Глава 1Название: Love In Fire And In Blood *
Автор: Raven
Размер: мини
Ссылка на оригинал: http://loneraven.livejournal.com/514060.html#cutid1
Разрешение на перевод: получено
Рейтинг: PG-13
Герои: РЛ/СБ, ДП/ЛЭ, ПП
Жанр: юмор и в основном джен, легкие намеки на слэш.
Саммари: история, в которой Джеймс и Лили женятся, Сириус сентиментальничает, Ремус командует и подчиняется, и все нервничают по куче причин.
Дисклаймер: Все деньги – госпоже Роулинг. А нам вполне хватит старого, бедного, опасного – в общем, самого замечательного оборотня.
*«Любовь в огне и в крови»
Примерно в четыре часа утра, едва первые отблески зари заглянули в окно, наступил момент, когда все, казалось, начало налаживаться и собиралось идти по плану.
Лежа на кухонном столе, Ремус подумал, что такое ощущение наверняка каким-то боком связано с наполовину полной бутылкой, которую он прижимал к груди, а возможно, и с тремя пустыми, перекатывавшимися по полу кухни. И наверняка это чувство являлось отражением того, как все сущее становится ну просто неизмеримо прелестнее, если смотреть на него из горизонтального положения, а смысл жизни искать с пофигизмом. Ремус, когда пил, всегда натыкался на смысл жизни. Тот выходил все время разный, но обычно включал в себя чайники.
Комната была погружена в мирную тишину, пока он не нарушил молчание.
– Парни, – сказал Ремус. Бросив взгляд на Лили, он поправился: – И девушка. У меня трагическое сообщение.
Джеймс поднял голову с кафельного пола и подбодрил:
– Давай, дорогой Лунатик.
Ремус поднес бутылку к лампе, которая испускала неяркий, приглушенный свет, и наполнил стакан, блеснувший тусклой искоркой.
– Я вижу собственное отражение на дне вот этого. Там все расплывается, и мое лицо мешается с водкой.
– Апельсиновый сок, – задумчиво произнес Питер. – Тоже хорошо мешается с водкой.
Ремус вздохнул.
– Это либо слишком глубоко в своей поэтичности, либо чересчур поэтично в своей глубине. Я точно не уверен, что именно.
– И ты пьян, – ответил Питер. Его голос раздавался откуда-то из-под стола, словно звук корабельной трубы.
– И я пьян, – согласился Ремус. – И ты знаеш-шь, это правда. А знаешь, что еще правда? Вот это последняя бутылка. Вот вам страшная бренность жизни. Всегда есть последняя бутылка.
– А вот это, – отозвался Сириус искреннейшим тоном, – уже настоящий ужас. Давай ее сюда.
Ремус наугад вытянул руку в темноту и передал бутылку вниз. Через секунду он услышал приятные звуки жидкости, разливаемой в пять маленьких рюмок неуверенной рукой, и затем стук бутылки, покатившейся по полу.
– Тост, – проговорил Ремус, когда путем хитроумных маневров все разобрали себе рюмки, а Лили старательно пристроила Джеймса спиной к ножке стола. – В этот ответственный момент, в эту последнюю ночь беспечной Джеймсовой свободы, я хочу произнести тост. – Он поднял рюмку. – За Лили Эванс, единственную женщину, достаточно мужественную, чтобы решиться захомутать Джеймса.
– За Лили, – хором произнесли они и залпом опрокинули рюмки. Поймав ее взгляд, Ремус мечтательно продолжил: – За единственную женщину, которую я когда-либо любил, – и осторожно допил остававшуюся водку.
– Сириус, – сказал Джеймс через минуту, – одному из нас либо нам вместе придется его убить. – Он сделал паузу, размышляя. – Ты ближе сидишь.
Сириус встал, пошатнулся, еле удержавшись на ногах, и снова упал. Ремус подумал, что можно было бы скатиться со столешницы к нему.
– Не надо меня убивать, – проговорил он, чувствуя, что надо было выражаться точнее. – Я говорил это в прошедшем времени. В очень прошедшем.
– Луни, да тебе чертовски повезло, что я… – Джеймс сглотнул и сделал глубокий вдох, – опьянен. Будь я трезв, сразу бы вообразил, что ты только что признался в любви моей нареченной, в канун нашей свадьбы. А потом бы мне пришло на ум, что надо отвернуть тебе голову, потому что, Луни, вот так просто не годится.
– Это исключительно… как там это будет… что-то с греческими философами связанное. Платонически. Исключительно платонически. А утром ты об этом и не вспомнишь, потому что мы все… – пауза казалась просто-таки необходимой, – опьянены.
– Это правда, – отозвалась Лили, – а еще потому, что целых два года ванная старост находилась в нашем полном распоряжении.
– Сириус, – напористо проговорил Джеймс, – я проглотил язык. Вот тебе еще одна трагедия. Он застрял у меня в глотке вместе с предчувствием неотвратимой судьбы.
Сириус нагнулся и потрепал его по волосам.
– Тихо, тихо, Сохатый, – успокоил он. – Я уверен, что ванная старост используется исключительно для старательных и платонических… эм-м-м, пенистых ванн.
Джеймс испустил судорожный вздох куда-то в пол.
