Глава 1Название: Ангел-хранитель
Автор: Lilly
Бета: tigrjonok
Пейринг: Ремус Люпин/Нимфадора Тонкс
Рейтинг: PG
Жанр: романс/драма
Саммари: написано на игру «Веселые старты» на ЗФ, команда Ремуса Люпина, тема: "от судьбы не уйдешь". Автор благодарит команду Ремуса Люпина за помощь и поддержку)
Дисклаймер: Все деньги госпоже Роулинг. А нам вполне хватит старого, бедного, опасного - в общем, самого замечательного оборотня
Примечание: http://radikal.ru/F/s56.radikal.ru/i152/0810/27/b87a31d8302d.jpg.html - совершенно потрясающий (а еще волшебный и невероятно трогательный))) рисунок к фику. Автор: Шестой Рыжий. Рисунок также нарисован на игру "Веселые старты" на ЗФ.
– Понимаешь, это не пройдет. Это никогда у меня не пройдет.
– Все проходит.
– Нет. Нас связывает что-то неумолимое, как судьба. Ты сам чувствуешь. Ты… ты должен это знать. Ты не можешь не знать!
Ф.Саган, «Ангел-хранитель»
Ремус – это бежевое, серое и снова бежевое. И дождь.
В доме всегда пыльно, пахнет шоколадом – молочным, с фундуком – и зеленым чаем. Бергамот, мелисса и тропические фрукты.
Деревянные полочки, аккуратные, ровненькие, такие «складные», как когда-то говорил Джон Люпин. Пока не умер. Один метр сто восемьдесят сантиметров, глаза голубые. Артрит. И замшевый коричневый пиджак. Невольно вспоминаются парижские бульвары и свежая выпечка. Что-то неизмеримо романтичное.
Дом на отшибе. Лес, сотканный из жемчужин паутины, еловых шишек и голубого неба – высоко-высоко, там, где прячутся самые яркие звезды.
Когда Тонкс приходит сюда первый раз, она ойкает и замирает у порога.
Здесь больно. И здесь. И вон там, в гостиной. На диване умерла мама. А там, в подвале, была первая трансформация. Страшно. И снова – больно-больно.
А оборотнем быть – в первую очередь – стыдно. Картинки в детских книжках. Человек-волк, огромная пасть и грязная, масленая шерсть, вырванные клочья где-нибудь за правым ухом. И луна. Большая и круглая, словно блин, она поет миру невесомые, прозрачные колыбельные.
Оскал, прыжок.
И нет мальчика.
Маленького мальчика в джинсовом комбинезоне.
– Волк, старый, мудрый волк, – тихонько говорит Тонкс.
Иногда она становится грустной-грустной, как он, и молчит.
– Тебе лучше уйти.
– Никуда я не уйду, – были бы кудряшки – тряхнула. А так – волосы цвета жвачки и васильковые глазищи.
– Глупая ты, – выдыхает он ей прямо в губы.
Мгновение счастья. Радужное, будто разноцветные крылья бабочки, щекочет нос и ее теплые ладошки на его шее. Сладко-сладко, нежно и немного меда. Тонкс. Люпин. И снова Тонкс… И так каждую секунду. Как две половинки песочного печенья.
– Я пойду, да?
У нее виноватый взгляд и пушистые золотистые ресницы. Полосатые носки. Веснушки. Пеппи Длинныйчулок. И кружевные платья, бледно-голубые, испачканные в болотной грязи. Погоня за лягушками.
– Я…
Слепая уверенность в завтрашнем дне, будто желток яйца на сковородке. Ярко и чуть размыто.
«Не уходи».
«Не уходи».
«Не уходи»…
Два слова, много раз, будто на печатной машинке. Синими-синими чернилами на желтоватых обрывках военных газет.
Он – волк. Потрепанный старый волк, и ни кната в кармане. Клетчатые красные штаны и мультяшные злодеи с большущими клыками. А получается почему-то деревянный дом, пахнущий зверобоем и травами, шерстяные свитера с заплатками на локтях и любимая, родная его Тонкс.
