Глава 1Название: Hey, baby
Автор: Potter_James
Фэндом: Гарри Поттер
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Сириус Блэк/Гермиона Грейнджер
Жанр: общий
Варнинг: Гермиона задумывается, а не измениться ли ей за осень к рождественским каникулам...
Дисклеймер: права принадлежат тем, кому они принадлежат
Саммари: зарисовка из времен пятой книги
От автора: катарсис. А упомянутая музыка хорошая, старая добрая музыка.
Hey, hey baby
I wanna know
If you`ll be my girl
When I saw you walking down the streets
I said that's the kind of gal I`d like to meet
She's so pretty, Lord, she`s fine
I'm gonna make her mine all mine
Hey, hey baby
I wanna knowif you`ll be my girl
When you turned and walked away
That`s when I want to say
Come on baby give me a whirl
I wanna know if you`ll be my girl
Hey, hey baby
I wanna know
If you`ll be my girl
(“Hey, baby”, Bruce Channel)
Если честно, все лето после третьего курса я думала о Сириусе Блэке. За два года, которые прошли с тех пор, я к этому привыкла. Я накопила вопросы. Хотя, чем старше я становлюсь, тем меньше меня волнуют сами ответы, - привлекательней становится возможность их задавать. Находиться рядом – спрашивать, смотреть и слушать.
Летом, в последние дни каникул, мы как-то остались наедине. Я чувствовала необходимость что-то сказать и спросила, трудно ли ему вспоминать об Азкабане. Он ответил, что, как правило, трудно вспоминать о всяких досадных мелочах, потому что всякий раз переживаешь их заново, а Азкабан дважды пережить нельзя хотя бы потому, что, начавшись однажды, он не заканчивается никогда.
- Ты расскажешь мне?
- Если выберешь удачный момент, - ответил он и, не дав мне рта раскрыть, сказал, что сейчас НЕ удачный момент.
В последние дни летних каникул он сказал, что хочет сделать в доме грандиозный ремонт.
- Может быть, лучше просто переехать после реабилитации? – спросил Римус Люпин, но мне показалось, что он сказал это просто так, лишь бы не молчать и не кивать поспешно, как это сделали все остальные.
Сириус Блэк долго смотрел в свой стакан, а потом покачал головой.
- Нет. Какого черта? Это мой дом. Здесь все будет по-другому.
- Похвально, - сказал Люпин.
- Отличная мысль, - поддержала Молли Уизли.
- От них не останется даже воспоминания, - закончил Сириус Блэк. – Я думаю прикончить Кикимера. Я все уничтожу.
Еда застряла у всех в горле, но они промолчали.
- Я думаю, нужно дать Кикимеру умереть естественной смертью, - сказала я, чтобы нарушить неловкое молчание.
- Да я умру раньше него! – хохотнув, ответил Сириус.
- Думаю, ты ошибаешься, - сказала я. – Он очень плохо выглядит.
- Детка, посмотри на него - он выглядит куда лучше меня.
- Он просто раб, - отрезала я, отложив вилку. – Всего лишь раб.
Я смотрела в его лицо и не могла отвести глаза. Сириус Блэк сидел с нами за одним столом, но был по другую сторону страха и страданий. К черте, за которую он давно перешел, никто из нас даже не приближался, в том числе Гарри. Это было очевидно, но все делали вид, что не понимают, не видят и не чувствуют. Они так и говорили: «Сириус многое вынес, но теперь все плохое для него позади», хотя Сириус только и делал, что падал и дальше в ту же яму, в которую падал до этого, причем все быстрее и быстрее.
- Сначала я переклею обои и расширю окна, выкину весь хлам, а там посмотрим, - сказал Сириус.
- Мы можем сменить тему? – пискнула Молли.
Но я не могла сменить тему. Это была главная тема, вечно живущая в моей голове, и только в моей. Делиться было не с кем. Делиться было вообще страшно и стыдно.
Я подслушала разговор Кингсли с Артуром Уизли.
- Каждый день я боюсь, что он узнает меня, - сказал Кингсли.
- Но ведь не узнал до сих пор.
- Не знаю. Он косо смотрит на меня.
Это была неправда – Сириус Блэк никогда не смотрел косо. Он смотрел сверху вниз или прямо в глаза, не моргая.
- Даже если узнает, - сказал мистер Уизли. – Ты ни в чем не виноват. Он ничего тебе не сделает.
- Не знаю, - повторил Кингсли. – Я старею, Артур. Теперь во мне постоянно живет страх, и чем старше я становлюсь, тем острее чувствую свою беззащитность.
