– Скажите, профессор, а на чьей стороне все-таки был Северус Снейп?
Снова первое занятие у первого курса и снова этот вопрос. Гарри улыбнулся, глядя на одиннадцатилетнюю девчушку, задавшую его. Она не отвела взгляда, не стушевалась и не покраснела. В ее глазах была только жажда знаний. Наверное, примерно так выглядела и Гермиона когда-то.
Гарри не знал, с чего начать. Каждый раз он старался рассказывать о Снейпе иначе, чтобы это не превращалось в рутину, в пустые слова без смысла и чувства. Поэтому каждый раз он немного медлил перед ответом. Обводил взглядом замерший класс, всматриваясь в детские лица. Гриффиндорцы. Его «славным» прошлом интересовались все факультеты, но только Гриффиндор спрашивал про Снейпа. Гарри подозревал, что хаффлпаффцы были слишком нерешительными, чтобы спрашивать об этом человеке, рейвенкловцы всегда обо всем имели собственное мнение, а слизеринцы до сих пор не хотели знать ответ на этот вопрос. И только гриффиндорцы каждый раз стремились не оставить пробелов, поделить всех на «своих» и «чужих», «хороших» и «плохих»…
– Почему ты спрашиваешь именно о нем? – уточнил Гарри, чтобы потянуть время. Он пока не запомнил имя девочки, но был уверен, что она в скором времени покажет себя и все учителя будут знать, как ее зовут.
– Потому что о нем самые противоречивые сведения, – важно ответила она. – В одних книгах пишут, что он был предателем, в других – что двойным агентом. Мне всегда было интересно, а как же было на самом деле?
Гарри заложил руки за спину, прошелся по классу, замер у окна, повернувшись к детям спиной, и задал еще один вопрос:
– И ты думаешь, что я знаю наверняка?
– Вы же были знакомы с ним лично!
– С ним много кто был знаком, – парировал Гарри. – На протяжении многих лет он работал в этой школе, преподавал зельеварение. Многие его ученики и коллеги издали мемуары…
– И все пишут по-разному, – ввернул мальчик откуда-то с задних рядов.
«Какие начитанные дети пошли, обалдеть просто», – подумал про себя Гарри.
– Почему вы думаете, что именно я знаю ответ? – продолжил он вслух.
После непродолжительного молчания все та же девочка тихо ответила:
– Вы были там, когда он умер. Знаете, что именно произошло. Вы ведь знаете, да? – с надеждой уточнила она.
– Все, что я знаю о Северусе Снейпе, – сообщил Гарри, поворачиваясь к ним лицом и обводя всех пристальным взглядом, – это то, что он всегда был на
моей стороне…
***
Конечно, на его, как могло быть иначе? Гарри выяснил это еще на первом курсе. Тогда после схватки с профессором Квиреллом, одержимым Волдемортом, который пытался завладеть философским камнем, он провел в больничном крыле несколько дней. В первую же ночь он вдруг проснулся и почувствовал, что кто-то держит его за руку, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони. Гарри с трудом разлепил глаза и с удивлением обнаружил у своей постели ненавистного профессора по зельеварению. Тот сидел с задумчивым видом, глядя в сторону. Его лицо выражало тревогу и сомнения.
– Профессор Снейп? – с сомнением спросил Гарри, словно подозревал, что это только видение.
Профессор повернулся к нему и нерешительно улыбнулся уголками губ. Одного этого было достаточно, чтобы мальчик решил, что все это ему только снится. Однако ощущение, когда Снейп чуть сжал его руку, было очень реальным.
– Как ты себя чувствуешь? – мягко спросил профессор. Его голос был чуть громче шепота.
– Что вы здесь делаете? – вопросом на вопрос ответил Гарри. На самом деле он просто не услышал того, что сказал зельевар: так он был удивлен происходящим.
– Пришел навестить тебя. Я волновался.
Гарри нахмурился. Ему хотелось надеть очки, чтобы лучше видеть своего гостя, но они лежали на тумбочке слева от кровати, и Снейп сидел с той же стороны и держал его как раз за левую руку. Высвободиться Гарри почему-то не решался.
