, получилось, - удовлетворенно заметила Батильда, глядя на снимок через его плечо. – Запомни, Геллерт: никогда нельзя размещать фотографируемых по центру снимка, иначе это будет плохая картина, а не фотография. Поэтому я вас и отодвинула вправо от дорожки.
Швейцарцу было глубоко наплевать, где надо ставить объект съемки, но он в паре лестных слов воздал должное эрудиции двоюродной бабки и снова переключился на фотографию. Руки – вот за что еще можно было зацепиться. Альбус обнимал его за плечо как-то… осторожно, что ли. Как будто боялся прикоснуться к нему. Что это – действительно боязнь, или же подсознательный страх потерять нового друга и союзника? И насколько искренне смеялся Дамблдор? Что касается самого Геллерта, то эйфории по поводу обретения первого в жизни единомышленника хватило ровно на два дня, а потом пришла пора снова мыслить здраво. Альбус через слово говорил «мы» - хотя ему следовало бы понимать, что никакого «мы» быть не может; если они добьются своей цели, то будет только «я» и «еще кто-то». Потому что если они и вправду сумеют убедить магическое сообщество в необходимости установления нового режима, лидером этой, так сказать, революции станет только один. Реальным лидером, разумеется, ибо всяких советников, помощников и прочей швали может быть сколько угодно. И от степени доверчивости Альбуса зависела степень вероятности, с которой Геллерт мог впоследствии отодвинуть его на второй план.
- Мне сегодня пришла в голову одна идея, - снова подала голос Батильда. – Придется вам двоим еще немного поработать моделями.
Геллерт улыбнулся, поднимаясь с пола. Еще пара фотографий отнюдь не помешала бы, ибо определить что-то по одной оказалось делом нелегким.
- С удовольствием, тетя. Надеюсь, результат будет еще лучше, - льстиво проговорил он, кладя ей на колени снимок, который так долго рассматривал. Батильда улыбнулась в ответ. Похоже, она все-таки стала настоящим мастером фотографии.

Снимки, снимки, снимки… Морщинистые руки медленно перебирают кусочки картона с движущимися крошечными изображениями. Они ведь все здесь, эти люди, просто их уменьшили во много раз. Если выложить фотографии цепочкой, получится целая жизнь, составленная из кусочков нескольких жизней – ее собственной, Геллерта, Альбуса… Бедняга Альбус, он-то точно оставил здесь лучшие моменты своего существования.

Чашка опустилась на стол с таким громким стуком, что Батильда вздрогнула.
- Возьми еще, сынок, - она придвинула блюдо с пирогами поближе к Альбусу.
- Спасибо, миссис Бэгшот, - как будто через силу проговорил он. Пироги…
«Кажется, меня пора везти в сумасшедший дом, - объявил как-то Геллерт, стряхивая с рукава муку. – Представляешь, я с теткой пироги пек! Не знаю, можно ли это есть, но рискнуть придется нам с тобой, как наименее ценным элементам общества».
Геллерт… Семнадцатилетний недоучка, на которого Альбус, как ни крути, смотрел все-таки чуть свысока, два месяца водил за нос хогвартского гения… Если бы Дамблдор мог, он бы, пожалуй, посмеялся сейчас надо всем этим. Но вчера похоронили Ариану, дома ждал обозлившийся на весь свет Аберфорт, а старая Бэгшот посматривала на своего гостя с явным сочувствием. К Моргане вас всех!
Батильда положила перед ним пухлую потрепанную папку.
- Я тут подумала… - не слишком уверенно проговорила она. – Ты, наверное, скучаешь по Геллерту, так тут вот…
Скучает? О да, он очень по нему скучает – по этой сволочи, по этому лицемеру, который разрушил его жизнь и сбежал!
Батильда вынула из папки несколько снимков.
- Вот… Может, захочешь какой-нибудь оставить себе на память.
Первым порывом Альбуса было смахнуть фотографии на пол, наорать на старуху, потому что она ни черта не понимает, и хлопнуть дверью. Но за окном шел дождь, чай был горячий и вкусный, а дома он мог обнаружить только опустевшие комнаты и молчащего брата, который вчера сломал ему нос на похоронах. И, в конце концов, одинокая старая женщина была ни в чем не виновата…
Альбус придвинул к себе два попавшихся под руку снимка. На первом был запечатлен Геллерт – он сидел в плетеном садовом кресле и лениво улыбался, щурясь на солнце. Прекрасный юный альв - если не знать, что на самом деле перед тобой черный маг. Круцио… Тогда, вечером… Геллерт, разумеется, воспользовался невербальным заклинанием, но в том, что это было Круцио, Альбус не сомневался. Он и сам, откровенно говоря, как будто пробыл два месяца под Империо – хотя это даже не смешно: неужели он не смог бы противостоять какому-то Империо…
На второй фотографии были они оба. Во дворе у Батильды рядом с могучим дубом рос куст жасмина; старая Бэгшот выгнала Альбуса и Геллерта из дома, заявив, что она не отвяжется от них, пока не сделает снимок своей мечты. Вот он, этот снимок: одетый в светлое Альбус сидит, привалившись к дубу, а Геллерт в черном камзоле расположился под кустом. Они смеялись – как и на всех совместных фотографиях. Альбус помнил, почему смеялся он – просто был чудесный летний вечер, а на расстоянии вытянутой руки сидел человек, ради которого он был готов хоть сейчас бросить все. А в улыбке Геллерта было что-то… слегка безумное. Торжество. Он праздновал победу над идиотом Альбусом, который восторженно ловил каждое его слово. Слегка согнутые пальцы руки, покоившейся на колене – Гриндельвальд как будто хотел сжать кулак, но не закончил движения. Он каждую секунду был готов к нападению – или к агрессивной защите. Как, почему он не увидел всего этого раньше? Почему за искорками смеха в синих глазах не разглядел коварства и алчности? Почему? Почему?!
Батильда, стоя рядом, любовалась снимком. Триумф фотографа, Совершенство в контрасте. Белые цветы жасмина и темный ствол дуба; белая рубашка и черный камзол; светлые и темно-каштановые волосы; светло-голубые и темно-синие глаза. Чутье не подвело самоучку-фотографа: эти двое действительно потрясающе смотрелись вместе. Альбус, будучи еще совсем юным, уже обладал какой-то особой, истинно британской статью; его строгое, неброское очарование великолепно дополняло холодную нордическую красоту Геллерта, унаследованную им от матери-датчанки. Черное и белое. Батильда почти жалела, что Альбусу не сломали нос раньше – тогда этот контраст пополнился бы еще одним штрихом.
- Возьмешь на память?
Альбус отпил остывшего чая и бесконечно усталым движением отставил чашку. Злости как не бывало, будто кто-то свечу задул. Нет, глупо обвинять одного Геллерта во всех бедах. Он был виноват сам. Виноват в том, что не понял, не увидел… Всю любовь, которую он должен был отдать брату и сестре, гениальный выпускник Хогвартса принес в жертву человеку, который питался этой любовью как ненасытный вампир, ничего не давая взамен, кроме искусной фальши. И самым правильным решением сейчас было бы попытаться навсегда забыть этого человека.
- Нет, миссис Бэгшот, спасибо.
- Не нравится? – уязвлено спросила старуха.
- Нравится, - попробовал улыбнуться Альбус, вставая из-за стола. – Замечательный снимок. Но вам, я вижу, он тоже нравится, а вы имеете на него куда больше прав.
- Давай сейчас копию сделаю! – засуетилась та, доставая волшебную палочку.