- Нет причин…
- Причин нет, - резко перебил его Кингсли. Затем он наклонился к самому его уху, но я все равно услышала. Или не услышала. Я просто знаю, что он сказал дальше. – Я боюсь БЕСПРИЧИННОГО, немотивированного и неожиданного зла. Постоянно. Я боюсь Сириуса Блэка. Хотя у меня нет для этого никаких причин.
Это тоже была неправда – у него были причины. Кингсли был среди тех, кто арестовал Сириуса Блэка много лет назад. Он был тогда молод, у него были волосы, может, была борода, и Сириус Блэк находился, наверное, не в том состоянии, чтобы запомнить его лицо.
Но если бы я была на месте Кингсли, я бы вообще перестала спать.
- Почему они…ведут себя с ним НЕ ТАК! – воскликнул Гарри как-то раз, когда мы втроем болтали в его комнате после обеда. – Они словно терпят его, они…отказывают ему в дружбе! Я не знаю, как сказать. Ведут себя с ним, словно он буйно помешанный!
Гарри был зол.
- Они боятся его, - ответила я.
- Какого черта они его боятся, когда он ни в чем не виноват?! – бесился Гарри. – Двенадцать лет в Азкабане ни за что! Это ему в пору их бояться!
- По-моему, ему бояться уже нечего, - в простоте душевной сказал Рон, пережевывая бутерброд. – Вот если бы я просидел двенадцать лет в Азкабане и сбежал на волю, я бы не боялся ничего на свете.
И мы замолчали. Мы хотели сменить тему, но не могли – ничего не шло на ум. Сириус Блэк завораживал нас всех. И Рон прав – все самое худшее, что может случиться с человеком, с ним уже произошло, более того – сделалось привычным и сопровождает постоянно. Идет бок о бок. Так что Сириус вполне мог позволить себе быть абсолютно бесстрашным.
Что бы ни происходило, Сириус Блэк не покидал моих мыслей. Все, чем делился с ним Гарри, было искренним, но эгоистичным нытьем. Сириус Блэк подыгрывал Гарри, - подмигивал, подзуживал, твердил, как Гарри похож на Джеймса Поттера, хотя мне казалось, что он НЕ ПОМНИТ, каким был Джеймс Поттер.
Мне делается так тоскливо от этой мысли. Но он правда не помнил. Джеймс Поттер давно умер, - в какой-то предыдущей реинкарнации Сириуса Блэка. Все, что он твердил о Джеймсе Поттере и о том, каким он был – мучительные глупые выдумки, чтобы воодушевлять и радовать Гарри.
Гарри велся, и это главное.
А у Сириуса Блэка продолжала ехать крыша.
- Он пригласил меня в Хогсмид, хотя я точно знаю, что он ухаживает за Парвати. Я плюнула ему в лицо. Это было не слишком пафосно? – трещала Джинни.
- Я тоже однажды плюнул в лицо, - сказал Сириус, подкладывая себе картошки. – Дементор подошел к моей двери и стал крутить башкой, наклоняя ее то вправо, то влево. Я был не в себе, соскочил с нар, подбежал к окошку и плюнул ему под капюшон.
Все переглянулись.
- И знаешь, что он сделал? – весело спросил Сириус. – Ни черта. Детка, он ни черта не сделал. Покрутил башкой и ушел. Ему было плевать.
Они молчали, а Сириус Блэк махнул рукой, словно показывал сторону, в которую ушел оплеванный дементор.
- Я даже пытался на них нападать. А что они сделают? Поцелуют меня? Это казалось мне неплохим выходом, ведь, как бы ужасно ты ни выглядел после поцелуя дементора для окружающих, ты сам уже ни черта ни в чем не понимаешь.
Они опустили глаза.
- Я пытался вцепиться ему ну туда, где у человека шея, пытался его лупить, и что? Думаете, он на меня набросился? Ничего подобного – ему было на всё плевать.
Молли стукнула ложкой о край кастрюли.
- Довольно, Сириус.
- Я только сказал, что дементорам на всё плевать! - веселился Сириус. Он смеялся и расправлял салфетку у себя на коленях.
- Здесь дети, Сириус Блэк! – рявкнула Молли.
- Я тоже был ребёнком! – смеясь, он приложил руку к груди. – Я бы сэкономил кучу сил, если бы мне вовремя объяснили, что им на все плевать.