– Вы волновались? – переспросил он. – Но почему? И почему вы пришли ночью?
– Потому что днем я прийти не могу, – грустно ответил Снейп. – Я не могу открыто демонстрировать свою привязанность к тебе. Напротив, я должен всем показывать свою ненависть.
– Я ничего не понимаю…
Тогда Снейп впервые рассказал ему о той войне, которая прекратилась после гибели Поттеров, и о своей роли в ней. Как и директор, он объяснил, что Волдеморт не погиб, что он может вернуться. Он уже чуть не сделал это, но Гарри помешал ему.
– И когда он вернется, я должен буду занять свое место при нем.
– Снова стать шпионом? – уточнил Гарри.
Снейп только кивнул. Гарри чувствовал, что сказано далеко не все, была еще какая-то причина, по которой профессор пришел к нему, по которой он держал его за руку, говорил так мягко, почти нежно, смотрел на него со смесью страха и надежды, но он не решался озвучить ее.
– Но почему вы волновались за меня? – повторил Гарри тот вопрос, который остался без ответа.
– Потому что ты… еще совсем ребенок, а тебе пришлось пройти через такое испытание, – не слишком убедительно сказал профессор, но встретив недоверчивый взгляд мальчика, вздохнул и добавил: – Потому что ты мой ребенок…
Пауза, повисшая после этих слов, затянулась на несколько минут. Гарри не сразу смог осознать, что это значит, а когда понял, то сначала не знал, как реагировать. Столько лет он мечтал о невозможном: о том, что его родители живы. Или хотя бы кто-нибудь из них жив. Мечтал о том, что его заберут от тети с дядей, что он сможет жить в другом месте. И вот в один год он узнает, что волшебник, что знаменит, уезжает на несколько месяцев с Тисовой улицы, и теперь оказывается, что у него есть отец. Живой и настоящий. Что нужно делать в такой ситуации?
– Ты мой папа? – только и смог выдавить Гарри, стараясь не расплакаться.
Снейп открыл рот, чтобы ответить, но почему-то так ничего и не произнес, а опустил взгляд и кивнул. У Гарри от этого простого жеста перехватило дыхание, на глаза все-таки навернулись слезы. Он резко сел, от чего у него закружилась голова. Профессор взволновано положил руку ему на плечо и хрипло пробормотал что-то о том, что ему не стоит делать резких движений, но Гарри этого не слышал или просто не понимал. Все его сознание заполнила одна мысль: он больше не один, у него есть семья.
– Папа, – повторил он. Как было здорово произносить это слово! Его хотелось кричать, но Снейп приложил указательный палец к его губам и покачал головой.
– Не стоит говорить об этом вслух. Никто не должен знать. Даже ты не должен был знать… до определенного времени. Но я так испугался за тебя сегодня, что не мог больше молчать. Я хочу, чтобы ты знал обо мне. Но больше никто знать не должен.
Гарри удивленно моргнул, но потом вспомнил то, с чего Снейп начал свой рассказ, и согласно кивнул.
– Я никому не скажу, – прошептал он.
Профессор еще раз кивнул, улыбнулся и пригладил растрепанные волосы сына. Гарри очень хотелось, чтобы его обняли, но сам не решался шевельнуться, а Снейп почему-то только гладил его по голове и внимательно рассматривал лицо.
– Как я скучал по тебе, – прошептал он, а потом вдруг опустил голову и засуетился. – Мне лучше уйти, тебе нужно спать, – он мягко, но настойчиво уложил Гарри обратно на кровать, но уйти не смог, потому что мальчик вцепился в его мантию.
– Нет, пожалуйста, не уходи, – попросил он. – Останься со мной, пожалуйста!
– Ты должен отдыхать и набираться сил, иначе пропустишь прощальный ужин, – мягко возразил профессор, но все-таки сел обратно в свое кресло.