– Джеймс, милый, я за тебя выхожу замуж. – Лили тоже потрепала его по волосам, и Питер отдернулся, чтобы не попасться под руку. – А не за Ремуса, потому что он никогда, м-м, не собирался. Он никогда мне этого не предлагал.
Ремус спросил:
– Лили, ты станешь моей женой?
Она поцеловала его в щеку:
– Нет, солнышко.
– Вот видите? – Ремус пожал плечами. – Лежу я здесь, пьяный и отвергнутый, на кухонном столе, и по всем статьям это мне полагается предчувствовать неотвратимую судьбу в глотке и далее. По всем статьям, это у меня должно быть побольше водки в желудке. Я умоляю тебя о прощении.
– Я прощаю тебя, – величественно ответил Джеймс. – Но только потому, что затаить обиду – это не по-мародерски, а сегодня мы наставляем Лили на Путь Мародерский.
– А у нас есть Путь? – сонно спросил Питер. – Типа как в буддизме?
– То, Как Поступают Мародеры, – изрек Джеймс. Со стола Ремус восхитился тем, как он сумел выделить заглавные буквы.
– Типа, эм-м, выпивают? Попадают часто в госпиталь, и над ними смеются девчонки? – предположил Питер. – Задают трепку гигантскому кальмару? Засыпаются за недостойные проделки?
– Будь добр, уйми свои неприличные шуточки, – с нажимом произнес Джеймс. – Она знает обо всех наших затеях и обо всех наших секретах.
Сириус подскочил, стукнувшись головой о столешницу.
– Обо всех наших секретах?
– Все в порядке, – ответил Ремус сверху, – насчет этой штуки с овечкой она не в курсе.
Лили хихикнула и посчитала что-то на пальцах.
– Я скажу вам, что знаю. Ремус оборотень, что, кстати, для меня уже давно не тайна.
– Откуда? – резко спросил Ремус.
– Ну, между прочим, девушки очень хорошо умеют отсчитывать месячные циклы, – ответила она. – И я знаю, что вы трое, кактаэтбдет, вроде Макгонагалл, но не кошки, и именно поэтому Джеймса вырвало, когда моя мама подала к столу дичь.
– А еще именно поэтому Сириус всех слюнявит, – согласился Ремус. – Правда, Сириус?
Ответа не последовало. Ремус свесился с края стола, пытаясь дать другу тычка, чересчур наклонился и свалился вниз.
– Уй, – проговорил он через минуту, – кажется, он заснул. Кажется, он отрубился. Иначе бы он очнулся, когда я на него упал. Хм. А если я себе все кости переломал?
– Заткнись, Лунатик, будь добр, – попросила Лили и погладила его по голове той рукой, которой не гладила по голове Джеймса. – А Джеймса мы, похоже, тоже потеряли.
– Я не сплю, – пробормотал тот. – Я слышал все, что ты говорила, и все, что Ремус говорил, и все насчет той истории с овечкой, и это все брехня и ничего подобного.
– Она никогда так и не оправилась, – грустно сказал Питер. – Потом всю свою короткую жизнь прихрамывала.
Прямо перед тем, как провалиться в дремоту, Ремус пришел к выводу, что Лили – чудная девчонка, как он всегда и полагал, и она и Джеймс будут очень счастливы, а из Сириуса выходит неплохая подушка, если правильно устроиться и не наваливаться на ключицу и другие костлявые части, и на самом деле, в перспективе все должно быть хорошо.
****
– Ремус, дорогой, ты не спишь? Ты приятно провел вечер?
– Очень приятно, спасибо, – вежливо ответил Ремус. Он всегда немножко нервничал в присутствии матери Джеймса; любой, кто мог переорать не только Джеймса, но и Сириуса, обретал в его глазах вечное почтение. Как, например, Макгонагалл.
– День будет ясный, – продолжала миссис Поттер, – идеальный для празднования в саду, как мы и планировали. Я пущу декораторов и официантов, как только достаточно посветлеет. О, ты зеваешь! Тебе нужно поспать еще часа два.
– Доброй ночи, – промямлил Ремус, и только собрался положить голову обратно на плечо Сириусу, когда его окликнули от дверей.
– Ремус?
– М-м-м-м?
– Переверни, пожалуйста, Джеймса. Не хотелось бы, чтобы мой единственный сын в день своей свадьбы ходил с кафельным узором на щеке.
Ремус пнул Джеймса, тот пробормотал: «Да не собирался я на море», – и снова заснул, уже лицом к потолку. Ремус уютно свернулся калачиком, и все погрузилось в тишину.
Примерно через двадцать минут в темноте прозвучал новый голос:
– Ремус! Я знаю, что ты проснулся!
– Неее, – пробормотал Ремус, скатываясь с Сириуса с глухим стуком. – Сплю я.
– Никак нет. – Маленькая теплая ручка схватила его и потянула. – Давай, ты мне нужен.
– Я себе тоже нужен, – промямлил он, пока его поднимали на ноги. – Я нужен себе, чтобы поспать.
– Да открой ты глаза, ради бога, – произнесла Лили. – Ты сейчас во что-нибудь врежешься.
– Ай!
– Ну вот в это, например. Нет, через дверь. Вот, молодец.
Через секунду Ремус заметил:
– У меня носки мокрые.
