СлешКоманда СЛЕШ
Название: Fade to Black
Жанр: Драма/Ангст
Герои/пейринг: Сириус Блэк, Регулус Блэк, Орион Блэк, Северус Снейп
Рейтинг: PG-13
Саммари: "И воистину, я действительно не терплю свою родню. Потому, должно быть, что мы не выносим людей с теми же недостатками, что и у нас." Главная причина ухода Сириуса из дома.
Иллюстрация к фику: http://www.hogwartsnet.ru/fanf/konkurs/13_slash.jpg
- Здравствуйте, мистер Малфой, сэр. – Я встал с кресла и почтительно склонил голову.
Он мне ответил таким же лаконичным жестом и, тронув отца за локоть, склонился к нему и что-то прошептал Я счел это за позволение снова сесть.
Малфой с отцом скрылись за дверью кабинета, и я взглянул на Сириуса, который сидел в глубоком кресле у камина. Он даже не потрудился поприветствовать гостя, хотя, кажется, мистер Абракас его и не заметил. Что, впрочем, неудивительно. Сириус сидел бледный, с покрасневшими глазами и каким-то бегающим взглядом. И когда вся спесь, бывшая в школе, успела с него слететь? Он ведь даже грозился рассказать… Хотя кто его знает – может, и расскажет.
Ведь что бы Сириус ни говорил, а все равно он за дом держался. Откуда ему знать, что семья Поттера его не выгонит; в конце концов, они тоже наши родственники.
Сириус посмотрел на меня, и мне отчего-то захотелось съежиться. Странно пугало то, что это была не привычная его игра на публику, а настоящий – как будто звериный – взгляд исподлобья. Он поджал под себя ноги и, усмехнувшись, спросил:
- Ты знаешь, чем они там занимаются?
Я сперва не понял, о ком он говорит, но, заметив кивок в сторону отцовского кабинета, ответил:
- Вероятно, делами.
Сириус, видимо, хотел еще что-то сказать, но передумал и только посмотрел на дубовую дверь. Он покачал головой и уставился в камин со странным выражением лица, будто обдумывал важное решение.
У меня в голове сразу появилась мысль, что за решение это может быть. Я одернул себя – Сириус не может рассказать. Ведь он сам должен подумать: кому поверят – мне или ему? Но страх все равно зашевелился чем-то липким в животе. Иногда я даже хотел подойти и попросить никому не рассказывать, но потом ловил себя на мысли – а что, если Сириус и думать ничего не думал? Что, если он и не замечал ничего в школе, просто это его привычная манера поведения? Мне сразу становилось стыдно за свое малодушие и страх, но через некоторое время я все равно возвращался к тому же, с чего и начинал.
В конце концов, это меня изведет.
Я снова мельком взглянул на Сириуса – он сидел с непроницаемым лицом, и только губы были поджаты. Я случайно подумал, что брат не похож на человека, который бросает слова на ветер. Может, он и правда собирается уйти из дома, как и говорил своим дружкам?
И жизнь моя станет значительно легче.
Но перед тем, как уйти, он основательно мне ее подпортит.
Дементор меня дернул тогда сказать ему, где был Снейп. Ответил бы, как обычно – «Отвали, Сириус», - и брат бы ничего не заподозрил. Я ведь и сам не замечал, что уже месяц слежу за этим Снейпом: как он на Эванс слюни пускает, как его Сириус с Поттером третируют. И что меня самого удивило – даже не из жалости. Наоборот – в ситуации Снейпа есть над чем посмеяться, но дело было даже не в этом. Мне стало интересно, когда мой брат напару с Поттером достанут его настолько, что он сам пошлет Эванс.
Я ходил за ним повсюду, в гостиной старался садиться как можно ближе, просил помочь с заданиями… Может, он хотя бы что-нибудь скажет? Но Снейп все так же упорно ходил за Эванс (я уверен, про себя не раз ее кляня и называя грязнокровкой), терпел насмешки и в упор не замечал моих попыток сблизиться. Что, с одной стороны, сыграло мне на руку, а с другой – навлекло пресловутые подозрения Сириуса.
Буквально двумя днями позже я с ужасом осознал, что его подозрения небеспочвенны. Я действительно таскаюсь за Снейпом, как он – за своей Эванс. И кто-то очень ехидный подсказывал мне, что Северус (с каких пор, кстати?) начал таскаться за ней по той же причине, что и я – за ним.
И не хватало мне помимо всего прочего осознать, что я влюбился в Северуса Снейпа. А он, между прочим, парень, и еще его ненавидит мой брат.
