Бывает, он тигров своих выпускает из клеток,
Он дарит свободу всем тиграм своим.
Наслаждаясь свободой, вечернее солнце садится на крышу.
И тигры играют у ног его, словно слепые котята,
И мы, позабыв об опасности, бросив одежду в огонь, говорим о любви...
Зоя Ященко
Сегодня с самого утра идет проливной дождь. Сквозь форточку в дом пробирается сквозняк, сердито хлопает дверями и скрипит половицами. Ужасно не хочется вставать, но я обещала... Старый Аластор Хмури надеется, что сегодняшний день я проведу с ним. Именно для него я отрастила эти длинные темные волосы, которые страшно путаются и постоянно лезут в глаза.
Бедняга Аластор! В последнее время он совсем загрустил. Артур шутит, что Хмури по старости позабыл дорогу до площади Гриммо, но я-то знаю, что на самом деле все не так. После смерти Сириуса единственный карий глаз Аластора словно потускнел, а в голосе больше не слышны командные нотки. Бедный старый аврор. О чем он думает?
Пора собираться, пока этот проклятый ливень не припустил еще сильнее! На подоконнике уже целая лужица дождевой воды. Сегодня, специально для Аластора, я достаю из шкафа свое старое платье. Черные горошины на белом фоне напоминают больших жирных мух. Ничего, один день, чтобы порадовать старика... Хорошо, что никто, кроме него, не увидит меня, а уж тем более Ремус.
Спускаясь по лестнице, я спотыкаюсь, и туфли-лодочки с грохотом летят вниз. Немедленно, словно чертик из коробки, в коридор выскакивает мама.
— Нимфадора, что ты там роняешь? О Мерлин! Ты в платье! Куда ты идешь?
— На свидание, — отрубаю я, — вернусь не скоро, а может, вообще не вернусь.
Мама пожимает плечами, привыкла уже к моим пассажам.
А за дверью меня ожидает шквал промозглого ветра. Редкие прохожие, втянув головы в плечи, торопятся укрыться — кто в автобусе, кто просто под козырьком дома. Я чувствую, как крупные капли стекают мне за воротник с края зонта. К сожалению, я не цветочек, и пару лишних сантиметров этот душ мне не добавит, разве что подхвачу простуду. Конечно, можно было бы аппарировать прямо к двери Хмури, но сегодня у меня абсолютно нет настроения. Лучше я прогуляюсь, приведу мысли в порядок.
Каким же бесцветным кажется небо, изрыгающее эти потоки воды! Глядя на блеклый диск солнца, которое стыдливо прячется за тучами, я вспоминаю, что скоро полнолуние. А значит, Ремус вновь пропадет на какое-то время. Если бы он знал, как эти его отлучки сводят меня с ума! И как бы я хотела быть рядом с ним, а не метаться испуганной птицей по дому, бить посуду и расстраивать родителей. И каждую ночь бессмысленно таращиться в окно, ожидая, когда на плоском блине луны появятся первые щербинки...
Но вот и дом Аластора. Хм, он подозрительно напоминает мне самого владельца: неприветливый и угрюмый, он смотрит на улицу единственным окном-глазом, занавешенным какой-то коричневой тряпкой. Черепица местами обвалилась крупными кусками. Наверняка у Хмури сейчас настоящее наводнение, с такими-то дырами в крыше! И совершенно уж неожиданная деталь - кустик герани, улыбающийся ярко-красным соцветием с подоконника. Надо будет сказать Аластору, что на его окне теперь сияет огонек.
Я тихонько толкаю старую дверь с облупившейся краской. Темная комната, с полинявшими обоями, и старой бумажной лампой под потолком. Угрюмое жилище... если бы не тигры. Ими уставлены все полки вдоль стен. Большие и маленькие, белые и рыжие, рычащие и добродушно ухмыляющиеся... Кто бы мог подумать, что у старика такое хобби — собирать фигурки.
Старый аврор сидит в своем кресле, а на столе, рядом с ним, непочатая бутылка огневиски. Неужели это для меня? Сегодня я бы не отказалась пропустить с ним стаканчик, чтобы наконец-то перестать волноваться. Но сначала здесь просто необходимо навести хоть какое-то подобие порядка. По-моему, Хмури думает, что если он стар и живет один, то убираться не нужно. Хотя, вполне возможно, он решил завести парочку тараканов, чтобы коротать с этими «милыми» насекомыми одинокие вечера.
— Аластор! Я пришла! Хватит спать.
Он с завидной реакцией выхватывает из кармана волшебную палочку. Но при этом случается маленькая неприятность: деревянной ногой Хмури опрокидывает таз, в который с крыши капает вода. На дощатом полу мгновенно образуется внушительная лужа.
— А, это ты, Нимфадора, — он устало потирает глаза. — Не ждал тебя сегодня. Думал, останешься дома, досыпать. В такую погоду хороший хозяин и собаку на улицу не выгонит.
— Стараюсь выполнять свои обещания, — я подхожу к подоконнику, и трогаю землю в горшке с геранью. Ага, влажная, значит, он все-таки поливает ее! И уже, наверное, видел слепяще-красные цветы. — Аластор, какая чудесная у тебя герань! И такая яркая.
— Где? — старик изо всех сил старается казаться равнодушным, но искорка, вспыхнувшая в карем глазе, ясно выдает его волнение. Я поворачиваю растение к нему. — М-да, баловство одно. Пусть растет, мне не жалко.
