Глава 2
Спустя несколько дней ты, сомневаясь и боясь, решился-таки вернуться в Волшебный мир, понимая, что прозябать в мире магглов было бы слишком ничтожным и жалким. Даже для тебя.
***
С трудом проскользнув с каким-то волшебником в бар «Дырявый котёл», ты тут же залез в малоприметный угол за стойкой, спрятавшись за пустыми бутылками.
Людей почти не было, слышался только звон стаканов и тихий голос бармена, который напевал какую-то песенку себе под нос.
Ты просидел там несколько часов, в ожидании наступления благословенной темноты, чтобы пробраться на Косую аллею, и попытаться добыть информацию там.
Тебе всё казалось, что твой план провалился, что Сириуса Блэка уже отпустили благодаря догадкам на твой счёт Дамблдора, а газеты до сих пор пестрят кричащими заголовками о твоих продолжающихся поисках.
…И Сириус точно упомянул о твоей анимагической форме.
Последняя мысль заставила тебя сжаться от страха и тихонько заскулить от неизвестности.
Ты сидишь в углу, сжавшись в комочек, маленькие глазки беспокойно поблескивают в темноте, а в голове мечутся мысли, наталкиваясь, противореча друг другу…
А потом воспоминания…
***
Ты идёшь по коридору, волоча за собой по полу полную учебников сумку с оторванной ручкой.
Опять эти слизеринцы, с обречённой злостью думаешь ты, стирая со щёк слёзы.
Когда пришло письмо из Хогвартса, тётка очень удивилась. Она вообще не ожидала узреть когда-нибудь наличие хоть каких-нибудь талантов в тебе. А тут надо же, ты, - и волшебник!
А ты был так счастлив!
Ты с трепетом смотрел в открывшееся тебе будущее, со счастливой улыбкой покидая свою школу.
Школу, где тебя всегда обижали и дразнили одноклассники; где ты всегда был глупым и никчёмным; где навсегда останется тень того прежнего трусливого и никем не уважаемого Питера Петтигрю, так думал ты, садясь в Хогвартс-Экспресс.
Но светлое будущее оказалось лишь тщательно замаскированным прошлым, которое медленно закрашивалось серостью твоего одиночества, ядовито-зелёной тоской и чернильно-чёрной темнотой, которая потихоньку начинала затягивать тебя ещё тогда.
Не зря Шляпа долго удивлялась наличию в твоей сущности столько противоречивых качеств: хитрости, трусливости, желанию проявить себя, изворотливому уму и одновременно желанием полностью себя изменить. Стать лучше, исправиться!
И тебе дали шанс…
Ты не знаешь, как, может, сам Дамблдор в очередной раз проявил «слепое доверие» к людям, и поспособствовал твоему распределению в Гриффиндор, - это до сих пор остаётся для тебя загадкой.
Ты смотришь в пол и не замечаешь, как из-за угла появляется мальчик. Сталкиваешься с ним, он роняет стопку учебников на пол и тихо чертыхается, подавшись вперёд, чтобы помочь тебе удержаться на ногах.
Ты инстинктивно отшатываешься и всё-таки падаешь.
Мальчик смотрит на тебя с лёгким удивлением, и, как тебе кажется, недоброжелательностью.
- П-простите…я случайно! Я не хотел, правда! – скулишь ты, потирая ушибленный при падении локоть, и отползаешь на всякий случай назад.
- Ты чего? Я же помочь хотел…– участливо говорит мальчик.
Ты вздрагиваешь и поднимаешь взгляд.
Глаза мальчишки, стоящего напротив тебя, смотрят с какой-то доброй и даже сочувствующей, если такое возможно, насмешкой.
Он протягивает тебе руку, ты нерешительно хватаешься за неё, вставая.
- Я Сириус Блэк, - с готовностью пожимает твою ладонь мальчик.