Но все это было давно, где-то около полугода назад, осенью, и вообще почти не имело никакого значения во всей истории. Главную роль сыграли моя глупость и влюбленность Снейпа в свою грязнокровку.
Одним вечером он все-таки заметил, как я тихо шел (почти крался) за ним к кабинету Зельеварения, резко остановился и спросил меня в лоб: «Что тебе от меня нужно?». Я сперва растерялся и испугался, а потом – вероятно, от страха, - ответил: «Давай ты позлишь Эванс, а я – Сириуса». Я не помню, что я ему тогда наплел, но спустя двадцать минут я все-таки затащил его в туалет и поцеловал.
Может, Северус обомлел не от моего напористого поцелуя, а оттого, что спиной к нам стоял Сириус и отливал?
Разумеется, из туалета мы выскочили с завидной скоростью, но вопрос меня мучил вот уже несколько недель: заметил ли Сириус, что происходило за его спиной?
Если заметил, – и если он расскажет - то неизвестно, кто уйдет из дома раньше.
В этот момент Сириус оторвался от созерцания огня в камине и задумчиво спросил:
- И все-таки, ты знаешь, чем они занимаются?
Я снова не ответил как положено: «Отвали, Сириус», а быстро поднялся наверх и прислонился ухом к двери. Вроде бы ничего не было слышно, но это меня и насторожило: что за важные дела можно обсуждать в собственном кабинете, чтобы накладывать Заглушающие?
Я встал на колени и постарался так пристроиться, чтобы увидеть хоть что-то сквозь замочную скважину. Перед глазами мелькали только неясные тени, но тут свет заслонила фигура. По комплекции – видимо, Малфоя. Далее я вообще плохо понял происходящее, потому что мистер Абракас опустился на колени и спустил с отца штаны.
Я резко отпрянул от замочной скважины и прижался пылающей щекой к холодной деревянной поверхности. Хотя не сказать, что я был удивлен – я просто не верил. Как отец, который так отзывался о… а отзывался он о них хуже, чем о мугродье, мог оказаться тем, кого так презирал? Как это называется – лицемерие, продажность, ложь? Мне подумалось, что все вместе.
Неожиданно раздался голос Сириуса.
- Что ты там такого увидел, что горишь, будто мак? – он не насмехался. Брат говорил серьезно и чуть раздраженно, будто и знать не знал, что творится в отцовском кабинете.
- Заглушающие…
- И? Из-за простых Заглушающих ты решил, что они сейчас вершат судьбы мира?
Я лишь покачал головой – и жест этот вышел настолько жалким, что Сириус, должно быть, решил, что я был только что приговорен к смерти. Или нет, не я – он.
Он посмотрел на меня с удивлением, а потом спросил неожиданно резко:
- Что, жалеешь?
- О чем? – не понял я.
- Что меня решили выжечь.
- Тебя… нет!..
Сириус воспринял мою последнюю реплику по-своему: он скривился, как от зубной боли, и резко помчался наверх. Что-то мне подсказывало, что еще чуть-чуть, и он начал бы демонстрировать рвотные позывы.
Я наконец опомнился и отошел от двери кабинета, чтобы не дать застать себя в компрометирующем положении. Хотя теперь я меньше всего стремился узнать что-то, что не должно было достигнуть моих глаз и ушей.
Утром следующего дня Сириус вел себя более чем странно. Он не огрызался ни со мной, ни с родителями, не кричал на Кикимера – он вообще ничего не говорил. Отец с мамой только радовались – проблем поубавилось, вот и хорошо. Но я чувствовал, что Сириус совсем по-своему воспринял слова, сказанные мною вчерашним вечером.
Предположим, он решил, что я услышал, как отец говорил мистеру Малфою о том, что его решили выжечь до того, как он уйдет из дома по собственной воле. Но зачем рассказывать об этом постороннему человеку? Хотя, даже если бы это так и было, неужели Сириус решил, будто… я буду его жалеть? Но, вспомнив его выражение лица, я понял, что все-таки решил. И что же он подумал, раз так скривился?..
Если ему так неприятна моя жалость, то почему он все рассказывает своим гриффиндорцам? Или думает, что они-то его жалеть точно не будут… Конечно, ему там все в рот смотрят, а сам Сириус смотрит в рот Поттеру.
Но, может быть, все как раз наоборот? Что, если Сириус решил, будто я хочу рассказать родителям что-то такое, отчего его точно выжгут с Древа. Но ведь у него тоже кое-что есть на меня. И снова мои мысли потекли в привычном русле.