- Нет, не нужно. Спасибо за чай, миссис Бэгшот. И фотография очень красивая, правда, но я боюсь, Аберфорт ее не оценит.
Батильда сокрушенно покачала головой. Да уж, братец бедняге Альбусу достался – не позавидуешь; вел себя на похоронах, как варвар. Этот точно не оценит. А вот Альбус оценил. Похоже, она все-таки стала настоящим мастером фотографии.

Кто сказал, что репортеры потеряли к ней интерес? Как бы не так! Совсем недавно Батильда имела удовольствие принимать у себя корреспондентку «Ежедневного Пророка» - так, во всяком случае, представилась эта странноватая дама. Она, правда, писала биографию Альбуса – он ведь стал знаменитостью, этот соседский мальчик – но миссис Бэгшот все равно испытала давно забытое ощущение, глядя на сидевшую за столом журналистку. Кроме того, она – Рита Скитер, кажется – заинтересовалась батильдиными фотографиями.

- Прелестно! – пальцы с ярко накрашенными ногтями суетливо перебирали снимки. – Так вы говорите, что ваш внучатый племянник был лучшим другом Альбуса Дамблдора? Как вы можете прокомментировать тот факт, что они стали злейшими врагами и сошлись в поединке, в результате которого Геллерт Гриндельвальд был заточен в тюрьму Нурменгард?
Батильда мерно раскачивалась на стуле, зябко кутаясь в шаль. Неприятная женщина, эта Скитер. Нефотогеничная. Никакой тайны, никакого изящества черт. Альбус и Геллерт были во сто крат красивее. Но почему-то ей хотелось разговаривать с этой репортершей – может быть, виной тому было многолетнее одиночество и круглосуточное молчание.
- Прокомментировать? – рассеяно повторила забытый всеми историк магии. – Не знаю. И Геллерт всегда был чудесным мальчиком, что бы потом ни случилось…
- Вы позволите мне взять вот это? – Рита помахала снимком, с которого смеялись двое юношей, положив руки друг другу на плечи; не дожидаясь ответа, она сунула фотографию в сумочку.
- Вам нравится? – бесцветным голосом спросила Батильда.
- Прелестно, миссис Бэгшот! – затараторила Рита. – Вы настоящий фотограф! Просто прелестно!
Старуха слабо улыбнулась. Похоже, она все-таки стала настоящим мастером фотографии.

Эта Скитер потом прислала ей свою книгу. Но Батильда даже не открыла ее – зачем, она ведь и так знала об Альбусе если не все, то многое: он оставил часть своей жизни на ее снимках.
Уже поздно, засиделась она что-то… Миссис Бэгшот аккуратно собрала разложенные на столе фотографии и спрятала их в потрепанную папку. Ее сокровища. Второй смысл ее жизни. Что бы она делала без своей старой камеры, без этих кусочков картона?
Стук в дверь. Кого это принесло в такой час? Батильда поковыляла открывать. Вдруг это еще какой-нибудь корреспондент, который захочет написать очередную биографию – возможно, ее собственную?
За дверью обнаружилась фигура в плаще, на голову был накинут капюшон. Еще у ночного посетителя был забавный воротник – очень похожий на толстую змею. Неважно, кто это; намолчавшаяся Батильда была рада любому гостю. Он наверняка тоже захочет посмотреть ее снимки – ведь она стала настоящим мастером фотографии.