Глава 11. Мама, друг Барти.
Наш дом стоит на окраине небольшой деревушки. Детей здесь мало, но я не скучаю, потому что мама – мой лучший друг. У неё светлые волосы и ярко-голубые глаза. «Как небо», - всегда говорит папа. «Как цикорий», - возражаю я. Ну не могут быть у мамы глаза цвета неба – потому что небо здесь, на севере Англии, холодное, а глаза у мамы - тёплые. Цикорий цветёт летом, когда греет солнце, и мамин взгляд тоже греет. Но возражаю я про себя. Не потому, что папа рассердится, а потому, что это мои мысли, и я не хочу ими ни с кем делиться.
Сегодня мы с родителями возвращаемся с какого-то важного министерского приёма. Там было безумно скучно, и мама уговорила папу уйти пораньше. Мама вообще умеет уговаривать – тихо, спокойно, но все всегда поступают, как хочет она, потому что все её любят.
Мы аппарируем прямо домой, и я ещё пару секунд стою, зажмурившись, и не отпускаю мамину руку. Я терпеть не могу аппарировать, но мама ненавидит каминную сеть. Мои бабушка и дедушка – магглы, и мама до сих пор не может привыкнуть к тому, что приходится шагать в огонь. «Я всё время думаю, что сгорю», - смеётся она. А вот аппарирует здорово, наверное, даже лучше, чем папа. Может быть, потому, что она такая маленькая и хрупкая, не знаю.
Дома мамину усталость, на которую она так жаловалась во время приёма, как рукой снимает. Она сбрасывает неудобные туфли на шпильке, одним взмахом палочки зажигает камин и хохочет:
- Барти, ты видел того типа из отдела по связям с гоблинами? Как он пытался меня насмешить анекдотом о мантикоре и мандрагоре!
- Маргарэт, - с упрёком отвечает папа. – Ну что за слова? Это не тип, это Дирк Крессвел…
- Твой Дирк Крессвел - ужасный зануда, - мама берёт отца за руку. – И все твои министерские дружки тоже. Ты мог пойти туда сам, а мы бы с Барти нашли, чем заняться дома. Уж поверь, мы бы не скучали, как на этом дурацком приёме.
Порой мне кажется, что мама – моя ровесница, и что она гораздо охотнее летала бы на метле, играя в квиддич, чем ходила по министерским приёмам с наклеенной улыбкой.
Сейчас, тут, она – настоящая.
Я думаю, что папа рассердится на такие мамины заявления, но я же говорил – все её любят. Поэтому он улыбается в ответ.
- Ну ладно, один приём, пожалуй, пропустить можно.
- Один?! – мама в шутку бьёт папу сложенным веером. – Барти – ты тоже страшный зануда.
О, сейчас точно будут целоваться. Я тихонько выхожу из комнаты и несусь в кладовку, где припрятана моя метла.
- Ма, па, я полетаю, пока не стемнело, - кричу, уже выбегая во двор.
В окно вижу, как мама машет мне рукой и опять поворачивается к папе.
Любовь к квиддичу я унаследовал от мамы, представляете? Все мои ровесники – дети работников Министерства – тоже любят квиддич, но их папы водили на стадион, а меня – мама. Кстати, она была ловцом, когда училась в Хогвартсе.
Сначала я летаю быстро, а потом постепенно снижаю скорость, чтобы, тихонько пролетая мимо окна, послушать, о чём говорят родители.
- Он точно попадёт в Рейвенкло, как я, - с уверенностью заявляет папа.
- Только бы не в Слизерин, - пожимает плечами мама. – Терпеть не могу змей.
А мне хочется в Хаффлпафф. Во-первых, мне нравятся барсуки, они забавные; во-вторых, название звучит очень смешно – будто сдуваешь пушинки с одуванчика… А в третьих….в третьих, там училась мама.
Мой лучший друг.
2. Регулус, друг Барти.
Он врывается в пустой кабинет и сопит, как бешеный кентавр. Я, вообще-то, тоже в бешенстве, потому что, положа руку на сердце, кабинет не так уж пуст. Тут я и самая красивая девушка моего факультета – Аврора Синистра. Я добивался её внимания курса эдак с третьего, и теперь она, хоть и старше меня на год, всё-таки стала проявлять ко мне благосклонность. Мы уже два раза сходили в Хогсмид. И целовались. Больше, кстати, чем два раза.