– Так сними их. И открой глаза! – Лили сняла руку с его плеча. – Так-то лучше.
– Мы во дворе, – удивился Ремус. Солнце уже поднялось высоко, отражаясь в капельках на траве. Со вздохом наклонившись, он стащил промокшие от росы носки, и голые пальцы сразу поджались от холода.
Позади Лили расстилала толстое одеяло.
– Присаживайся.
Ремус уселся.
– А с чего у нас пикник? – поинтересовался он, обняв колени. Голова уже прояснилась настолько, что он смог заметить, как Лили выложила на одеяло два хлебца, кусок сыра и фляжку с кофе. – И зачем меня для этого будить?
– А в противном случае ты бы подавился насмерть, а это лишнее. – Лили постучала по фляжке палочкой, и над ней поднялся пар. Она разлила напиток в чашки, которые держал Ремус. – И, кроме того, где-то через час сюда скопом собирается прибыть большущая шумящая толпа моих подружек и будущих родственниц, чтобы помочь мне с подготовкой, а я хотела сначала позавтракать спокойно.
– Но почему я? – спросил Ремус, вынимая палочку из кармана. Заклинанием он заострил ее и принялся резать сыр.
– Это казалось логичным, – сказала Лили, съев кусочек. – Питер чересчур громко храпел, чтобы его будить, Джеймса мне перед свадьбой видеть не полагается, а Сириус съел бы все припасы. Ты – самый естественный выбор в качестве общества.
– Я польщен. – Он откинулся на одеяло, внезапно почувствовав, что полностью проснулся. – Нет, честно. А кофе еще осталось?
– Вот. – Она налила ему. Ремус залпом выпил и поднял глаза, проследив за ее взглядом, блуждавшим по саду, озаренному неярким солнцем.
– Не могу до сих пор поверить, что это наяву, – произнесла она. – Очень скоро здесь будет полно людей. Сотни людей, только из-за меня и Джеймса.
– А почему бы и нет? – спросил Ремус, улыбнувшись. – Я не единственный, кто желает увидеть свадьбу моих друзей.
– Некоторые из них придут только затем, чтобы увидеть, чем это все закончится, – хмуро отозвалась Лили. – Джеймс Поттер женится на магглорожденной ведьме, о которой никто и слыхом не слыхивал. Это же розыгрыш какой-то.
– Ну, некоторые так и думают, это правда. – Ремус все еще улыбался. – А вот у Упивающихся, к сожалению, вряд ли столько свободного времени, чтобы бегать по свадьбам.
– Ремус, да ты насмехаешься надо мной, – Лили вперила в него гневный взгляд, но он не отвел глаз. – Ладно, ладно, я не собираюсь сейчас об этом волноваться. День, когда я выхожу замуж – не время беспокоиться об этом.
– Точно. Если честно, я бы тоже об этом не слишком заботился. А вот о чем бы я позаботился, – продолжил он, – так это об ожидаемой шумной толпе родственниц, которые прямо сейчас уже скачут по садовой дорожке.
Лили повернулась и заметно помрачнела.
– О господи.
– Лили! – позвал нетерпеливый голос, и Ремус узнал Молли Уизли, которая каким-то образом умудрялась бежать навстречу по дорожке с двумя детьми, вцепившимися ей в юбку. Секунду спустя за ней появились практически все женщины, которых, как Ремус успел изумленно подумать, он когда-либо встречал. Он признал с полдюжины девушек, с которыми учился в школе – в основном тех, с которыми Лили жила в одной спальне, Алису Лонгботтом, учившуюся на курс старше его, и кузину Сириуса Андромеду.
– У нас только два часа, надо начинать тобой заниматься! – тревожно воскликнула Молли. – Кто это тебя отвлекает? Ремус Люпин, что, по-твоему, ты тут делаешь?
– Насильно откармливаюсь хлебом с сыром, – буркнул Ремус, но никто не расслышал, кроме Алисы, которая съездила его по уху.
Примерно через час сад выглядел словно зачарованное обиталище добрых волшебниц – ну, не то чтобы он представлял, как выглядят зачарованные обиталища, так как никогда не был доброй волшебницей и не особо участвовал в словесных изощрениях Сириуса на эту тему, – а в доме царил кавардак.
Сириус первым появился во дворе.
– Луни, – воззвал он, – Луни, Луни, Лунатик, ну скажи мне, насколько я умопомрачительно, неотразимо привлекателен в чудесной новой мантии.
– Носки у тебя разные, – любезно сообщил ему Ремус, удивляясь, как подружкам невесты удается взвизгивать именно на той частоте, что заставляет резонировать кости в черепе.
– Вот так всегда, – и Сириус исчез.
Затем Ремус обнаружил Питера, который плелся из кухни, держась за голову и с карманным зеркальцем в руке.
– Ремус, – меланхолично поинтересовался он, – а у меня волосы торчком стоят? Никак не могу их пригладить. А люди об этом болтают? Они так и говорят – тот самый Питер Петтигрю, что за чертовщина у него на голове?
– О да, – заверил Ремус. – Вообще-то, иногда и я ни о чем другом и думать не могу.
– Я так и знал! – Он с топотом убежал, а на его месте сразу же материализовалась Лили. Она была еще не одета, но уже с наведенным макияжем и прической, и Ремус почувствовал исходящее от нее раздражение.
