Глава 1— Позвольте, Альбус, я вас провожу.
Армандо Диппет выглядит крайне взволнованным, даже его редкие волосы, обычно прилизанные, сейчас взъерошены.
— Благодарю вас, но я с успехом и сам отыщу главные ворота Хогвартса, — с улыбкой отвечает Альбус Дамблдор и выходит, но директор его не слышит. Окинув встревоженным взглядом мирно дремлющие портреты, он выскакивает из кабинета следом за Дамблдором. Слышно, как он торопливо произносит:
— Нет-нет, я непременно провожу… Ох, Альбус, куда же вы так торопитесь! Раньше такой спешки я не замечал…
И едва их шаги затихают, как одновременно, словно по команде, дружное сонное сопение прекращается — изображенные на портретах открывают глаза. Только два или три директора продолжают дремать. А красноносый волшебник громко хлопает в ладоши:
— Предлагаю ставки, господа!
— И дамы, — прибавляет пожилая волшебница с серебристыми локонами. — Хотя, признаться, Декстер, идея мне вовсе не нравится.
— Дилис, ты можешь не участвовать. Все-таки это, — Декстер Фортескью усмехается, — скорей мужская забава. Ставки, пари, лошади…
— Декстер! — возмущенно вскрикивает Дилис Дервент. — Он не лошадь, а человек. И я считаю неэтичным заключать пари на…
— Погодите-ка, Дилис, давай все-таки выслушаем, какое пари предлагает нам Декстер, — вмешивается коротко стриженный болезненного вида волшебник. Говорит он без особого азарта, словно тема интересует его мало, но он хочет быть справедливым. Дилис поджимает губы.
— Правильно, Эверард! Почему бы не заключить пари?! — Фортескью уже потирает руки. — Мне вот интересно, вернется ли Альбус из своей рискованной командировки в школу или нет. И если нет, то по какой причине. Ваши предположения, господа! И дамы, дамы тоже, если Дилис желает присоединиться.
Но знаменитая целительница и директриса недовольно молчит и постукивает пальцами по подлокотникам своего кресла.
— А что, это развлечет нас, — Эверард говорит тихо и портрет его висит под самым потолком, но слышно его отлично. — Ведь многие из вас жалуются на однообразие нашего существования. Вреда Альбусу наше пари не принесет, а мы немного развеемся. Дилис, дорогая, не поджимай губы. Такой красивой женщине это не идет. Декстер, первая ставка твоя. Только давайте-ка заодно объяснять, почему мы делаем те или иные ставки.
Фортескью шумно выдыхает.
— Ох, Эверард, вечно вы с нами как с пятилетними говорите! Но так уж и быть. Расскажу, — и после короткой паузы весомо заявляет: — Думаю, в школу он больше не вернется.
Дилис прикрывает рот рукой, а Эверард пожимает плечами. Кто-то неодобрительно фыркает, кто-то кивает, кто-то стучит кулаком по столу, а Фортескью, ухмыльнувшись, продолжает:
— Да дело ж ясное, чего шуметь-то? Если он победит этого Гринделвальда, то ему прямая дорога в министры магии, а какой дурак от такого поста откажется? Соответственно в школу он не вернется. А если не победит, то… ну что ж, все мы смертны.
— А я был бы не против, — внезапно вмешивается до сих пор дремавший низенький волшебник, которого едва видно из-за его стола, — чтоб он к нам присоединился. Побыл бы директором, а потом сюда. Как вам такая идея? Мне он нравится.
Дилис и Эверард, одновременно вздохнув, переглядываются.
— Родерик, — мягко говорит Дилис, — мы сейчас не о том говорим.
— Почему бы и нет?! — упрямо повторяет Родерик, подпрыгивая на своем высоком стуле. — Уверен, он будет первым достойным директором за много… — он бросает опасливый взгляд на дремлющего в кресле темноволосого волшебника, но все-таки договаривает, — за много лет! При всем моем уважении к Диппету, все-таки он не дотягивает. Мышление у Диппета несамостоятельное! Я сразу так сказал, едва только увидел его. Несамостоятельное! И зависимое. Верит всем подряд. С попечителями не справляется, — выдав этот приговор, Родерик снова замолкает и закрывает глаза.
— А что… — почесав затылок, говорит Фортескью, — хорошая идея… кто поставит на то, что Дамблдор станет директором? После Диппета, а?