Молли открыла рот, чтобы снова развопиться, но Сириус встал из-за стола, поблагодарил за обед и ушел.
Он впадал в беспричинный гнев и беспричинное веселье, но чаще всего он просто не выходил из своей комнаты, где занимался неизвестно чем. Он даже забросил своего гиппогрифа и кормил его только тогда, когда тот начинал орать.
Чем хуже ему становилось, тем больше окружающие казались озабоченными совсем другими проблемами, и тем сильнее мне хотелось помочь.
Ведь это ерунда. Нельзя вечно сходить с ума – когда-то ситуация должна стабилизироваться.
Но стабильностью и не пахло.
Я вешала новые светлые занавески на окна, привстав на цыпочки на подоконнике, когда Сириус Блэк ворвался в комнату, распевая «Вернись домой, Билл Бэйли!», схватил меня за ноги так, что я, согнувшись пополам, повисла у него на плече, и закружил по комнате.
- Гарри, тебе будет приятно узнать, что твоя мать обожала эту песню! – крикнул он.
Помнишь тот дождливый вечер,
Когда я вышвырнула тебя вон с одной зубной щеткой?!
Да, знаю, я ужасно виновата…мне очень стыдно!
Билл Бэйли, вернись, пожалуйста, домой!
Я визжала и смеялась. Рон ничего не успел осознать, Гарри нервно хихикал.
Эту песню я тайком слушала вплоть до возвращения в школу, где не работал мой плеер. Она оказалась ужасно приставучая.
- Какого черта вы ничего не рассказываете про студенческие вечеринки? – спросил Сириус. – Расскажите, я хочу знать все.
Мы напряглись, но все, что мы сумели вспомнить, это пару забавных случаев, связанных с проделками близнецов. Рон, покраснев, сказал, что ничего крепче сливочного пива студентам в Хогсмите не продают, поэтому в гостиной Гриффиндора вечеринки не очень веселые и не идут ни в какое сравнение даже с тем, что рассказывали Билл и Чарли.
- Возьми с собой из дома…, - растерянно ответил Сириус, простирая руку к серванту, но Рон смутился.
Я была готова сказать, что это отличная мысль, и мы обязательно так и поступим, и что я сама много раз об этом думала, но, к счастью, Сириус меня опередил.
- Мне тоже в магазинах не продают ни выпивку, ни табак, - пошутил он. – Мы попросим Гермиону. Никто не подумает, что у такого ангелка могут быть вредные привычки.
Он улыбнулся мне и подмигнул. То, что при этом присутствовали Гарри и Рон, было ужасно, потому что я чудовищно смутилась, - в лице Сириуса Блэка я не увидела ничего отеческого.
И это было невероятно круто. Признаться, я до конца дня скакала по дому, едва сдерживаясь, чтобы не визжать от радости.
- Гарри, я могу посмотреть фотографию старого Ордена Феникса, которую дал тебе Сириус? - попросила я, когда мы остались одни. Я ужасно волновалась, мне казалось, очень трудно не понять, что я хочу увидеть Сириуса Блэка, каким он был раньше. Когда был чуть старше меня. Но я уговаривала себя, что это Гарри, и он, конечно, не поймет, какие цели я преследую.
Гарри не очень здорово читал в людских душах, особенно в женских, поэтому дал мне фотографию без всякой задней мысли, ни в чем ни на секунду не усомнившись, как это обычно с ним и бывало.
Даже не знаю. Может, мне было бы легче, если бы лучший друг догадался, что я влюбилась в его крестного? Но вряд ли я могла требовать этого от Гарри.
Вот умереть за меня – пожалуйста.
В те несколько дней, которые я провела с родителями непосредственно перед отправлением в школу, я успела обойти все близлежащие музыкальные магазины и лавки со старыми журналами.
- Мама, скажи, а вот так носили, когда ты училась в школе старшей ступени? – сказала я, натянув на себя какое-то старье из ее шкафа. Мама пожала плечами.
- Папа, ты слушал это в школе? – спросила я отца, включив что-то, купленное в отделе «Лучшее время моей жизни» главного музыкального супермаркета в нашем пригороде.
- Это слушал в школе твой дедушка, - ответил папа. – А в чем дело?
Я запаниковала. Мне казалось, у меня на лбу написано: «Я люблю старого больного психа!», и родители прочтут в моей душе, как в открытой книге.
- Ну, я решила, что мы сможем быть ближе, если я приобщусь к молодежной культуре, какой она была в ваши времена, - затараторила я. – Я ведь подросток, это должно помочь нашему взаимопониманию.