– В следующий раз я буду выходить замуж в Гретна-Грин, – кисло сказала она. – В джинсах и старой футболке. Никаких гостей, никакого чертового платья, смахивающего на зефир, и никакой Алисы Лонгботтом, которая гоняется за мной со щипцами для завивки волос и зачарованным феном.
– А между прочим, – размышляя, заметил Ремус, – если бы не военное время, твоя свадьба стала бы светским событием года. И тогда тут было бы раза в два больше гостей. И торт на один ярус повыше. А уж платье…
– Заткнись, Ремус, или получишь у меня. И куда это ты собрался?
– Обратно в кровать, – ответил он абсолютно честно; из-за недосыпа у него разболелась голова и возросла симпатия к оставленному кухонному столу. – У меня ведь еще есть полчаса до начала свадебной церемонии, так? Может, тогда все будет лучше.
***
Лучше не стало. Наоборот, все только ухудшилось.
Ремус, придерживая одной рукой голову, другой надевал башмаки, когда влетел Сириус, что-то крича на повышенных тонах, и все опять пошло кувырком.
– В смысле, он исчез? – Ремус негодующе уставился на шнурки. Какую-то секунду он был уверен, что шнурки ответили ему точно таким же взглядом. Он потряс головой, чтобы избавиться от наваждения, и мысленно выругался, когда боль немедленно вернулась. – Кто исчез?
– Джеймс! – заорал Сириус. – Я его нигде найти не могу! Он пропал!
– Да, ты уже говорил. – Ремус встал и сделал нерешительный шажок. Вперед он не завалился, что уже было многообещающим знаком. – Наверняка он где-то рядом. Может, он поправляет мантию или повторяет свадебную клятву, или его просто тошнит. Он же сегодня женится, он не мог деться далеко.
Сириус поманил его за собой.
– Ремус, нету его нигде. Я проверил. Ты сам сказал: он сегодня женится. Соображаешь?
Ремус остановился.
– Сириус, – предупреждающе сказал он, – ты имеешь в виду…
– Да, черт побери, я вот именно это имею в виду! Что теперь делать, а?
– Ладно, ладно. – Ремус позволил вытащить себя из поттеровской кухни в сад. – О, красиво как, правда?
Сириус бросил быстрый взгляд на ясное небо, цветы, деревья, толпу гостей и маленьких пикси в ярких одеждах, зачарованных так, чтобы красиво и пьяно свисать с веток.
– Потом пейзажем полюбуешься, – рявкнул он, шлепнув Ремуса по руке, когда тот потянулся к подносу с закусками, который держал домовой эльф. – После того, как жениха найдем!
– И куда он мог подеваться? – вопросил Ремус, пытаясь удержаться прямо. – Мать твою, Сириус, моей голове это не поможет.
Не теряя ни секунды, Сириус выхватил палочку из кармана и произнес заклинание. Ремус вздрогнул и медленно выдохнул: боль немного отступила.
– Что это?
– Кофеин прямо в кровь, нечего ждать, – Сириус выглядел довольным собой. – А теперь поделись со мной, что же нам, мать его, делать??
– Почему я должен знать ответы на все вопросы? – возмутился Ремус. – Ты у нас шафер, предполагается, что ты обязан заниматься такими аварийными ситуациями!
– Ну, мальчики, вы же не собираетесь ссориться в такой день, правда? – раздался веселый голос.
– Привет, Андромеда, – виновато проговорили они разом. Ремус как-то забыл, что они вполне могли привлечь внимание многих, очень многих гостей, скопившихся на лужайке.
– А вы отлично прихорошились! – Андромеда улыбнулась обоим. – И выглядите такими взрослыми в мантиях! О, вы, должно быть, так рады за Джеймса!
Похоже, у Сириуса отнялся язык. Ремус сглотнул и ответил:
– Ну… мы… вроде, да.
– И для венчания день прелестный. Дора чудесно проводит время на солнышке.
– Э-э, Андромеда, – с отчаянием сказал Ремус, – уже почти пора, а Сириусу еще надо прорепетировать речь, и я думаю, нам следует…
– Конечно, конечно. Встретимся на приеме. Доре ужасно не терпится увидеть вас снова.
– Вот это прием тут устроят, если свадьбы не будет, – проворчал Сириус, как только они очутились за пределами слышимости.
– Кстати. – Ремус задумался. – С исторической точки зрения, это традиционно входило в обязанности шафера. Если что-то случалось с женихом до свадьбы, шаферу полагалось принять на себя удар.
Сириус замер.
– Ты шутишь.
– Нет, это тебе будет не до шуток. – Ремус улыбнулся. – Ты проверил все ванные комнаты?
– Знаешь, вот прямо сейчас я тебя ненавижу. Очень. Жуть как сильно. – Сириус еще несколько раз яростно зыркнул на него, прежде чем ответить. – Как будто проверил, но это же чертовски огромный дом, ты сам в курсе.
– Это очень богатая семья, – напомнил Ремус. – Очень старая, очень почтенная. Если Джеймс не покажется на собственной свадьбе… ну, помыслить страшно.