Не бывает грустных историй со счастливым концом, но Ремус надеется, что все будет хо-ро-шо.
Только вот от судьбы не уйдешь.
А пока… пока можно помечтать, когда за окном – ночь и тонкий серп месяца. Поцелуи – робкие, неуверенные, теплые и влажные. Весенняя капель за окном, будто перезвон звезд – серебряных бубенцов.
Следующее утро приносит с собой запах севера. Холодные ночи, мороз по коже. И одиночество.
Просыпаться без Тонкс – привычно. Холодная постель, накрахмаленные простыни и горьковатый привкус полыни.
Босые ноги мерзнут на холодном дощатом полу. Ремус пьет холодную воду из ручья – здесь нет водопровода. По правде говоря, здесь вообще ничего нет. Пустырь. Только много воздуха. И ледяной ветер треплет волосы.
Где-то там – война. Кровь, смерть, страх и боль. А здесь – пустота. Место вне времени и пространства, этакая жизнь в вакууме трехлитровой стеклянной банки.
И редкий лучик света. Нимфадора. Нет же. Тонкс, просто Тонкс.
– Мы не можем быть вместе.
– Почему, ну почему же? – тоскливо говорит она, пряча лицо.
– Ты достойна лучшего.
– Ты – мое лучшее.
У ее губ вкус ежевики и малины.
Старый дом. Дощатый пол, полынь у скрипучего крыльца. Чугунное кольцо – если поднять, на пальцах будут синяки. Темно-лиловые, будто переспелая вишня или свекла в сахаре.
Когда Ремус видит заплаканное лицо Тонкс, ему хочется умереть. Потому что он делает ей больно.
Делает больно человеку, которого любит.
Одним своим видом.
Одним своим су-щест-во-ва-ни-ем. И это – страшнее всего.
За окном снова полная луна.
Ремус ничего не помнит. Толькой мягкий голубоватый свет, льющийся в окно. Белое кружево занавесок на пыльных окнах. Стрекотание цикад за окном, да душные августовские ночи, накрывающие с головой, будто ватным одеялом. Хочется заскулить от боли, только и всего. Но. Нужно держаться. Держаться, во что бы то ни стало.
Когда Тонкс приходит к нему осенью, безликая и серая, будто привидение, Ремусу впервые становится по-настоящему страшно.
Она садится за громоздкий дубовый стол, открывает жестяную банку пива. Пьет, захлебываясь, и Ремус почему-то думает, что нужно купить ей полосатый шерстяной шарф.
Глаза у нее – прозрачные, водянистые, пустые-пустые. И волосы. Мышиный цвет.
– Почему все так, Ремус? – шепчет она. – Почему ты меня мучаешь?
Он молчит. Он просто не знает, что ей ответить.
– Я ведь люблю тебя, – продолжает она, горячо дыша на озябшие ладошки. – Я так тебя люблю, волк.
Они сидят в полной тишине целую вечность. Стрелки настенных часов ползут так медленно, будто умирая, желая еще сильнее растянуть минуты, которые-и-так-убийственны.
– Я пойду, да? – вдруг бесцветным голосом произносит она. – Но ты помни, что я, если что, всегда рядом.
И Тонкс уходит, оставив за собой тонкий шлейф из сухих осенних листьев, рассыпающихся в ладонях, да привкус горечи на губах. Ремус едва может различить ее хрупкий силуэт среди кряжистых стволов вязов и кленов.
А ведь она ему, наверное, нужна.
Даже слишком.
Ремус наспех завязывает шарф, надевает пальто.
Листья шуршат под ногами, будто мыши. Небо над головой – темно-синее, бархатное, с россыпью звезд, будто бриллиантов.
– Дора, постой!
Ти-ши-на.
– Дора!
– Рем?
Они оказались нос к носу. У Тонкс – огромные зареванные глазищи и растрепанные волосы с ниточками паутины.
– Ты чего?
– Я… выйдешь за меня? – неожиданно спрашивает Ремус.