Знает-не-знает? Расскажет-не-расскажет?
Внезапно мне стало себя жаль. Я словно бы взглянул со стороны: я не знаю, что делать, потому что мне сказали, как надо мыслить и действовать, но не дали инструкций на случай, если что-то пойдет не так… И вот получается – я в полной зависимости от человека, чья судьба и так висит на волоске. Но – что самое интересное – может быть, он и вовсе ничего не знает. И вроде бы я с ним ничем не связан, но стоит мне предположить, что…
В общем, эту цепочку я мог продолжать долго. И в любом случае надо было прояснить ситуацию, но и это тоже чревато лишними проблемами. А виной всему… Да, виной всему Снейп.
Завтрак проходил в абсолютном молчании. Родители вообще не привыкли говорить за столом, а Сириус замкнулся в себе еще больше чем обычно, когда бывает дома. Да и выглядел он больным, будто его всю ночь рвало. Сириус был бледен, его глаза покраснели, но иногда я чувствовал, как мою щеку буквально обжигает взгляд.
Когда я устроился в гостиной с книгой, брат, до этого сидевший в кресле напротив меня, поспешно встал и поднялся наверх. Я все еще не понимал, чем вызвал такое к себе отношение, но малодушно решил ничего не усложнять, подумав, что у Сириуса просто обостренная депрессия вне-гриффиндорской-спальни, как уже не раз бывало.
Мне было уже самому тошно от самокопаний и собственных подозрений. В конце концов, могу я хотя бы на Рождество расслабиться? Но две недели вместе с таким Сириусом я не выдержу.
С каждым днем он замыкался в себе все больше и больше, старался совсем не говорить с родителями, а со мной – в особенности. Мы не могли долго находиться в одной комнате – уходил либо я, либо он. Но чаще всего все же я, потому что для меня было пыткой выдерживать тот взгляд, каким меня обычно одаривал Сириус перед тем, как уйти. Создавалось впечатление, будто я внезапно покрылся слизью и превратился во флоббер-червя.
Раньше между нами была взаимная неприязнь и недоверие, сейчас же я чувствовал, что брат ощущал стыд, отвращение и почему-то вину. Хотя прежние чувства никуда не делись, просто они отошли на второй план, давая волю новым. И, глядя на Сириуса, я все больше уверялся в том, что он видел тот злосчастный поцелуй с Северусом. Я у себя в голове разложил все по полочкам и мог ответить за каждое чувство, которое испытывал ко мне Сириус.
Стыд – за такого брата, за то, что даже тут его семья не смогла стать «нормальной».
Отвращение – ко мне, к Северусу, к тому, что он видел, и вообще к таким, как мы.
Вина – наверное, перед родителями; за то, что в силу своего предубеждение не смог рассказать им о том, какой я есть на самом деле.
Я даже сам чувствовал вину перед Сириусом, и мне было неприятно сознавать, что мой собственный брат такого мнения обо мне. Пусть даже брат нелюбимый и не совсем не тот, которого хотелось бы иметь.
Мне думалось, что вслед за Сириусом так поступит вся семья – отец, мама, даже Кикимер будет бормотать проклятия мне в спину. Я ощущал себя грязным, я клял Снейпа, и мне было ужасно перед ним стыдно. Потому что за все это время я так и не смог избавиться от своей к нему привязанности.
Когда напряжение между мной и Сириусом достигло своего апогея, мы не выдержали.
Это было вечером, когда я снова столкнулся с ним в гостиной. В тот раз я не стал выходить из комнаты, а устроился в кресле напротив брата. Он не бросал на меня косых взглядов, да и вообще не смотрел. Было тихо, но в ушах стоял звон. Меня раздражало все: треск дров в камине, дыхание Сириуса, вой ветра за окном. Я отложил в сторону книгу, которую читал, и взглянул на брата. Как раз тогда, когда тот повернул голову и в упор на меня посмотрел. В его взгляде читалась решимость и какое-то мутное омерзение.
Я только успел открыть рот, как Сириус, глядя мне в глаза, спросил:
- Что ты от меня хочешь? – что-то стеклянное упало и звонко разбилось у меня в голове. Я опешил – чего-чего, а такого вопроса я точно не ожидал. Сириус, видя мое замешательство, начал говорить:
- Меня это достало. Просто вывело из себя то, что ты стал меня жалеть. Я не… твой брат. Не тот. И не надо меня любить!..
Он хотел сказать что-то еще, но запнулся. Я, севшим от потрясения голосом, ответил:
- Я тебя не жалел. И ты, правда, не тот брат. И я тебя за это не люблю.