Два или три директора в зеленых мантиях переглядываются. Затем один из них — полный и краснолицый — качает головой:
— Родерик, конечно, прав, что Диппет слишком легко верит другим и со всем соглашается, но Дамблдор… не хотел бы я, чтоб он стал директором. Вы же слышали, как он с Диппетом говорит. Никакого уважения к власти. А его шуточки? Глупые все до одной. А его манера одеваться…
— Мне нравится, как он одевается, — неожиданно заявляет Дилис.
— Как попугай, — фыркает тощий волшебник в зеленой мантии с соседнего с краснолицым портрета.
— Ваша мантия тоже не самого бледного цвета, Юлиус, — парирует Дилис, смерив взглядом густо-малахитовое одеяние тощего. — Но Дамблдору его одежда идет, а вам… разве что цвет лица подчеркивает.
— Мы сейчас не про то, Дилис! — Фортескью снова хлопает в ладоши, чтоб привлечь к себе внимание. — Ставки, ставки давайте. Эверард, ваша?
— В школу Дамблдор вернется, — задумчиво говорит Эверард. — Что-то подсказывает мне, что политика его не интересует. Думаю, он так и будет преподавать трансфигурацию, а потом… может, и директором станет. Я бы тоже не против, если б он с нами тут остался. Он хороший собеседник. Не фыркайте, Юлиус, вы не конь. Чрезвычайно одаренный волшебник, к тому же. И вы, Финеас, не фыркайте. Я же знаю, что вы не спите вовсе.
— Так-так, я понял, — глаза Фортескью уже горят азартом. — Две ставки есть. Вы, Дилис?
— Думаю, Дамблдор вернется с победой и станет министром магии, — коротко отвечает Дилис. — Он рожден, чтоб побеждать и управлять.
Снова кто-то фыркает, но ни Фортескью, ни Эверард не замечают, кто именно.
— Так-так, что вы скажете, Родерик?
Тот недовольно открывает глаза.
— Я уже сказал. Он директором будет. А этого… как его… не победит. Проиграет. Я смотрел на него, пока он с Диппетом говорил. Не хочет он ни сражаться, ни побеждать. И больше меня не будите, а то в другой портрет уйду. Шумные все сегодня какие-то…
— Как же он не хочет побеждать?! — возмущенно восклицает Фортескью. — Побеждать все хотят! Иначе зачем вообще дело затевать?
— Для исполнения долга, — тихо пояснила Дилис. — Но все-таки я не думаю, что…
— Ладно-ладно, кто еще поставить хочет? — перебил ее Фортескью. — Финеас? Юлиус? Кто еще?
Но тут дверь открывается, и входит Армандо Диппет. Портреты как по команде закрывают глаза. Только Фортескью, которому явно не терпится продолжить принимать ставки, щурясь, следит за нынешним директором Хогвартса. Впрочем, Диппет надолго не задерживается: быстро просматривает несколько писем, что-то записывает в записную книжку, неохотно пролистывает «Пророк» — и все. У него сегодня снова легкий приступ мигрени, а потому стоит пораньше лечь спать. Не проходит и двадцати минут, как дверь снова закрывается. Газета лежит на столе, раскрытая на предпоследней странице.
— Ставки… — начинает было Фортескью, но Эверард его перебивает:
— Что пишут, Дилис? Мне не видно отсюда.
— Наш нынешний директор не очень интересуется политикой, — неодобрительно сообщает Дилис. — Он читал рецензию на новую книгу мистера Скамандера.
— Насколько мне известно, — неожиданно встревает в разговор Юлиус, — ваш Дамблдор тоже не очень-то политику любит, а газетам и вовсе не верит. Почему же он вам нравится, а Диппет нет?
— Потому что Дамблдор читает кучу газет, даже маггловские. Но верит, конечно, не всему.
— Ха! Много дела — читать маггловские газеты!
— Юлиус, вас что-то не устраивает в Дамблдоре? — подозрительно мирно интересуется Дилис.
— Все! — резко заявляет тощий Юлиус.
— Тогда сделайте ставку на то, что он погибнет, и отстаньте со своими злобными комментариями!
— Ну и хорошо, — раздраженно говорит Юлиус, — примите мою ставку, Фортескью. Дамблдор ваш проиграет, а Гринделвальд захватит заодно и Британию. Нравится?
Дилис хмурится, Фортескью крутит пальцем у виска, а Эверард только пожимает плечами:
— Очень рискованно, Юлиус. А ведь мы еще даже не решили, на что спорим. Вдруг проиграете.