– Я буду спать, – пообещал Гарри и честно зажмурился. – Просто не уходи пока. Еще немножко…
– Хорошо, я побуду здесь, пока ты не уснешь, – пообещал Снейп с улыбкой. Затем он поправил ему одеяло и снова погладил по голове. – Я буду рядом…
Когда Гарри проснулся утром, в палате никого не было, кресло тоже исчезло. Целый день он гадал, было ли все это сном. Погруженный в свои мысли, он не слышал, что говорили ему друзья, приходившие его навестить, с четвертого раза понимал, что хочет от него мадам Помфри. Он все время оглядывался на дверь, хотя знал, что даже если ночной разговор ему не приснился, Снейп не придет. Никто не должен знать…
Гарри не спал до глубокой ночи. Он лежал на боку, лицом к двери, не смыкая глаз. Прислушивался к малейшему шороху. Ждал.
Шаги он услышал за пару секунд до того, как профессор зельеварения вошел в палату. Одетый во все черное, он был едва различим в темноте, только бледное лицо выделялось на фоне этой непроглядной черноты. Гарри не смог сдержаться. Он радостно вскочил на ноги, но под предупреждающим взглядом строгих глаз не решился спрыгнуть с кровати и побежать отцу навстречу. Тот сам подошел. Он был настолько высок, что, даже стоя на кровати, Гарри был ниже его на целую голову.
– Значит, ты мне не приснился, – радостно прошептал мальчик, восхищенно глядя на него. Как ему раньше могло прийти в голову, что этот человек некрасив и противен?
– У тебя были сомнения? – с улыбкой спросил Снейп. На этот раз он протянул к нему руки и обнял, крепко прижав к груди. Гарри с готовностью обхватил его за шею и уткнулся лицом в резко пахнущую мантию. – Только если ты все время будешь так скакать, когда я прихожу, мне придется больше не навещать тебя.
– Я не буду скакать, – пообещал Гарри. Сейчас он был готов пообещать все, что угодно. Он был по-настоящему счастлив.
Расставание на лето было ужасно тяжелым. Гарри никак не мог заставить себя не высматривать Снейпа на платформе. Он знал, что тот не придет, они обо всем поговорили и простились накануне, но вести себя разумно было выше его сил. У него было так мало времени, чтобы узнать своего отца поближе, так мало времени они смогли провести вместе, когда никто их не видел. Расстаться на два с лишним месяца казалось Гарри невыносимым.
Поэтому когда обстоятельства стали препятствовать его возвращению в школу, он метался между отчаянием и решимостью свернуть горы, но добраться до Хогвартса. Ни предупреждения эльфа, ни опоздание на поезд не могли его остановить. Полет на машине мистера Уизли был одновременно и страшным, и захватывающим, но главное – они добрались до школы.
Но как же Снейп орал тогда… Пока все происходило в официальной обстановке, на глазах Рона, профессора МакГонагалл и директора, Гарри держался. Он повторял себе слова отца, сказанные в конце прошлого года: «Я должен буду вести себя так, словно мечтаю сжить тебя со свету. Но я хочу, чтобы ты всегда помнил: я люблю тебя и все для тебя сделаю». Он повторял их до самого отбоя, когда накинул мантию-невидимку и направился в подземелья, надеясь, что отец не сменил пароль в свои комнаты.
Снейпа он нашел в личном кабинете. Тот что-то писал и даже не повернул голову в его сторону, только еще больше нахмурился, когда Гарри вошел.
– Ты злишься на меня? – осторожно спросил Гарри, замерев посреди комнаты. Мантию он снял частично, поэтому в данный момент видно было только его голову, парившую в воздухе.
– Я не понимаю, как можно было поступить так безрассудно, – Снейп бросил перо и наградил Гарри тяжелым взглядом. – Вы могли оба разбиться насмерть, ты об этом подумал?
– Мы опоздали на поезд, – промямлил Гарри, понурившись. – Проход закрылся.
– И такой простой вариант, как вернуться к машине и дождаться Уизли, не пришел тебе в голову? – строго уточнил профессор, глядя все так же хмуро.
– Я боялся, что если мы не успеем приехать с остальными, нас отчислят…
– Глупости! – перебил Снейп. – Не все ученики приезжают в школу первого сентября на поезде. Кто-то болеет, кто-то с родителями в отъезде, у кого-то другие причины. За это не отчисляют. А вот за полеты на машине – да.