Это – единственные правильные слова, наверное. Неожиданно. Легкомысленно. Глупо. И очень смело для нищего оборотня, влюбленного в самую прекрасную волшебницу на свете.
– Ты… правда этого хочешь? – тихонько спрашивает она, вставая на цыпочки, удивленно смотря на него.
– Я люблю тебя, Нимфадора Тонкс.
– Фу, как официально, – смешно морщится она, – но, впрочем, я согласна. Мой дорогой мистер Ремус Джон Люпин.
И слышится стрекотание цикад, и хрупкие разноцветные листья падают с деревьев, будто конфетти, а луна сияет, как медный грош. Они целуются, долго-долго, а потом она визжит, потому что на кофте муравей и волосы все липкие из-за кленового сока.
Тонкс потом говорит, что, наверное, это была судьба. И изменить-то, на самом деле, ничего нельзя было. Плевать ведь, что будет завтра. Все равно они будут вместе.
А потом Ремус продает дом-на-холме. Холодные сквозняки, ситцевые занавески, пыль на теплых деревянных подоконниках. Сизая дымка. И узенькая тропинка, усыпанная хвоей и шишками, хрустящими под подошвами ботинок, будто вафли. Здесь – лес, сырость и вода из родника. А там, далеко… Тонкс. Смешная, милая Тонкс с чернильными пятнами на носу и тонким обручальным кольцом на пальце.
Дорожная пыль оседает на одежде седым облаком. Ремус запрокидывает голову, смотрит на небо. Первые капли ледяного ноябрьского дождя падают на лицо, и он закрывает глаза, пытается сохранить в памяти, впитать в себя этот запах – свежести и хвои. Запах осени. Теперь у него будет новая жизнь.
Жизнь, нарисованная масляными красками.
В новой квартире пахнет блинчиками и бегает веселая, взъерошенная Тонкс в фартуке. Фартук – бирюзовый, веселый, с канарейками.
– А я тебе ужин готовлю, – радостно сообщает она, смеется и снова убегает на кухню.
Квартира – это крошечная комната и кухня, заваленная бесконечными картонными ящиками. Высокие, до самого потолка окна. «Можно улететь, как птицы. Как два белых голубя», – шепчет ему как-то Тонкс, а Ремус только улыбается и говорит, что она – мечтательница. Волшебница.
В комнате, где-то над старым платяным шкафом, написано вечное «Тонкс и Ремус». И сердечко, выведенное дрожащей Дориной рукой. Она тогда вставала на цыпочки, смешно закусывала губу и рисовала. Футболка с «Ведуньями» задиралась, обнажая плоский живот, а Ремус почему-то краснел и выходил «подышать свежим воздухом». И еще они пили чай с печеньем. Тогда Тонкс рассказывала что-то о работе, преступниках и Ужасно Ответственных Заданиях, а Ремус только улыбался и думал, что она – его судьба.
– Рем. Ре-ем, – Тонкс тянет его за рукав потрепанного свитера. – Блинчики сгорели. Пойдем куда-нибудь, а?
– Пойдем. Мороженое?
Они смеются – счастливые, уставшие, и от пальцев Тонкс пахнет мукой, а Ремус похож на бродягу.
А чуть меньше, чем через год – Тедди.
– Мальчик-колокольчик, – шепчет Тонкс, счастливо прижимаясь щекой к его щеке.
У Тедди крошечные пальчики и огромные васильковые глазищи – как у Тонкс. Он любит запах вафель и папу. И еще он много улыбается.
В доме теперь появляется крошечная кроватка. И крошечный стульчик. И столик. И даже целая вселенная, мерцающая разноцветными огнями – сверкающие звезды и далекие, прекрасные планеты. Тедди улыбается и тянет к ним ручки.
– Он будет великим волшебником, да? – шепчет Тонкс, расставляя игрушки по полкам.
– Изобретет лекарство от ликантропии, – пытается пошутить Ремус, но получается почему-то вяло и слишком грустно. Все с оттенком горечи – так, что даже шоколад не спасет.
– Я тебя любым люблю, – решительно произносит Дора. – Знаешь, что я думаю?