К несчастью, последняя ванная комната, в которую они вломились, оказалась занята. Питер обернулся с явным возмущением, его мантия подмела пол.
– Какого черта вы тут ошиваетесь? – взвизгнул он. – Уже нельзя спокойно отлить?
– Джеймс пропал, – трагически объявил Сириус. – Надо найти его сейчас же. У нас, – он взглянул на часы, – двадцать минут. Ох, елки.
Питер моргнул.
– Он что?
– Времени нет объяснять! Питер, ты задержи Лили. – У Ремуса было четкое мнение на этот счет. – Скажи ей… скажи…
– Что у министра кто-то помер? – легко предложил Питер. – Или что в трубе органа застрял кролик, и надо его оттуда достать, прежде чем начинать церемонию?
Ремус слабо усмехнулся:
– Может сойти. Давай!
Питер гордо пошагал к выходу, а Ремус повернулся к другу.
– Полагаю, – осторожно заметил он, – нам следует смириться с тем, что он таки не в ванной.
Сириус уже заламывал руки.
– Это будет кошмар. Самый ужасный кошмар.
– А зачем орган, если церемонию проводят в саду? – вслух поинтересовался Ремус.
– Лунатик, сосредоточься, – Сириус взял его лицо в ладони. – Сосредоточься на том, что у нас большие неприятности. Он мог аппарировать. Мог удрать по каминной сети. Да он сейчас уже где угодно может быть. У нас закончились ванные и заканчивается время! – Он снова ухватил Ремуса за руку и потащил на лестничную площадку, а затем вниз по ступенькам по направлению к саду.
– Да мы людей пугаем! – проорал Ремус, задыхаясь. – Они сейчас начнут вопросы неудобные задавать! Сириус, остановись!
Сириус остановился. Так старательно и исполнительно, что Ремус врезался в него, и оба покатились по земле, перепутавшись конечностями и сажая свежие травяные пятна на мантии.
Сириус охнул, отцепился от Ремуса и лег на спину с видом побежденного.
– Дай закурить, Лунатик.
– Ага… сейчас. – Ремус машинально потянулся к карману, но рука только проехалась по боку. – А… это же не обычная моя одежда. Извини.
– Изумительно. Охренительно и зашибись как изумительно. Я убью Джеймса.
– Он не виноват, что мы остались без сигарет, – справедливо заметил Ремус. – Можешь обшарить мои карманы вдоль и поперек, если хочешь.
– Не валяй дурака. Нет, я думаю, совершенно очевидно, что случилось, – сказал Сириус. – Джеймс умотал жить на Таити и потягивать коктейли на пляже. Скоро здесь начнется страшный ор, и примерно через семнадцать с половиной минут с этой секунды, Эванс превратит нас обоих в цветущие кактусы. Без вариантов. Или она смилостивится и убьет меня прямо на месте. Сочини мне хорошую надгробную речь, Луни, я тебя прошу. С кучей превосходных степеней.
– Ну и как я сочиню, если буду цветущим кактусом? – сердито спросил Ремус. – Шутки, с ума сойти! Почему Джеймс не мог струсить вчера или позавчера, или прямо в тот день на первом курсе, когда она отшила его и заявила, что он мерзкий болван?
– Давай перелезем через стену и подадимся к магглам, – снова простонал Сириус. – Или удерем на море. Или, ну… построим ферму на далеком острове и будем пасти овец.
Ремус сел.
– Точно. Так мы и найдем Джеймса.
– Что, выпасая овец?
Ремус пропустил это мимо ушей.
– Сириус. Раздевайся.
Сириус поднял брови:
– Лунатик…
– Это свадьба! – нетерпеливо произнес тот. – Ты же не хочешь потом вонять псиной?
До Сириуса дошло.
Через пять минут на лужайку прибежала Нимфадора и спросила:
– А я не знала, что у тебя есть собака, Ремус! Можно его погладить?
– Чуть позже, – ответил он. – А сейчас мы прогуляемся.
***
Они нашли Джеймса на пыльной улице. Уткнувшись лбом в колени, тот сидел, прислонившись к высокой ограде сада. Пес, достигнув конца следа, радостно залаял, превратился в человека и уселся Джеймсу на плечи. Ремус, не собираясь отставать, уселся ему на ноги.
– Что, – произнес Джеймс, но голос у него вышел приглушенный, – вы делаете?
– Что мы делаем? – завопил Сириус. – Это что ты делаешь, дружище? Пять минут до алтаря, а ты сидишь тут, словно цитрус какой-то! Мы уже крышей поехали, пока тебя искали!
– Слезь с моей головы, – буркнул Джеймс.
– Сириус, слезь с его головы, – строго приказал Ремус. Сириус повиновался. – А теперь скажи нам, Джеймс, что происходит?
Джеймс поднял на него расширившиеся, напряженные глаза.
– Я не хочу об этом говорить.
– У тебя пять минут. Тебе придется. – Сириус прислонился к его плечу. – Расскажи нам. Мы на твоей стороне.
– Всегда. – Ремус пожалел, что не носит часы. – Пока мы беседуем, Питер плетет изощренную паутину обмана ради счастья твоей возлюбленной. У нас есть немного времени. Ты можешь нам рассказать все, что хочешь.
Джеймс уставился в землю.