- А у нас какие-то проблемы с взаимопониманием? – насторожившись, спросила мама.
Я пожала плечами и умчалась к себе.
Каждое утро я просыпалась с мыслью, что хочу видеть и слышать Сириуса Блэка. Я распланировала свою жизнь в соответствии с моими шансами увидеть и услышать его. Я точно решила, где проведу рождественские каникулы, но до того времени мне надлежало превратиться в безупречно прекрасную девушку образца двадцатилетней давности, потому что в сознании Сириуса Блэка существовали только эти образцы.
Волшебное превращение приходилось каждый день откладывать на завтра, потому что, помимо напряженной учебы, передо мной стояла еще масса важных задач.
Чем ближе было дело к Рождеству, тем сильнее я впадала в идиотический оптимизм.
- Скажите, профессор, а гриффиндорская форма для девочек изменилась за последние двадцать лет? – спросила я у МакГонагалл после урока.
Она задумалась.
- Нет, мисс Грейнджер, последний раз школьная форма для девочек была изменена в 1962 году. Длина юбки стала чуть выше колена.
Она не поинтересовалась, почему я спрашиваю.
- Прекрасно! – воскликнула я. – Спасибо, профессор!
Можно сказать, что волшебное превращение состоялось.
- Почему ты ходишь по дому в школьной форме? – спросил меня Гарри на третий день рождественских каникул. – Прости, конечно, если лезу не в свое дело.
Это теперь была его любимая присказка.
- Не знаю, а что? – выпалила я.
Гарри пожал плечами.
- Да ничего…
Сириус Блэк по-прежнему продолжал сходить с ума, хотя мне казалось, что это вот-вот прекратиться, а иногда даже казалось, что он вот-вот объявит, что это был розыгрыш.
- Здесь есть хоть одно зеркало? – спросила Джинни.
- Я все снял или перебил, - ответил Сириус Блэк. – Я сам себя в них не узнаю.
Я его тоже не узнавала. Он гораздо естественнее представлялся таким, каким был на старой фотографии – с заносчивым видом победителя и безупречно красивым лицом. И с девушкой в школьной форме рядом.
Я заметила, что он стал лучше за собой следить, - сидел за столом с прямой спиной, в какой-то расслабленной позе, не рассматривая окружающих, а окидывая их взглядом. Он как будто стал меньше пить. Как будто стал больше разговаривать и реже запираться в своей комнате.
Как будто чаще смотрел на меня.
И я была счастлива, я была. Хотя иногда мне начинало казаться, что это не выздоровление, а агония, и тогда меня охватывали страх и отчаяние.
Я ни на минуту не сомневалась, что все могу исправить. Что могу обратить все вспять. Я могла просто не успеть. Не успеть вырасти и не успеть внушить ему чувства, которые принесли бы счастье мне и выздоровление ему.
У меня было очень мало времени.
Перед самым концом рождественских каникул, он сказал мне:
- Гарри так похож на Джеймса, Джинни – на Лили, Люпин в своем репертуаре, Волдеморт возродился…кажется, я вернулся к тому, на чем закончил в прошлый раз. Удивительно. Словно я прошел по кругу и вышел к началу.
Я кивнула.
- Это так, - сказала я. – Чем больше я думаю о тебе, тем больше утверждаюсь в этой мысли.
Я не успела схватить себя за язык, но не испытала ни смущения ни раскаяния.
Он улыбнулся, не разжимая губ, как на фотографии.
Он сказал:
- А ты ужасно похожа на последнюю из девчонок, которые мне нравились.
Мне показалось, что в этот миг мы с ним составили тайный заговор на двоих. У него было лицо заговорщика, не замышляющего ничего хорошего.
- У вас что-нибудь получилось?
Он улыбнулся шире и покачал головой.
- Я сел в Азкабан, - ответил он. – А хотя ну его в задницу, верно? Когда я ною и кляну судьбу, вслух или про себя - особенно про себя, - я напоминаю себе Снейпа.
Я поспешно отвернулась, чтобы он не видел мою улыбку – почти точную копию его собственной.
Я вышла вон. Я думала о том, что то недолгое время, которое я буду взрослеть, я должна посвятить самосовершенствованию, чтобы быть достойной самого крутого парня Хогвартса за последнюю столетку.
К концу лестницы, по которой я спускалась, моих сил терпеть больше не было, и я громко запела что-то из репертуара моего дедушки.
Кажется, «Hey, baby» Брюса Ченнела.
the end.