— Не проиграю. Дамблдор больше болтает. Эти его наряды, глупые шутки, независимость мышления, как ты тут говорите, — сплошное лицемерие. К тому же он завистлив. Никогда не видел, чтоб учитель так относился к одаренным детям, как этот ваш Дамблдор к Риддлу относится. Точно завидует! Или считает, что слизеринцы не могут быть одаренней гриффиндорцев. Да и лет через десять он совсем выживет из ума, прямо как наш Родерик. Я уже сейчас вижу приметы.
На мгновение виснет неловкая пауза, но Родерик по-прежнему мирно дремлет.
— Дамблдор вполне здраво мыслит, — холодно говорит Дилис. — Поверьте мне, как целителю. С его рассудком все в порядке.
— Не поверю, — фыркает Юлиус, — вы предвзяты все. А кроме того, дорогая Дилис, вы же женщина.
— И что?
— А то, что вы судить не можете, — запальчиво говорит Юлиус. — Вам он наверняка как мужчина нравится.
Дилис слегка краснеет.
— Юлиус, помолчите уже, — вмешивается Эверард. — Мы уже поняли, что Дамблдор вам не нравится. Но станет он директором или нет, зависит, к счастью, не от вас. Финеас? Не присоединитесь ли к беседе? Или кто-то еще желает сделать ставку?
— Позвольте мне, — говорит довольно молодой волшебник в светло-серой мантии. — Мне кажется, что ставки наши недостаточно полны. Ведь Дамблдор может вернуться в школу и без победы. Он может просто струсить и сбежать. А кроме того, что мы будем считать победой: смерть Гринделвальда или просто его капитуляцию?
Фортескью закатывает глаза.
— Всегда считал ваш факультет излишеством, Канопус.
— Но ведь мы в самом деле не рассмотрели все варианты. Впрочем, я только предложил, остальное — ваше дело. Я, пожалуй, поставлю на победу Дамблдора и капитуляцию Гринделвальда. Мне кажется, что у Дамблдора, как сказал бы Декстер, кишка тонка для убийства.
— Я бы никогда так не сказал о гриффиндорце! — орет Фортескью. — Но ставка принята. А потом? Если он победит, что будет? В школу он вернется?
— Не берусь судить, — холодно заявляет Канопус и закрывает глаза.
— Больше никто не хочет? Финеас? — повторяет Эверард.
— Привязались, в самом деле! — Финеас Найджеллус неохотно открывает глаза. — Зачем вам так нужна моя ставка? Мне совершенно безразличны успехи Дамблдора в дуэлях. И в политике тоже. Мне он совершенно безразличен. Могу я поспать или нет?
— Но вы были директором, когда он был на старших курсах. Вы видели его поразительные успехи…
Финеас Найджеллус только кривится от слов Эверарда.
— Ничего поразительного. Этот мальчик со Слизерина, Том Риддл, сейчас делает гораздо более поразительные успехи. Но им вы не восхищаетесь почему-то.
— Он еще не показал себя, не так ли, Финеас? — с улыбкой интересуется Дилис. — Вот покажет — и мы будет точно так же обсуждать его. Надеюсь только, что ему не придется воевать за иностранцев, как пришлось Дамблдору.
Но Финеас Найджеллус отказывается делать ставки. Громкий разговор постепенно затухает. Дилис прикрывает глаза, Фортескью что-то бормочет себе под нос, чтобы не забыть, кто на что поставил. Эверард тихо переговаривается с Канопусом.
— Но нам-то это интересно исключительно теоретически, не так ли?
— Именно. Поэтому-то я и не считаю подобные ставки неэтичными.
— Я тоже не считаю, однако обсуждение за глаза — это не очень-то красиво.
— Не знал, что вас так волнуют подобные вещи, Канопус… Но в конце концов великие исторические свершения — это то, о чем потом еще долго будут писать и сплетничать. Почему бы нам не начать? И об участниках тоже. А Дамблдор не особенно переживает из-за таких сплетен, как мне кажется.
— Вы хотите сказать, что со временем всякие элемент личностного участия уйдет, останется только легенда? — уточняет Канопус. — Он станет героем, потерявшим индивидуальность?
— Может, и так, — улыбается Эверард. — Хотя не знаю, какие именно мои слова навели вас на эту мысль. Все-таки ученики Рэйвенкло отличаются необычным мышлением.
— Вообще мышлением, — поправляет Канопус.
Многие другие уже по привычке спят. Юлиус хмуро бродит по своему портрету.
Армандо Диппет лежит без сна в своей комнате, где предупредительные эльфы уже давно задернули шторы. Он не переживает из-за Дамблдора, просто мучается мигренью.