- А я Питер Петтигрю… - ты с недоверием и радостью смотришь на ваши, сомкнувшиеся в рукопожатии ладони, и переводишь взгляд на…пока ещё не друга.
**************
Ни Сириус Блэк, ни Джеймс Поттер, ни Ремус Люпин никогда тебя не замечали. Так получилось, что они жили втроём в одной комнате, а твоими соседями были Фрэнк Лонгботтом и Саймон Джордан.
А они редко с тобой общались, предпочитая проводить время с более разговорчивыми и интересными сокурсниками. А ты был отшельником.
Тебя почти всегда душила злость. В первую очередь – на них. Как они могут не замечать?! Как они могли не видеть, что третьекурсник Люциус Малфой всякий раз, проходя мимо тебя в Большом Зале, всегда сильно задевал тебя плечом? Как эти доблестные гриффиндорцы не могли видеть, что Эван Розье в очередной раз за завтрак ухмыляется в твою сторону, перешёптываясь с Эйвери?
Они опять задумали какую-то злую шутку.
И почему всегда именно ты?..
***
Второй курс.
Его следующее заклятие сбивает тебя с ног, и ты падаешь, обдирая кожу с ладоней.
Молча пытаешься подняться.
Снова падаешь.
Ноги скрутила судорога, и ты морщишься.
И даже не плачешь, удивительно, не правда ли?
Просто безмолвно сносишь эти издевательства. Ведь ты понимаешь, что сопротивление ни к чему хорошему не приведёт, просто твоё унижение будет ещё острее, ещё болезненнее.
Собираешь разбросанные по полу книги и хмуришься, когда слышишь, как он ухмыляется.
И ходит вокруг тебя, как хищник, поймавший свою добычу.
- Понимаешь, в чём дело, Питер, тебе следует знать, что таким как ты, в Волшебном мире не рады… - его голос звучит тягуче и сладко, - видишь ли, такие как ты – грязнокровки, не должны находиться рядом с нами – чистокровными волшебниками, теми, за которыми возвышается будущее Волшебного сообщества, понимаешь?
Ты снова хмуришься.
Ожидает от тебя ответа?
Горько усмехаешься и поджимаешь губы.
- Эй! Оставь его! – кричит кто-то с другого конца коридора.
И быстро приближается, выхватывая палочку.
Майкл Уилкис, слизеринский второкурсник, брезгливо поджимает губы и ухмыляется.
- Надо же… Предатель крови защищает ничтожного грязнокровку, который и палочкой-то пользоваться не умеет… Действительно, жалкое зрелище…
- Отойди от него,- угрожающе произносит Сириус. Из-за его спины тут же вырастает Джеймс Поттер.
Он подходит ближе, оборачивается к Блэку, и смотрит на него то ли вопросительно, то ли непонимающе. Потом переводит взгляд на тебя.
Ты замечаешь мелькнувшую в его глазах жалость. К тебе.
Приторную, до горечи, жалость.
И это заставляет тебя заплакать.
Опустить голову на согнутые колени и обнять себя руками.
Сквозь всхлипывания ты слышишь презрительный смешок Уилкиса.
- Ха, тоже мне гриффиндорец! И зачем ты его защищаешь, Блэк? Посмотри на него! Это же последнее ничтожество…
- Вали отсюда, Уилкис! – со злобой выдыхает Поттер, направляя палочку на слизеринца.
Тот ухмыляется, но отступает.
А потом разворачивается и уходит, оставляя в твоей душе горький, тяжёлый осадок, который гнетёт и душит в тебе ту толику светлого, что в тебе пока ещё есть.
***
Друзья… Ты со смаком произносил это слово про себя, всматриваясь в точеный профиль Сириуса, который усердно строчил по пергаменту, периодически заглядывая в свой котёл; иногда ты переводил взгляд на Джеймса, который мечтательно смотрел на рыжеволосую девочку с твоего факультета – ты так и не запомнил её имени; а потом на Ремуса, сосредоточенно режущего очередной ингредиент для зелья.