– А ты никогда не беспокоился о том, Ремус, что все в твоей жизни происходит слишком быстро? В смысле, сколько тебе лет?
Вопрос не был риторическим.
– Почти двадцать, – ответил тот. – Чуть младше тебя. Ты сам знаешь.
– Вот именно! Я имею в виду – это чересчур быстро. Все чересчур быстро. И как будто война ускоряет все происходящее вдвое. Я просто… я не знаю.
– И что не так? – спросил Ремус. – Ты хотел постоянства, на случай, если случится что-нибудь еще более… постоянное.
– Так это же не уважительная причина для женитьбы, верно? – тихо сказал Джеймс. – Свадебное кольцо не волшебное. Оно не поможет сохранить ей жизнь.
– Этого ничто не сможет гарантировать. – Ремус прислонился к стене рядом с Джеймсом, и Сириус опустился к ним. – Но ты можешь быть счастлив сегодня. И даже с приходом зимы, когда окружающий мир станет намного темнее, у тебя все равно останется этот день.
Джеймс воззрился на него с внезапным интересом.
– Ремус, а ты тайный романтик. Никогда бы не заподозрил.
– Это болезнь такая, – ответил он. – На одну ночь в месяц во мне просыпается непреодолимое желание объедаться фиалковыми леденцами и слушать Донни Осмонда**.
Джеймс слабо засмеялся. Сириус похлопал его по спине.
– Я твой лучший друг, – произнес он с редкой, неподдельной искренностью. – Я твой брат, так? И не допущу, чтобы ты это сделал. Ты сох по Эванс с двенадцати лет, это чертовски долго!
– Пора начать называть ее Лили, – мягко заметил Ремус. – Послушай, Джеймс. Ты ее любишь?
– Да. – Он скорчил рожу, будто снова хотел зарыться головой в колени. – Ну да, люблю.
– А она тебя?
– Ага.– Еле заметно улыбнувшись, он добавил: – Хотя вроде не так сильно, как тебя.
Ремус фыркнул.
– Обо мне потом. Мы о тебе говорим.
– Ну, тогда да. Любит.
Ремус слез с ног Джеймса, сел на корточки и задумался.
– Сдается мне, – осторожно подытожил он, – у тебя два варианта, Сохатый. Первое: Сириус снова слезает с твоей головы, я перестаю топтаться по твоим ногам, и мы дружно возвращаемся на свадьбу и никогда больше не вспоминаем об этом происшествии. Как тебе?
– Смотря какой другой вариант.
– Ты остаешься здесь, Сириус остается здесь тебя сторожить, а я иду и все сообщаю Лили, и через десять минут она тебя хватает и рвет в клочья.
– Лунатик, ты не посмеешь.
Ремус наклонил голову.
– Проверим?
Джеймс улыбнулся.
– Выбираю первый вариант.
– Правда? – спросил Сириус, словно очнувшись от забытья. – Честно?
– Ага. – Джеймс не переставал улыбаться. – Хочу пойти и жениться.
Ремус вздохнул.
– Я рад. Без дураков, рад, Сохатый. Меня как-то не прельщала перспектива провести остаток жизни в глиняном горшке.
– Чего?
– Не обращай внимания.
– У нас еще три минуты в запасе, а мы даже насилия не применяли! – воодушевленно проговорил Сириус, вставая. – А я был вооружен и опасен, чтобы вы знали. У меня есть оборотень, и я не боюсь пустить его в дело.
Ремус засмеялся.
– Борюсь с желанием спросить, в какое именно. Готов, Джеймс?
– Я бы вернулся вовремя, – быстро ответил тот. – Я бы не исчез… без следа. Я бы вернулся.
Ремус кивнул.
– Я в этом и не сомневался.
– Але! – воскликнул Сириус. – Вы тоже это слышите?
И при первых звуках марша Мендельсона, донесшихся из сада, они перепрыгнули через ограду.
***
– Я ей сказал насчет кролика в органе, – поведал Питер. – А она удивилась: зачем орган, если свадьба в саду? А потом с минуту подумала и спросила: «Это как-то касается Ремусовой маленькой мохнатой проблемы?»
– А, – ответил Ремус. Головная боль снова давала о себе знать.
– Но ты его притащил вовремя, ну почти, и она ничего не заподозрила!
– Отрадно слышать, – вздохнул Ремус.
Повернувшись, среди столов он разглядел видение в белом, направляющееся к нему, и знаком приказал Питеру замолчать, чтобы не подвергнуть их участи более горькой, нежели растительное существование. Школьные годы, проведенные в должности мародерского дозорного, научили его несколькими скупыми жестами предупреждать их о надвигающейся опасности.
– Ремус. – В голосе Лили появилась новая, необычная мягкость; обращение коснулось его ласкающей волной. – Спасибо.
– За что? – нервно спросил он. За плечом Лили Питер подпрыгивал и чертил пальцем по горлу.
– За все. – Она улыбнулась, снова с этой незнакомой нежностью. – Ты настоящий друг. Если бы ты не вмешивался, я вполне могла бы убить Джеймса еще много лет назад. Поэтому…
– Был рад услужить. – Ремус посмотрел на нее и вдруг хитро улыбнулся. – Неубитый Джеймс – это всегда приятно. И кстати, о приятностях. Похоже, нам пора присесть и заткнуть уши, так как пришел черед слушать речь шафера.