Не знаю, чем была вызвана резкая смена отношения ко мне, может, потому, что я – гордость и надежда факультета. Ходят слухи, что даже Дамблдор в своё время не получил 12 СОВ, провалив прорицание. А, в общем-то, мне всё равно. Главное – мы встречаемся с Авророй. И только мы, понимаете, нашли укромный уголок, как этому чёртову слизеринцу что-то понадобилось.
Вообще-то, конечно, этот чёртов слизеринец – мой лучший друг в Хогвартсе, поэтому я и не пытаюсь убить его взглядом, а лишь вежливо интересуюсь:
- Регулус, что случилось?
Он садится на парту и продолжает сопеть. Я спокойно жду – привык за шесть лет к характеру своего друга.
- Мой братец и его дружки совсем охренели! – наконец взрывается Регулус.
Этого следовало ожидать. Как будто есть в Хогвартсе больший раздражитель для младшего Блэка, чем старший.
- Во-первых, не выражайся. Среди нас дама, - спокойно говорю я. – А во-вторых, рассказывай. Только меньше эмоций.
- Не могу! – кипит Регулус. – Он разрушил мне личную жизнь! Я сходил на свидание с Вивьен Розье, сегодня утром решил сесть на завтраке рядом с ней и… - он замолчал, уставившись в пол. Но замолчал, как обычно, лишь на секунду. – И уселся я, знаешь, на что? На буботуб! Этот гной попал и на Вивьен. Всё, мне конец, она больше в жизни со мной не встретится! А мой братец сидел за своим гриффиндорским столом и ржал, Мерлин его подери!
- Подожди, и что ты хочешь от меня? – недоумеваю я. – Как будто это ваша первая стычка.
- Я хочу ему отомстить! – Регулус вскакивает с парты. – Тоже подложу ему какую-нибудь хрень! Сегодня перед обедом. Зуб за зуб. Девушки у него нет, так пусть достанется дружку Поттеру. Пошли в теплицы красть буботубы!
- Постой, - вдруг вмешивается Синистра. – Я же единственная, кто выбрал на седьмом курсе уход за магическими существами.
- И что? – пожимает плечами Регулус. – Твои проблемы.
- Ты не понял, - продолжает моя девушка. – Профессор Грабли-Дерг недавно привезла из Австралии интересное существо. Аборигены называют его…ох, не помню как, такое смешное название…в общем, напоминает оно большую медузу, только с лапками. У него есть свойства хамелеона, поэтому на стуле оно будет совсем незаметно. И главное – при опасности оно, - Аврора поморщилась, - выделяет запах в десять раз хуже скунса. И избавиться от этой мерзости можно только через два дня.
- Отлично! - Регулус хохочет. – Побежали скорей в кабинет Грабли-Дерг!
Синистра кивает.
- Давай, я тоже хочу отомстить этим Мародёрам. Сириус неделю назад бросил мою лучшую подругу.
Ну вот, и девушка моя туда же. Нет, эти чёртовы Блэки и мёртвого уговорят!
К счастью, из этой затеи ничего не выходит. В обед провернуть дельце не успеваем, поэтому мы с Регулусом берём эту…хм…медузу на сдвоенное зельеварение, благо, у Рейвенкло оно как раз со Слизерином. Регулус предусмотрительно кладёт чудовище в какую-то глубокую посудину, чтобы его не было видно. Но тут же отходит от своего стола, чтобы спросить что-то у сокурсника. Я, как назло, сижу в другом конце класса. Тем временем одному слизеринскому тупице не хватает ингредиента. А по виду ингредиент этот напоминает…правильно, нашу медузу. Тупица заглядывает в каждую миску и котёл, пока не находит то, что нужно. Подносит медузу к своему котлу и…
хищной гарпией набрасывается на него младший Блэк, ястребиным взором замечающий попытку убийства зверя-мстителя.
В общем, после таких выходок, я уговариваю-таки Регулуса вернуть медузу в кабинет профессора Грабли-Дерг, а Сириусу отомстить каким-нибудь другим способом. Желательно, без участия моей девушки.
Ах да, нам ещё влепляют отработку по зельям. Это, между прочим, моя первая отработка за время учёбы в Хогвартсе. Но с тех пор далеко не последняя. Хотя я сам виноват, знаю же: с Блэками свяжешься – себе дороже.
3. Белла, друг Барти.
Она в красном. Мерлин подери, она опять в красном! Неужели у наследницы богатого чистокровного рода нет платьев другого цвета?! Вон Андромеда – в тёмно-синем. Изящна и мила, как обычно. Нарцисса – в белом. Холодна, но безумно элегантна.