Гарри больше не мог оправдываться. В горле стоял ком, и на душе кошки скребли. Он боялся, что если останется здесь и продолжит этот разговор, то не выдержит и расплачется, а это было очень стыдно. Поэтому он снова накинул мантию на голову, полностью исчезнув из вида, и побрел к выходу. Однако оказавшись в гостиной, он остановился, потом присел на диван и замер. Ему не хотелось уходить. Он так скучал, так мечтал об этой встрече, столько преодолел, но все пошло неправильно. Все должно было быть не так.
А может, и не должно было? Может, отец не рад его видеть? Может, он его больше не любит и не хочет? Как тетя с дядей. Наверное, он просто разочаровался в Гарри. Из-за его глупости, из-за его скверного поведения.
Гарри сидел, скрытый мантией, стараясь не всхлипывать и не моргать, чтобы слезы, наполнявшие глаза, не пролились, но это было трудно и, по большому счету, бесполезно.
– Не реви, – послышался тихий голос со стороны двери кабинета. – И сними мантию, мне не хочется искать тебя по звуку… Не реви, я сказал…
Послышались медленные шаги, мягкий шорох мантии, а потом руки Снейпа коснулись мантии-невидимки и стянули ее. Гарри не попытался ему помешать. Он даже не шелохнулся. Просто сидел, опустив голову и сложив на коленях руки. Несмотря на все его усилия, на обеих щеках были мокрые дорожки от слез.
Снейп опустился на корточки напротив него и попытался заглянуть в глаза, но Гарри только ниже опустил голову.
– Ты мог погибнуть, – едва слышно сказал профессор. – Представь на секунду, что эта проклятая машина заглохла бы в воздухе. И вы оба разбились бы. Я так ждал первое сентября, чтобы снова тебя увидеть. – При этих его словах Гарри наконец посмотрел на него. Снейп протянул руку и аккуратно вытер слезы с лица сына. – Я скучал по тебе.
– Я тоже по тебе скучал, – тихо отозвался Гарри. – Я боялся, что не попаду в Хогвартс и больше тебя не увижу.
– Неужели ты думаешь, что я бы это допустил?
Гарри сконфужено пожал плечами и робко улыбнулся.
– Ты больше не сердишься?
– Сержусь, – возразил Снейп, но улыбнулся в ответ. – Однако сейчас главное, что ты в порядке. И ты со мной. Не будем тратить время на ссоры.
Следующие полтора часа они провели в кресле у камина, рассказывая друг другу о том, как прошло их лето. Снейп усадил Гарри себе на колени, а сам откинулся на спинку, чуть прикрыв глаза, наслаждаясь каждым мгновением, проведенным с сыном. Тот почти сразу положил голову ему на плечо и, разговаривая, задумчиво крутил пуговицы черного сюртука. Так он и уснул, убаюканный пляской отсветов пламени на стенах, тихим голосом отца и теплом его рук…
***
Даже сейчас, спустя двенадцать лет, Гарри все еще чувствовал это тепло. Тот год оказался самым спокойным (невзирая на угрозу, нависшую над школой) и самым богатым в плане их общения. Конечно, его отец в конце года был в таком же бешенстве, как и в начале, когда узнал, что Гарри отправился воевать с Василиском, но к подобным взрывам негодования Гарри успел к тому времени привыкнуть.
Когда уроки закончились, профессор Поттер направился к границе антиаппарационного барьера. Очередной раз рассказав первокурсникам о Северусе Снейпе, он испытал непреодолимое желание навестить отца. Не ближний свет, конечно, но когда умеешь аппарировать, это сущая ерунда.
Добравшись до места, где барьер кончался, Гарри аппарировал на окраину Галифакса. Здесь было все так же грязно и мрачно, как и много лет назад. Гарри бросил взгляд на речку, ставшую совсем узкой и мелкой, и пошел в противоположную от тупика Прядильщиков сторону. В сторону городского кладбища.
Сегодня здесь было довольно пусто и тихо. Купив у полуслепой старухи садовых цветов, Гарри пошел между могилами. Его взгляд блуждал по надгробиям, но он не видел и не запоминал ни имен, ни дат, ни лиц. Мысли его были далеко.