Она засмеялась и ушла к своему столу. Шлейф платья широкой мерцающей паутиной расстилался за ней.
– Лили! – выкрикнул он. – Ты прекрасна!
– Дразнишься. – И она исчезла.
Речь, как ни странно, оказалась не такой ужасной, как он опасался. Ремус несколько раз озабоченно переглянулся с плюхнувшимся на соседний стул Питером, когда Сириус позволил себе увлечься излишними витиеватостями, однако тот быстро перескочил на описание хулиганских выходок и непристойных публичных эскапад, затем пораспространялся о дружбе, истинной любви и даже как будто о том случае на пятом курсе с участием овечки и мотоцикла, и присутствующие засмеялись.
А кое-кто даже плакал. Мать Джеймса плакала. Мать Лили тоже. Андромеда произнесла:
– Ну разве она не красавица? – и расплакалась тоже. Нимфадора только закатила глаза. И Ремус очень изумился, когда усевшийся под последовавшие аплодисменты Сириус немедля пустил слезу в бокал с шампанским.
– Бродяга? – вопросительно произнес он.
Сириус ревел, когда проиграли «Пушки Педдл» и когда Ремус безжалостно выбросил на помойку собранную за десять лет коллекцию карточек от шоколадных лягушек. Ремус тогда объяснял, что она занимала слишком много места – и это было святой правдой, и потом, половина карточек была заляпана чернилами в течение Того-самого-случая-со-Снейповыми-подштанниками-о-котором-мы-никогда-не упоминаем – что тоже соответствовало истине, и «Пушки» при любом раскладе никогда не выигрывали – что было слегка не так, просто в том году команда сменила лозунг с «Мы победим» на «Давайте сплюнем и не будем терять надежду». Сириус не плакал по стоящим поводам.
– Ремус, – упавшим голосом проговорил Сириус, воздевая руки, – Сохатый сегодня женился. Женился. Ты соображаешь, что это значит?
– Имею некоторое представление, – заверил Ремус. – Если кратко, то их мамы теперь перестанут жужжать о сексуальной распущенности, когда они вернуться жить на квартиру. А еще они смогут посылать общие рождественские открытки. Ну и, видимо, это подразумевает взаимную любовь и желание прожить вместе до конца дней своих. Я что-то упустил?
Отвечая, он наблюдал за Джеймсом и Лили, кружащимися в медленном танце. Джеймс все так же наступал ей на ноги; но, как Ремусу показалось, она не имела ничего против.
– У тебя чувствительность вареной картошки, Лунатик, – провыл Сириус. – Это значит, что он окончательно повзрослел! Он начал говорить об ответственности, постоянстве и пенсиях! Скоро у Лили появятся дети, и что мы станем делать?
– Будем торчать с Джеймсом где-нибудь в пивной, – отрезал Ремус. Мысленная картинка получилась поразительно живой; он моргнул. – Бродяга, в качестве своего куска постоянства и ответственности мы пытаемся сохранить мир для будущих поколений, если ты не забыл.
Сириус величественно отмахнулся.
– Это другое. Это так, текучка. Но Сохатый и Эванс – вот это настоящее. А если они нас забудут? Сколько лет нас было только четверо вместе, а вдруг она заставит его нас забыть?
– Чепуха. – Ремус откинулся на спинку стула. – Это Лили. Параноик ты, не сделает она ничего подобного. Не смей так говорить!
Но Сириус все равно сказал.
– И это не значит, что они меня не бросят!
– И Джеймс тоже? – Ремус рассмеялся. – Он твой друг, и мой, и Питера. Ничто этого не изменит.
– Хоть раз в жизни, – процедил Сириус сквозь зубы, – перестань быть таким невыносимо рассудительным!
На минуту отвлекшись, Ремус рассматривал другие пары, присоединившиеся к новобрачным на танцевальной площадке. Он улыбнулся, увидев Нимфадору, танцующую с отцом. Эммелина Вэнс вела в танце Питера; тот кружился и вертелся вокруг нее и выглядел совершенно счастливым.
– Извини. – Ремус отодвинул стул и потянулся, вставая. – Вот такая странная у меня фантазия – быть рассудительным. Можешь сколько угодно сентиментальничать в одиночку, а я пойду танцевать. Свадьба же.
Сириус исторг скорбный стон из самых глубин души.
– Вообще-то, – продолжил Ремус, – я сейчас подожду десять минут, а затем приглашу Лили на танец и полюбуюсь выражением Джеймсовой физиономии.
– Он тебе не позволит, – мгновенно ответил Сириус, отвлекшись от переживаний.
– Еще как позволит. Если ему, конечно, не захочется, чтобы новоиспеченная жена узнала об одной глупости, совершенной им сегодня.
– Злой ты, – прогудел Сириус, угрюмо таращась в бокал. – Давай, вали, если приспичило. Бросай меня, танцуй с женой моего лучшего друга, потаскун ты гетеросексуальный. Джеймс женился, а теперь и ты меня бросаешь. Это что, такой тайный День-Достань-Сириуса? У тебя наверняка и бантики, и постеры, и все такое по этому поводу есть.
– Ты несешь околесицу.