Пока я хлопочу на кухне, пытаясь приготовить что-нибудь съедобное, (непонятно, чем старик питается всю неделю), Хмури без конца говорит. Рассказывает о годах своей молодости, как и свойственно всем пожилым людям. О былых временах, когда авроры были чуть ли не под два метра ростом да так могучи, что Хагрид им в подметки не годился. Обычно я пропускаю болтовню Аластора мимо ушей, но сегодня мне просто необходимо на что-нибудь отвлечься. Иначе усталый голос Ремуса будет преследовать меня весь день... «Ты не понимаешь, куда впутываешься, Нимфадора, — помню, от этих слов я вздрогнула, словно от удара. — Ты своими же руками крушишь собственную жизнь!» Что за глупости, ведь если бы он только знал, как все на самом деле!
Аластор все говорит и говорит. Его речь — как река времени, в которой плывут образы давно забытого прошлого, и меня словно уносит ее бурным течением. «Присядь, милая, хватит тебе носиться, — ласково приглашает Хмури, и я замечаю, что он уже успел разлить по стаканам огневиски и отхлебнуть из своего. — Ты сегодня так красива! Знаю, что тебе неловко в этом платье, и очень благодарен, что ты надела его для меня. А эти темные волосы, они так идут тебе... Я не умею говорить красивых слов, но если бы он сейчас тебя видел, то сказал, что ты маленький лесной эльф». Разговоры о Ремусе мне неприятны, и Аластор знает об этом. Но упорно продолжает говорить о нас. Он единственный человек, который не видит в моей любви к изгою-оборотню ничего ужасного.
И все же, наши с Ремусом отношения — это слишком личное, чтобы обсуждать их со старым аврором. Я хмурюсь, едва не роняю стакан, а потом начинаю кашлять, сделав слишком большой глоток. «Ну ладно, ладно, — пожимает плечами Аластор. — Не злись, Нимфадора. Прости меня, старика, я же не хотел». От крепкого огневиски мне становится очень тепло, тугой узел в животе начинает медленно ослабевать.
«Знаешь, я ведь тоже когда-то любил, — продолжает он. — Мы с ней знали друг друга с самого детства. Мирабель была самой красивой девушкой в округе, а ее способность притягивать неприятности казалась мне просто феноменальной. Много раз, уже работая в аврорате, я вытаскивал ее из разных переделок, часто превышая полномочия и заключая сделку со своей совестью. А она каждый раз смеялась мне в лицо своим резким, отрывистым смехом... Но однажды Мирабель пропала вместе со своим очередным приятелем. Ее родители и я сбились с ног в поисках, но все было напрасно. А через пару лет, когда у меня уже не было надежды, я встретил ее в одном из грязных придорожных кабачков. О, как она танцевала! Сама Саломея позавидовала бы ей! Стоит ли говорить, что в поклонниках у нее не было недостатка. Мирабель не заметила меня, а я колебался, стоит ли подходить к ней. Я последовал за ней, когда она ушла из кабака с одним из клиентов. То, что я увидел потом, потрясло меня. Она не просто убила беднягу, она разорвала его на мелкие кусочки. А эти огромные клыки я не забуду никогда. Разумеется, мне пришлось избавить мир от этого чудища. Лишь потом выяснилось, что Мирабель стала жертвой какого-то страшного ритуала. Тот человек, с которым она сбежала, оказался начинающим черным магом. Его проклятие оставило на ней страшные следы, сделав Мирабель послушной куклой в его руках... Так закончилась моя любовь».
Аластор умолкает. Видно, что рассказ дался ему с огромным трудом, и теперь он невидящим взглядом смотрит на цветок на подоконнике. Чтобы хоть как-то отвлечь его от грустных мыслей, я спрашиваю, указав на фигурки тигров:
— Аластор, а это что? Неужели ты собираешь керамические статуэтки?
— Это еще одна старческая глупость, — он встряхивает головой и улыбается. — Понимаешь, Дора, когда я был молод и еще служил в аврорате, то встретил чудесную девушку. Не помню, как ее звали... То ли Берта, то ли Мария. Не знаю, что там она испытывала ко мне, но каждый раз, когда я возвращался с задания, эта девочка дарила мне фигурку тигра. Просто ставила на стол и отходила, стараясь скрыть лицо под длинными волосами. Вот так у меня и собралась целая коллекция этих безделушек, — Хмури вздыхает. — Мне очень стыдно, но я забыл имя этой девчушки, а сейчас, наверное, я ее даже не узнаю...
Мерный стук капель по стеклу нарушает тишину, царящую в затхлой комнате. Я смотрю на Аластора, устало откинувшегося в кресле — и как никогда остро ощущаю его одиночество. Старый человек, в старом доме, и единственное живое существо рядом с ним — цветок герани. Становится невыносимо жаль всех — его, Ремуса, себя... Я всхлипываю и начинаю плакать, смешивая слезы со словами. Я говорю о своей любви, о проклятой полной луне, мешающей моему счастью, о том, какой усталой выглядит мама в последнее время... Когда слова заканчиваются, я вновь смотрю на него.
Аластор спит, тяжело откинувшись на спинку кресла и поскрипывая деревянной ногой. Он похож на старого тигра с истрепанной шкурой, сточенными клыками и покрытой шрамами мордой. Один настоящий хищник среди множества игрушечных.
Осторожно ступая, чтобы не разбудить старика, я покидаю его убогое жилище. Дождь кончился, и блеклый диск солнца наливается свежим сиянием. И я думаю о том, что сегодня скажу Ремусу, как сильно я его люблю, и буду вместе с ним. И что нам до полнолуния? Куда страшнее ветхое одиночество человека, разделяемое только керамическими безделушками...