***
На третьем курсе, когда в школе появился профессор Люпин, их отношения с отцом резко испортились. Снейп стал раздражительным, резким, еще более саркастичным, чем обычно. Иногда Гарри ловил себя на мысли, что предпочитает общество Ремуса Люпина обществу родного отца. К тому же к профессору ЗОТИ можно было прийти в любое время, и он с удовольствием говорил о родителях Гарри. Точнее о его матери и ее муже, который отцом Гарри не являлся, но об этом мало кто знал. Снейп же наотрез отказывался говорить о Лили и Джеймсе Поттерах.
Гарри очень поздно понял, чем было вызвано такое поведение зельевара. Тому пришлось самому все рассказать. Они встретились в комнатах Снейпа уже после второго побега Сириуса, когда Гарри потребовал, чтобы отец объяснил ему, какой демон в него вселился и почему он так себя вел. Тот поведал ему о своих отношениях с Мародерами, а потом тихо добавил:
– Самое обидное то, что весь этот год Люпин, будучи тебе никем, имел больше прав быть рядом с тобой, учить тебя, наставлять тебя, просто разговаривать с тобой, чем я. Все это очень тяжело, Гарри, – признался он, подойдя к сыну и заглянув ему в глаза. – Когда ты был маленьким и я был лишен возможности даже просто видеть тебя, это было больно. Но я никогда не думал, что с твоим приходом в Хогвартс все станет еще сложнее. Быть так близко к тебе… и одновременно так далеко. Это несправедливо.
Это был первый и последний раз, когда Гарри видел отца в таком состоянии. После этого эпизода Снейп, словно устыдившись своего поведения, больше никогда не говорил ничего подобного. К сожалению, той близости, что была между ними во время второго курса, тоже больше не чувствовалось.
Несмотря на это, Гарри всегда знал, что отец волнуется за него. Вспомнить хотя бы его взгляд в тот день, когда Кубок Огня выбросил кусок пергамента с именем Гарри, заявляя таким образом о его участии в Турнире Трех Волшебников. Те бесконечные секунды, что Гарри шел по проходу в Большом Зале к директору, глядя отцу в глаза. В них были страх, сомнение, немного раздражения, легкая растерянность и… чувство вины. Безысходность от собственного бессилия. Быть рядом и не иметь возможности что-либо сделать, как-то помочь, предотвратить – в тот момент профессор не мог скрыть, как он ненавидит это.
Почти те же эмоции Гарри испытал в конце года, когда Волдеморт возродился. Когда Дамблдор сказал Снейпу:
– Северус, не знаю, могу ли я просить тебя…
Сердце Гарри замерло. Он всегда знал, что однажды этот момент настанет. Просто раньше он не осознавал, какой он – Волдеморт, и каково это – находиться рядом с ним. И теперь его отец должен отправиться к нему? Делать вид, что он на его стороне, рискуя каждое мгновение быть разоблаченным и убитым? Нет, это было слишком страшно, слишком неправильно. Этого нельзя было делать!
Но в то же время Гарри знал, что это неизбежно. Слышал это в поддельно-неуверенном голосе Дамблдора. Видел это в решительном взгляде Снейпа.
– Я готов, – с фанатичным блеском в глазах поспешно заявил зельевар.
В то мгновение в сердце Гарри поселилась тревога, смутное предчувствие беды. Если раньше он с нетерпением ждал того момента, когда им больше не нужно будет скрываться ото всех, когда они смогут заявить о своем родстве, то сейчас он не задумываясь променял бы эту возможность на обещание, что Волдеморт никогда не возродится. Лучше навсегда остаться сиротой в глазах окружающих, чем стать им на самом деле.
После возвращения к шпионской деятельности Снейп стал совсем невыносим. Иногда Гарри подозревал, что его отца подменили, что это кто-то другой. Не мог человек, который держал его за руку в больничном крыле после сражения с Квиреллом, который вытирал его слезы два с лишним месяца спустя, который говорил ему о своей любви, быть таким жестоким во время занятий окклюменцией, таким суровым и ехидным в отношении Сириуса, таким несносным как при всех, так и наедине. Как будто он пытался всех настроить против себя. В первую очередь, самого Гарри.