Нет, не спорю, я не так часто видел Беллатрикс, чтобы делать выводы о цветах её нарядов. Она ведь лет на десять старше меня, поэтому в Хогвартсе мы не пересекались. Так, пару раз она мелькала в Министерстве, один раз я встретил её в Гринготтсе, да один раз в «Трёх Мётлах». Я до сегодняшнего дня толком-то с ней и не общался. Зато очень хорошо помню, когда увидел её впервые. Это было у неё дома, в шикарном особняке Сигнуса Блэка.
Мне было лет десять. Я шёл, держась за мамину руку, потому что там была куча людей, все смеялись, разговаривали, пили шампанское. А в центре большого зала черноволосая девушка в красном платье танцевала с высоким мужчиной. Потом я узнал, что это Белла и её отец. А тогда я просто зачарованно смотрел на длинный красный шлейф, на изящную руку в перчатке и на чёрный локон, выбившийся из высокой, похожей на корону, причёски.
Я невольно даже сжал мамину руку крепче.
- Что такое? – наклонилась ко мне мама.
- Она красивая, - прошептал я ей тогда. А потом на ушко добавил. – Я бы тоже хотел с ней потанцевать.
И потанцевал, чёрт бы побрал эти желания! Сегодня, как только я прихожу на один из приёмов, которые так не любит мама, миссис Блэк (вот уж настоящая ведьма!) чуть ли не толкает старшую дочь ко мне в объятья.
- Белла, потанцуй с Барти. Знаешь, он получил 12 СОВ и сейчас подаёт большие надежды в Департаменте международного магического сотрудничества.
Белла едва заметно морщится – ей явно не хочется танцевать с веснушчатым малолеткой. А я торжествующе улыбаюсь про себя – потому что если и есть человек, который может
так приказывать старшей дочери, так это Друэлла.
Я пьянею мгновенно. Естественно, не от выпитого шампанского, привезённого Розье из Франции, нет. От её духов – от их едва уловимого восточного аромата. От этого красного цвета, который, кажется, заполонил собой весь бальный зал. От её имени на губах. Беллатрикс…воительница**…Белла…белладонна…
После того бала я встречаюсь с ней всё чаще. Она что-то говорит мне о чистокровности, о новом порядке, о людях, называющих себя Пожирателями смерти…Я слушаю вполуха, но иду с ней на одно собрание, другое… Там она неизменно в чёрном, но ей идёт любой цвет.
Тёмная метка на моей руке появляется после третьего собрания. И ужасная боль, сопровождающая её появление, того стоит – Белла смотрит на меня, улыбаясь, а я понимаю, что даже в школе подсознательно выбрал себе девушку, чем-то похожую на неё.
«Подсознательно», «бессознательно» – эти слова я теперь часто использую, после того, как прочитал книги одного маггловского психиатра. Он ещё писал там о неком Эдиповом комплексе. Думаю, если бы этот маггл жил сейчас и знал меня, то чем-нибудь подобным и объяснил мой переход к Пожирателям. Он, кажется мне, вообще любил всё усложнять.
Какие комплексы у меня, отпрыска
такой семьи?! У меня не комплексы, у меня Белла. Эти чёртовы Блэки и мёртвого… Хм. Кажется, я уже говорил нечто подобное.
4. Фрэнк, друг Барти.
Мы работаем в разных департаментах, и он старше меня, но так уж получилось, что я познакомился с ним в свой первый рабочий день в Министерстве, а после работы мы пошли в «Дырявый котёл». Фрэнк весёлый, яркий и жизнерадостный. Его жена Алиса работает вместе с ним, и частенько они, не смущаясь никого, целуются в кабинете. Отличная семья. Рядом с Лонгботтомом я всегда заражаюсь его неизменно хорошим настроением, даже если моё только что испортил отец, который со своим правопорядком, похоже, вообще свихнулся. Дома почти не бывает. Сейчас мне это, по большому счёту, безразлично – у меня появились друзья и работа, но мама с каждым днём становится всё мрачнее. Пару раз я видел, как она плачет украдкой. А уж это мне небезразлично.
Отец, конечно, карьерист, я же на работе не задерживаюсь и всегда стараюсь после рабочего дня либо поскорее аппарировать домой, купив перед этим чего-нибудь сладкого маме, либо пойти пропустить стаканчик-другой в том же «Котле» с Фрэнком.
Я вспоминаю, однажды он ворвался ко мне в кабинет, как обычно, без стука и, выставив на стол бутылку отличного огневиски, радостно сообщил:
- Невилл сказал первое слово!
Я тогда не поинтересовался, какое, потому что отлично знал – Фрэнк сам всё расскажет, да так, что и не остановишь. Это он умеет.