Затем с тоской посмотрел на свой пустой пергамент и испорченное зелье, которое начало угрожающе булькать.
Ты уже зажмурился в преддверии неминуемого хлопка того огромного пузыря над котлом, когда почувствовал, что тебя слегка толкнули, подсовывая под нос пучок каких-то засушенных трав.
- Возьми, кинь туда, - прошептали над ухом.
Ты повернулся, к своей радости заметив Джеймса, который осторожно, чтобы не заметил преподаватель, перегнулся через парту, протягивая тебе травы.
Он уже давно всё сделал и всё-таки помогает тебе…
Ты дрожащими пальцами взял пучок и кинул в котёл.
Зелье немедленно успокоилось и мерно забурлило, окрашиваясь в тёмно-бурый цвет – почти тот, который нужен.
Ты с благодарностью смотришь на Поттера, улыбаешься ему и снова отворачиваешься к своей парте, чтобы записать ингредиенты сделанного тобой эликсира для обмывания неглубоких ран и порезов.
Твои пальцы аккуратно выводят на пергаменте ровные буквы, но в своих мыслях ты далеко…
Друзья, снова думаешь ты, и даже слово перед твоим мысленным взором окрашивается в тёплый оттенок, вытесняя из мыслей всё чёрное и наболевшее и сглаживая углы твоего прежнего острого одиночества.
***
Когда же зависть стала вытеснять из твоего сознания дружбу? Когда так трепетно воздвигнутые в сознании образы счастливых друзей стали закрашиваться кровью?
Когда радостные лица Джеймса, Сириуса и Ремуса вдруг стали искажаться в гримасах боли в твоих
счастливых кошмарах?
Может, тогда когда ловец принёс четвёртую победу команде Гриффиндора, и любимая тогда тобой Сьюзи Гэйдан с тёплой тоской посмотрела на Джеймса Поттера?
Или тогда, когда Сириус неосторожно назвал тебя трусом, когда ты отказался идти с ними ночью из замка, чтобы проследить за Ремусом, который каждый месяц таинственно исчезал на несколько дней? Причём, заметь, Питер, ты не объяснил свой отказ тем, что уважаешь право друга на секреты, ты просто сказал, что последнее, чем бы ты хотел заняться на ночь глядя, это переться неизвестно куда, за каким-то там Ремусом, которому в очередной раз вздумалось свалить ночью из замка.
- Но Питер! – воскликнул тогда Сириус, насильно стряхивая тебя с кровати, - Ремус – наш друг! И я только что видел, как он направляется к Запретному лесу! А ведь он говорил, что будет в Больничном Крыле… Что-то происходит, и мы должны выяснить, что именно!
- Час от часу не легче, - пробормотал ты, натягивая свитер и демонстративно зевая.
С соседней кровати послышалась возня.
Сонно щурясь, на локтях приподнялся Фрэнк.
- Что вы здесь делаете? – хриплым ото сна голосом спросил он, с удивлением разглядев в темноте Блэка и застывшего у двери Поттера. – А ты куда собрался, Питер? – он перевёл взгляд на тебя.
- Да ты спи, спи… - тихо сказал тогда Сириус. – Это тебе всё снится. Вот ты в следующий раз откроешь глаза, а нас уже не будет…
Фрэнк недоверчиво посмотрел на Блэка, пожал плечами и снова откинулся на подушку.
Джеймс тогда облегчённо выдохнул, разворачивая мантию-невидимку.
***
Да, ты тогда пошёл, но «трус», выплюнутый в твою сторону Сириусом, ещё долго будоражил кипящую смесь из твоей обиды, горечи и жалости к себе, оставляя в сердце осадок горькой злости на них – за то, что считают тебя трусом, и себя – за то, что ты такой жалкий и никчёмный, потому что не можешь, да и чего уж таить, не хочешь меняться и своими поступками только подтверждаешь клеймо малодушного труса.