Чего бы ни добивался Снейп, добился он того, что Гарри перестал чувствовать его поддержку. Он не пришел к нему, когда пытался выяснить, попал ли Сириус в руки Волдеморта. Он не пошел к нему за помощью, когда решил, что Сириус действительно в беде. Он предпочел все сделать сам. И когда в результате Сириус погиб, Гарри разозлился именно на отца. Он даже не попрощался с ним перед отъездом из Хогвартса.
Сидя на Тисовой улице, Гарри с тоской вспоминал крестного, но еще большую боль в его сердце вызывали мысли об отце. После всего, что свалилось на него – битва в Министерстве магии, Пророчество, очередная встреча с Волдемортом, смерть Сириуса, – ему как никогда была нужна поддержка. Ласковое слово, невыполнимое обещание, что все будет хорошо, подтверждение того, что он нужен, любим. Хоть что-нибудь…
Появление Снейпа в доме Дурслей было неожиданным. В один из дней Гарри просто обнаружил его в своей комнате. Снейп сидел на его постели, глядя на колдографию Поттеров, которую держал в руках. На его лице блуждала печальная улыбка, когда он смотрел на Лили. Заметив Гарри, он не стал прятать эту улыбку. Вместо этого он тихо сказал:
– Ты похож на нее…
Его голос, его тон были теми же, что и в ночь, когда он сообщил Гарри, что он его отец. Как будто последних трех лет просто не было.
Гарри поспешно закрыл за собой дверь и осторожно приблизился к отцу, который встал с кровати, вернул колдографию на место и повернулся к нему, серьезно глядя в глаза.
– Что-то случилось? – с трудом спросил Гарри. Снейп никогда не приходил сюда, ему было запрещено. Должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы он позволил себе подобное нарушение конспирации. Гарри было страшно предположить, что именно это могло быть.
– Нет, – зельевар покачал головой. – Все хорошо… Насколько это возможно в условиях объявленной войны, – он тяжело вздохнул. – Мне просто не понравилось, как мы расстались. Ты даже не пришел попрощаться…
Гарри стыдливо опустил взгляд и покраснел. Сейчас собственное поведение казалось ему глупым, необоснованным. В глазах Снейпа читались грусть и одиночество, что заставляло Гарри чувствовать себя еще хуже. Своим пренебрежением он хотел наказать отца за грубость последнего года, но сейчас он понял, что мстил человеку, который и без того наказан сверх меры. И наказан в основном за то, в чем не был виноват.
– Прости, – тихо сказал мальчик, не зная, что еще можно сделать в такой ситуации. Оправдываться не хотелось. Ответ Снейпа был неожиданным:
– Мне очень жаль, что с Блеком так получилось. Он был занозой, но я не желал ему смерти. И я знаю, что ты его любил.
Гарри кивнул, с трудом сдерживая навернувшиеся на глаза слезы. Ему не хотелось сдерживаться. Хотелось разреветься, пожаловаться, сказать, как ему плохо, больно, тяжело и страшно, как все это несправедливо. Хотелось, чтобы отец обнял его, погладил по голове, утешил… Хотелось слушать его тихий, завораживающий голос и уснуть у него на руках, как когда-то.
Только теперь Гарри был взрослым и не мог себе этого позволить.
– Я хотел узнать, как ты в связи… с этим всем?
Гарри удивленно посмотрел на отца. Когда тот задавал вопрос, его голос странно дрогнул. И сейчас Гарри без труда мог прочесть на его лице все то, что чувствовал сам. Это поразило его. Снейп хотел того же. Он пришел в надежде, что нужен сыну, как был нужен тогда, когда одиннадцатилетний мальчик шептал ему: «Нет, пожалуйста, не уходи. Останься со мной, пожалуйста!»
– В связи… со всем
этим… мне очень-очень плохо, – честно признался Гарри. – И мне тебя очень не хватает… И не хватало все это время. – Из его глаз все же брызнули слезы. – Пожалуйста, не оставляй меня больше…
Когда сильные руки заключили его в объятия, он позволил себе уткнуться носом в черную, пропахшую зельями мантию и разреветься в полную силу. Позволил себе бессвязно бормотать, что не хочет этой ответственности, что ему страшно и что он не справится. Снейп крепко прижимал его к груди, шептал на ухо какой-то неправдоподобный бред, поглаживая непослушные черные волосы.