– Что? – Ремус улыбается.
– Тедди – это как ангел-хранитель. Наша любовь всегда будет жить в Тедди, правда? Что бы там ни случилось.
Ремус потом еще долго думает над ее словами. Ангел-хранитель. Ласковый улыбчивый мальчик с глазами Доры и улыбкой Ремуса. Наверняка, когда вырастет, захочет стать аврором и будет любить молочный шоколад – обязательно – с фундуком. Будет читать сказки про храбрых рыцарей. И попадет наверняка в Гриффиндор. Станет старостой (если будет больше похож на папу) или капитаном команды факультета по квиддичу (это если на маму). У него будут самые верные на свете друзья. И родители, чья любовь всегда будет вместе с ним. Кто сказал, что чудес не бывает?
Следующие месяцы жизнь Ремуса слились в одно мгновение ослепительного, почти нереального счастья, когда кажется, что все-будет-хорошо.
А потом – стертые, будто вырванные из книги страницы. Рем не помнит ничего из этого – только слякоть, сырую землю и бесконечный дождь. Страх за сына. И за Тонкс. Вырванные клочья шерсти, полная луна. Одиночество.
Полустертые пейзажи за окном, тусклый свет фонаря. Дора, которая не боится, кажется, ничего на свете. Ее теплые ладошки.
Оборотень, жалкий стареющий волк без гроша в кармане. Трус. Ничтожество. Ремус Люпин не может быть полезен. По определению.
Страх за сына, за Тонкс гложет изнутри, разъедает все, будто кислота. С этим невозможно жить, об этом невозможно не думать. Постоянное чувство опасности. Отчаяние. Боль. Мысли, мысли только о том, что он может их потерять. И – Ремус ничего не может сделать. Он не хочет видеть Дору. Она верит ему, она его любит. А он?.. Он ее тоже любит. «Ты просто прячешься, – жестко сказала Андромеда, – пытаешься уйти от проблем».
… И долгий разговор с Тонкс, который все расставил на свои места. Дора тогда говорила, что любит. И он ее. А маленький Тедди сейчас с Андромедой. И война закончится. И они не будут вынуждены больше прятаться, и будут, черт возьми, жить счастливо.
Жить.
Счастливо.
В тот день Ремус все время будто бежит вперед, не разбирая дороги. Лишь бы помочь, лишь бы хоть чем-то помочь…
– Ремус? – он слышит за спиной взволнованный голос Тонкс.
– Что ты здесь делаешь? – он хватает ее за запястья, с ужасом смотрит на Дору. Взъерошенная, будто воробей.
– Я не могу так, Рем. Я за тобой пошла.
– Немедленно уходи отсюда, – Ремуса трясет, будто в лихорадке.
– Никуда я не пойду, – нахмурилась. – Все будет хорошо, веришь?
Ремус закрывает глаза, прижимает к себе Тонкс. Чувствует сумасшедшее биение ее сердца и сбивчивое дыхание. Запах ежевики, клубники и – чуть-чуть – страх. Время будто бы останавливается, будто дает им последний шанс. Ремус думает, что если про них писали сказку, это была бы, в первую очередь, сказка о доблести. Сказка о любви, о преданности, о дружбе. Сказка о верности. Сказка о самой смешной и прекрасной девочке на свете, которая полюбила Волка. Сказка о Волке – надо заметить, сказка о добром Волке, – который любил эту девочку и – чуть-чуть – шоколад. Сказка об Ангеле-хранителе.
– Ты, главное, помни, что я люблю тебя, ладно?
Он коротко кивает и рывком прижимает ее к себе.
– Береги себя.
Кровь, крики, гравий под ногами. Тяжелые каменные своды, тусклый свет светильников, холод. И – смерть.
Последнее, что Ремус видит – огромные васильковые глаза Тонкс. Грустные такие. И влюбленные.
От судьбы не уйдешь.
«Все будет хорошо, Ремус, – слышит он ее голос, – все будет хорошо».
…И они всегда – слышишь, всегда! – будут вместе.