Я слушал его, думая о том, что мама вчера ругалась с отцом, а я будто бы воочию наблюдал, как разбивается та чудесная семья, которую я помню с детства.
Я и сейчас думаю о чудесных семьях. Фрэнк и Алиса сидят в креслах, связанные прочными нитями «Инкарцеро». Белла склонилась над ними и приводит в чувство, чтобы продолжить пытку. Рудольфус стоит рядом с ней, крепко сжимая волшебную палочку – как всегда, спокойный и сосредоточенный. Мерлин, а ведь он тоже пошёл сюда только ради неё. Сам бы он никогда не осмелился. Как и я.
Рабастан чуть поодаль. Эти братья ведь всегда вместе, не то, что Блэки.
Белла продолжает пытку, а у меня в голове совершенно идиотские мысли о том, что я люблю Беллу, Рудольфус любит Беллу, Белла любит Тёмного лорда, Тёмный Лорд…не знаю, кого он любит, проще уж сказать, кого ненавидит. Какой-то извращённый любовный четырёхугольник получается. На секунду даже мелькает шальная мысль – а что, собственно, я, парень из чудесной семьи, делаю здесь?! Совершенно чудесной семьи, где мама плачет всё чаще.
Чудесных семей вообще много. Вон Белла и Рудольфус – с их единовременным «Круцио!». Любо-дорого глядеть.
А вон Алиса и Фрэнк. Они вообще идеал семьи. Да, я действительно так думаю. Думаю и не выдерживаю этой правды, опускаю глаза, выбегаю к чёрту из этой комнаты, так и не произнеся ни одного заклинания…
5. Винки, друг Барти.
Тут очень сильный ветер. И это здорово, потому что я ненавижу закрытые помещения, а особенно то, в котором нахожусь много лет. Интересно, есть ли на свете хотя бы ещё один волшебник, для которого тюрьмой стал собственный дом?
Это, кстати, сейчас мои мысли довольно ясны. Да, чёрт возьми, я научился бороться с Империо. Не дай Мерлин никому узнать, чего мне это стоило. Это безумно тяжело. Зато теперь я могу думать…думать и даже действовать.
Передо мной сидит мальчишка, а из его заднего кармана торчит волшебная палочка. Казалось бы – что проще – вытащи её сейчас, Барти, и стань свободным! На самом деле я и собираюсь это сделать, но…секунду…
- Смотри, Гарри! – кричит рыжий паренёк. – Это Хитрость Хорьковой! Сейчас найду на повторе в омнинокле.
А мне не нужен специальный прибор, чтобы представить себе этот момент, который я пропустил. Сколько раз я вытворял такое в хогвартских матчах – и это потрясающее ощущение! Ты летишь как можно быстрее, вытягивая на себя игроков соперника, и перед самыми кольцами делаешь резкий замах рукой с квоффлом, заставляя всех поверить, что и вправду собираешься его бросить. Ты и бросаешь – вот только вниз, своему нападающему, который и забивает гол. Это, наверное, мой любимый финт!
Ирландия играет отменно, Болгария не отстаёт, а я с каждой новой атакой любой из сборных оттягиваю момент кражи палочки…ещё секунду…ещё…ничего себе – вот это Ястребиная голова***! Я едва сдерживаюсь, чтобы не зааплодировать тройке ирландских нападающих.
Когда ситуация на поле немного успокаивается, я перевожу взгляд на Винки, закрывающую руками глаза. Бедняжка боится высоты, но терпит всё это ради меня. Я жалею её – в конце-концов, этот праздник я вижу только благодаря ей.
Я обязательно отплачу добром за добро – когда-нибудь потом, а сейчас…сейчас надо, наконец, украсть палочку у этого столь выгодно безалаберного мальчишки.
Не может быть – ведь это финт Вронского****! Секунду…ещё секунду…
6. Дамблдор, друг…Хмури.
Об этом я не забываю ни на минуту. Приходится, ведь мне хочется не просто выполнить поручение – мне хочется жить. И если для этого мне придётся отдать Поттера на растерзание Тёмному Лорду, а самому всю жизнь притворяться аврором-шизофреником, я готов и на это.
К тому же я в Хогвартсе! Пусть далеко не в таком симпатичном обличье, как много лет назад, но я там, где всегда был счастлив. И мне даже нравится преподавать. Наверное, я всё-таки истинный рейвенкловец.
Хреново мне становится только после того урока о Непростительных заклинаниях. Во-первых, из-за Невилла, которому в своё время я едва ли не стал крёстным отцом; а во-вторых – из-за Империо.