Несколько минут спустя Гарри успокоился, чуть отстранившись, посмотрел на лицо отца и улыбнулся. Но тот не вернул улыбку. В его глазах были все те же боль и отчаяние, что и в самом начале.
– Мне нужно идти, – хрипло сообщил, но даже не шелохнулся.
– Я понимаю. Спасибо, что пришел. Мы скоро увидимся, так ведь? Всего каких-то неполных два месяца…
– Ты должен знать, что я всегда буду на твоей стороне, Гарри, – невпопад серьезно сообщил ему Снейп. – Чтобы я ни делал, я все это делаю ради тебя, ты слышишь меня?
– Да, конечно…
Зельевар наклонился и поцеловал его в лоб, после чего исчез с легким хлопком.
Гарри некоторое время с недоумением смотрел на то место, где только что был его отец, а на душе было как никогда тяжело от нехорошего предчувствия. Откуда-то появилась непоколебимая уверенность, что тот приходил прощаться.
***
Гарри вынырнул из воспоминаний, обнаружив, что нашел искомые могилы. Большинство погибших в известной битве за Хогвартс были похоронены на специальном мемориальном кладбище, лишь единицы по настоянию семей нашли покой в семейных склепах. У Снейпов не было семейного склепа, но Гарри предпочел, чтобы эта могила была здесь.
Тобиас Снейп. Эйлин Снейп. Северус Снейп…
До сих пор отношение к бывшему профессору зельеварения было слишком неоднозначным, чтобы устраивать могилу на мемориальном кладбище. Здесь, на окраине Галифакса, царили запустение и уныние, но зато было спокойно.
Гарри извлек из кармана платок и протер могильную плиту. Имя, даты… Вот и все. Они всегда откладывали свою жизнь на «после войны». После войны они признают друг друга, после войны они смогут больше не скрываться, после войны им нечего будет бояться… Гарри не просто так приходил сюда: это было напоминанием о том, что завтра, может быть, и близко, но иногда это слишком далеко. Не стоило откладывать. Многого теперь не вернуть.
Задумчиво посмотрев на цветы, Гарри усмехнулся, оглянулся по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии случайных наблюдателей, и дезаппарировал.
***
Гарри понял, что отец действительно приходил прощаться, в тот момент, когда тело Дамблдора исчезло за стеной Астрономической башни. Он услышал слова «Чтобы я ни делал, я все это делаю ради тебя» так четко, словно Снейп снова произнес их. Они разрывали ему сердце: неужели отец решился предать Орден Феникса в обмен на их безопасность? Мог ли он купить у Волдеморта ценой жизни Дамблдора их жизни?
Это было неважно. Снейп не имел права заключать такую сделку. Гарри был на нее не согласен. Боль и отчаяние захлестнули его, огненной волной сжигая все хорошие воспоминания, оставляя за собой только одно желание: отомстить. Убить…
Это был первый порыв, и он даже погнался тогда за профессором с твердым намерением убить его. Пусть лучше так, чем иметь отца-предателя. Предателя и труса. К счастью, ничего не получилось. Да и не могло получиться. Снейп был слишком силен.
И невиновен. К осознанию этого Гарри шел долго. Обстоятельства заставляли его верить в обратное, но чем больше все вокруг убеждались в предательстве Снейпа, тем больше сомневался в этом Гарри. За ним все равно охотились, что могло означать только одно: сделка либо не состоялась, либо ее вообще не было. А если не было сделки, то и в предательстве не было нужды. Из этого следовало, что все это было частью какого-то плана, который Гарри пока не понимал, но который должен был понять, если хотел остаться в живых и спасти отца.
Подтверждение своих догадок Гарри получил вместе с воспоминаниями Снейпа, которые тот передал ему в предсмертной агонии. То были воспоминания, которые во многом изменили его представление о людях и событиях. Они помогли ему победить. В какой-то степени они помогли ему выжить.