Сириус метнул в него гневный взгляд.
– Мне можно. Давай, чего расселся? Бросай меня, дай спокойно погоревать.
– Ну да, я тебя брошу, – весело заявил Ремус. – Лет этак через пятьдесят-шестьдесят.
И Сириус встал и последовал за ним.
***
Только они, бокалы и такая же молчаливая ночь – все заканчивалось так же, как и началось. Ремус вошел в комнату и зажег свечи, плавно касаясь их пальцами. Откуда-то изнутри медленным стойким пламенем в нем росла уверенная сила, и тело, казалось, пронизывало тяжелой, приятной усталостью.
Прислонившись лбами, Сириус и Джеймс тихо беседовали – как в школе, замышляя очередную шалость против слизеринцев в каком-нибудь укромном уголке. Когда Ремус приблизился, Сириус что-то прошептал – легким, нежным шепотом, – и в волосах Джеймса пробились кроличьи ушки.
Ремус попробовал отменяющее заклинание, но безуспешно.
– С отсрочкой?
Сириус ухмыльнулся.
– Семь с половиной минут. Присаживайся, Луни. Сейчас все подойдут.
Остальные пришли и молча расселись по стульям, но в молчании этом не было неловкости. В воздухе повисла усталость – насыщенное, кристально прозрачное чувство невероятно утомленных людей.
В комнате оставалось только пять стульев и одна бутылка, и Ремус подумал, что Джеймс это спланировал заранее.
– Народ, – провозгласил тот, – дамы, господа, Мародеры. Это конец эпохи.
– И начало новой, – добавил Сириус.
– Да. – Джеймс кивнул. – И на этот раз я хочу предложить другой тост.
В полной тишине он откупорил бутылку и разлил по бокалам. В размытом свете вино блеснуло рубиново-алым и, потемнев, сгустилось до крови в тени.
Джеймс наклонился к ним.
– Не люблю воспринимать мир серьезно, – с расстановкой проговорил он. – Не нравится мне, когда мы становимся слишком степенными и мудрыми друг с другом. Но, похоже и к сожалению, женщины обладают даром убеждения. – Лили улыбнулась и накрыла его протянутую ладонь своей. – Как бы там ни было, я обнаруживаю в себе склонность сочинять оды о красоте ее уст, очей, зубной щетки и тому подобного.
– Не тяни, Сохатый. – Сириус все еще был преисполнен любви к ближнему.
– Да, конечно. Так вот, полагаю, что сейчас заканчивается одна эпоха и начинается новая. И не только для нас одних. Будут еще перемены, и нам придется совершить, сказать и воплотить многое из того, чего мы и представить себе не могли в школе, Но есть кое-что не менее важное. Если коротко, я хочу поднять бокал за то единственное, что никогда не изменится. За нас!
– За нас, – хором откликнулись они, и их слова слились со звоном бокалов и потрескиванием пламени свечей. И даже в вине Ремус ощутил новизну: там была томная ежевичная сладость и терпкость, отчетливый, неведомый ранее привкус. Он поймал взгляд Сириуса, потеплевший от отразившихся в глазах язычках пламени, и улыбнулся.
– И счастливо вам всем оставаться, – добавил с усмешкой Джеймс, – здесь, в промозглой дождевой сырости, пока мы с моей прелестной женой будем нежиться на солнышке.
– За нас, – отпарировал Сириус, – не беспокойся. У нас все будет получшее лучшего. И я знаю, Ремус, тебе свербит вставить, что нет такого слова «получшее», ну так я тебе заявляю прямо тут, что я его изобрел, дабы выразить свои чувства, потому как ты лично останешься занудой в любой пристойной компании – таким занудой, которому каждую шутку надо разъяснять, пока в ней не потеряется вся соль.
– Я не собирался говорить ничего подобного, – лукаво ответил Ремус. – Я никоим образом не желаю испортить момент.
Джеймс выглядел сбитым с толку.
– Сириус, ты болван. Я уже забыл, о чем шла речь, но вы тут не пропадайте без нас, ребята.
– Ни в коем случае, – отозвался Питер, – и спасибо за заботу. Смотрите, как бы вас там не прибило упавшим с дерева кокосом, если что.
– Спасибо за совет, – ответила Лили. – Послушайте, у нас всех был долгий день. Пора закругляться?
Все хором согласились. Сириус собрал бокалы, Питер задвинул стулья, и Джеймс выбросил бутылку в мусорный бак во дворе, не отпуская руку Лили ни на секунду.
Стоя посреди кухни, Ремус пробормотал «Фините инкантатем», и свечи медленно погасли одна за одной, словно падающие во тьму звезды.
– Ремус? Где ты?
– Здесь, – отозвался Ремус и почувствовал, как Сириус задел его рукой, направляясь в коридор. Джеймс и Лили промелькнули за окном двумя хихикающими силуэтами и исчезли. Питер, опрокинув по дороге какую-то мебель и проворчав что-то о Питере-Волосы-Торчком, тоже пропал.
– А Сохатый знает о кроличьих ушках? – прошептал Ремус на пороге.
– Они заводят Лили, – прошептал Сириус в ответ, и комната погрузилась в темноту.
Конец.
** Донни Осмонд (р. 1957) – американский певец, актер и телеведущий