Когда я вижу, как этот мальчишка Поттер с ним справляется, я не сдерживаюсь и искренне говорю, что нелегко будет сделать из него раба. Мне ли не знать, что такое Империо, и мне ли не восхищаться подобной силой воли? Я горжусь Поттером так, как раньше гордился собой. Советую ему идти в авроры. Тут я, конечно, немного перегибаю палку, но что делать – я на миг вижу в нём себя. Интересно, что бы сказал на это Фрейд?
Но сейчас некогда об этом думать – потому что мне ещё хреновее, чем тогда. Я называю очередной бредовый пароль и хромаю (чёртова нога!) в кабинет Дамблдора.
Действие оборотного зелья заканчивается, но я не тороплюсь сделать новый глоток – хочу, чтобы он увидел меня настоящего.
- У вас есть огневиски? – не здороваясь, спрашиваю я.
- Барти, всё нормально? – Дамблдор заботливо кладёт руку мне на плечо. Я сбрасываю её.
- Всё отлично, директор. Но он сошёл с ума окончательно, и во всём виновато моё Империо! Я аппарировал в ту клинику в Ирландии, что вы советовали, назвался другим именем. Но теперь…- я сажусь прямо на стол и сжимаю кулаки. – Теперь меня будут считать убийцей собственного отца!
- Ты должен держаться, Барти, - голос профессора спокоен, как всегда. – А вдруг через пару лет кого-нибудь будут считать моим убийцей?
- И не надейтесь, это не сбудется, - криво улыбаюсь я. – Вы же провалили СОВ по прорицанию.
Я выпиваю глоток зелья, игнорируя предложение Дамблдора закусить эту мерзость лимонными дольками, ковыляю к двери и уже возле выхода оборачиваюсь.
- И всё-таки, Дамблдор, когда вы поняли, что я – ЛжеХмури?
- О, практически сразу, - его глаза лукаво блестят. – Ведь Аластор – мой хороший друг. Барти, ты помнишь, что ещё должен снять с Кубка заклятье портключа и устроить небольшой спектакль с Веритасерумом? Северуса я уже предупредил, он нальёт во флакончик чистую воду.
- Лучше бы чего-нибудь покрепче, - раздражённо отвечаю я. – Всё будет в порядке, директор. Я не такой уж плохой актёр.
Разворачиваюсь и ухожу, но не так быстро, чтобы не услышать тихого голоса:
- А всё-таки, как легко для этих молодых Пожирателей можно всё изменить – достаточно напомнить им: одному – о зелёных глазах погибшей любимой, другому – о голубых глазах умершей матери…
После этого я, наверное, впервые срываюсь по-настоящему. И делаю едва ли не единственное, чем могу отомстить этому старику – не снимаю заклятие портключа.
Спектакль с Веритасерумом всё равно проходит на славу, потому что Поттер возвращается живым (и я всё больше им восхищаюсь!). После спектакля я остаюсь с Минервой, и она говорит, что директор, конечно, недоволен моей выходкой с портключом, но раз всё закончилось хорошо, и Гарри в безопасности, я смогу через время аппарировать к отцу и забрать его из Ирландии куда-нибудь подальше. В общем, начать новую жизнь за пределами Британии. Мне эта идея нравится, потому что я безумно устал. Я ещё успеваю подумать о том, что надо бы не забыть взять с тобой Винки, а потом…
Когда Фадж врывается в кабинет, а дементор резко откидывает свой капюшон, я едва слышу крики МакГонагалл…потом не слышу ничего. Только за секунду понимаю, насколько прав был этот чёртов, чёртов Дамблдор, утверждая, как много могут изменить глаза.
Глаза мамы, кроме которых я больше ничего не вижу.
7. Смерть, друг Барти.
* аналог русской поговорки «Семь вёрст до небес»
** Беллатрикс - звезда в созвездии Ориона. С латинского языка можно перевести как "женщина-воительница", "амазонка", ее также называют "Звездой амазонок" (с) Википедия
*** Атакующая позиция "Ястребиная голова"
Нападающие образуют группу в форме стрелы и таким порядком летят к воротам. В высшей степени устрашает соперников и очень эффективна для устранения других игроков (с) «Квиддич сквозь века».
**** Финт Вронского
Ловец устремляется к земле, делая вид, что увидел снитч далеко внизу, и выходит из пике непосредственно перед ударом о поле. Цель приёма - заставить Ловца другой команды повторить эти действия и разбиться. Назван в честь польского ловца Йозефа Вронского (с) «Квиддич сквозь века»..