Жаль, Северусу Снейпу пришлось умереть. Гарри так и не получил возможности назвать его папой при всех. Было обидно, но таков был выбор его отца. И этот выбор он должен был уважать. Так на кладбище на окраине Галифакса появилась могила. Памятник не человеку, но упущенному времени.
Напоминание о том, что ничего не стоит откладывать на завтра.
***
Дверь не открывали довольно долго. Когда на пороге все же появился высокий худощавый мужчина, одетый в старомодный черный костюм, Гарри улыбнулся ему и протянул букет. Мужчина удивленно приподнял бровь и чуть хрипло произнес:
– Я не ждал тебя сегодня.
– Ты мне не рад?
– Разве такое когда-то бывало? – он рассмеялся и, взяв цветы, жестом пригласил Гарри войти.
Они прошли в гостиную, где царил легкий беспорядок: книги и журналы были разбросаны повсюду, листы пергамента, исписанные мелким почерком, расположились на обеденном столе, бутылка огневиски почему-то стояла в книжном шкафу, а не в баре.
Поспешно собрав разбросанные по столу черновики, хозяин переложил их на кресло, извлек из кармана волшебную палочку и наколдовал вазу с водой для букета, а для себя и гостя – чай и немного печенья.
– Опять был на кладбище? – предположил старший мужчина, ставя цветы в воду. Голос его по-прежнему звучал немного хрипло. Он теперь всегда звучал немного хрипло.
– Как ты догадался?
– Ты приходишь ко мне с цветами только оттуда, – мужчина усмехнулся.
– Не могу заставить себя оставить их там, – сокрушенно признался Гарри, усаживаясь за стол и глядя на отца с неподдельной нежностью. – Студенты сегодня опять меня про тебя спрашивали.
– Я так и понял, – невозмутимо ответил Снейп, разливая чай по чашкам. – Ты на то кладбище ходишь только после того, как весь урок рассказываешь обо мне.
– Однажды я не выдержу и расскажу о нас, – тихо признался Гарри. – И мне плевать, какой общественный резонанс это вызовет.
– Мне-то что? – усмехнулся зельевар, делая осторожный глоток. – Это за тобой будут газетчики гоняться, а я благополучно скончался в день битвы за Хогвартс. У меня даже свидетельство есть.
Гарри скорчил отцу гримасу и тоже глотнул чая. Конечно, он не мог тогда бросить его умирать. С помощью Гермионы он остановил кровь, текшую из рваной раны на шее, от которой у Снейпа навсегда остался шрам и легкая хрипотца в голосе, потом накачал отца его же зельями и оставил в хижине на попечение Гермионы. Та, конечно, не могла понять подобной заботы о предателе, но врожденное человеколюбие заставило ее сделать все, что в ее силах, чтобы сохранить Снейпу жизнь.
Теперь о том, что он жив и что он отец Гарри, знали только самые близкие люди, те, кого можно было назвать семьей.
– Может, мне им и про то, что ты жив, рассказать? – задумчиво протянул Гарри, хитро поглядывая на отца.
– Только попробуй, – тот сделал зверское лицо. – Мне придется тебя убить.
– Стоило ли столько лет спасать мне жизнь, чтобы потом мараться самому? – парировал Гарри, усмехнувшись. – Может, зайдешь к нам сегодня на ужин? – без перехода предложил он. – Я соскучился.
– Я был у вас в воскресенье, – напомнил Снейп, но не слишком рьяно. Он и сам соскучился.
– Я все еще компенсирую то, что тебя не было со мной, когда я был маленьким, – словно защищаясь, заявил Гарри, но в глазах его плясали смешинки.
– Я был поблизости, – неожиданно серьезно возразил Снейп. – Даже когда ты не знал о моем присутствии…
– Я знаю, – мягко подтвердил Гарри. – Ты был близко, но слишком далеко. Теперь все иначе.
– Теперь я живу в Канаде, – напомнил ему Северус, усмехнувшись. – Куда уж дальше?
– Нет, – возразил Гарри. – Живешь ты, может быть, и далеко, – он протянул руку и сжал ладонь отца в своей, – но ты теперь так близко…