Сириус странно усмехнулся, щуря глаза.
- Но чего-то же ты от меня хотел… Ты ведь…
Лицо Сириуса перекосило, будто он сжевал лимон. Я сразу же вспомнил, что точно такое же лицо было у отца, когда он очень критически отзывался о нравах современной молодежи.
Брат не сумел выговорить это слово, и я вышел из себя. Я схватил Сириуса за ворот рубашки и прорычал прямо в лицо:
- Да, я именно то, что ты не сумел сказать мне в лицо. Да, может, ты и видел, но это не значит, что ты можешь…
Я не успел договорить предложение, потому что Сириус сумел вырваться из моей хватки и теперь крепко сжимал мои запястья.
- Не могу что? Думать, что мой брат больной на голову, если…
Мой мозг заполонила одна лишь мысль: «Да как он смел?!». То, что я влюблен в парня, еще не значит, что я больной на голову. И, если это передается по наследству, Сириус точно такой же, как и я, как и отец. И пусть они оба – снобы, но это не противоречит тому, что мы все одинаковые, что мы все – семья.
От бешенства мое лицо пошло красными пятнами, я заорал, захлебываясь словами и глотая окончания:
- Да, если! Но представляешь, я не один такой! Знаешь, что я увидел там, в кабинете? Я увидел, как наш отец… Как у него сосал Малфой! Ты думал, тебя решили выжечь? Может, и решили! Но я ничего не слышал, абсолютно ничего, потому на кабинет были наложены Заглушающие, и я тогда тебе это говорил!
Сириус отпустил мои запястья и уставился на меня в недоумении. Внезапно все мысли в моей голове выстроились в стройную цепочку. Сперва Сириус подумал, что я его жалею, судя по выражению моего лица. Потом – что я в него влюбился. Потому что тогда я вел себя так, будто разочаровался во всем и теряю самое важное… И я понял, почему брат всю неделю избегал и сторонился меня, почему смотрел так – с отвращением, стыдом, виной. Ему было противно то, что он является предметом мечтаний собственного брата, стыдно за то, что он меня за это ненавидит, и он винил себя из-за того, что жестоко меня разочаровывает. Внезапно мне захотелось рассмеяться. Надо же, гриффиндорец – он и есть гриффиндорец. И в голову ударила мысль: значит, он все-таки не видел моего поцелуя со Снейпом, и словно гора свалилась с плеч.
Я взглянул на Сириуса и по его лицу прочитал, что тот все еще думает, будто я в него влюблен и… его повергло в шок мое заявление об отце.
Я хотел было все ему объяснить, но он дернул меня за руку и потянул наверх, где были расположены наши спальни и кабинет отца.
- Куда ты?..
- Не надейся! К отцу.
- Зачем?..
- Узнать. Правду ли ты сказал про него и Малфоя.
Сердце мое ушло в пятки. А если отец начнет все отрицать? Вдруг мне это только показалось? Ведь могли же на кабинет быть наложены какие-нибудь чары… А учитывая то, что Сириуса переубедить я не смогу, то мне, возможно, придется уйти из дома вместе с ним.
Мы остановились перед отцовским кабинетом, Сириус резко дернул на себя дверь и, войдя, захлопнул ее перед моим носом. Я остался ждать снаружи. Мне даже не пришлось подслушивать, чтобы слышать громкий голос брата. До меня доносились обрывки фраз вроде «Как так?..», «Сумасшедшая семья…», «Не смогу жить с ним в одном доме…».
Вскоре крики затихли; видимо, отец снова наложил Заглушающие. Я снова попытался подсмотреть сквозь замочную скважину, но ничего не было видно. Значит, Сириус и про это рассказал.
Спустя двадцать минут я уже сгорал от нетерпения. О чем можно так долго говорить? Неужели отец поверил Сириусу, и меня выжгут с Древа? И что будет с мамой? Она ведь не может поддержать отца, она ведь меня любит, она ни за что не поверит Сириусу… В конце-то концов, правда на моей стороне, а моя в него влюбленность существует только в его же воображении.
Наконец-то дверь открылась, и из кабинета вышел донельзя мрачный Сириус. Он прошел мимо меня, даже не посмотрев, и стремглав спустился вниз.
Я осторожно вошел в кабинет к отцу. Он сидел за письменным столом, перебирая какие-то бумаги, но, как мне показалось, только для того, чтобы успокоить нервы. Он строго посмотрел на меня, и стало очень стыдно перед ним (я вообще тогда очень часто ощущал это чувство). За то, что влез без спросу в его жизнь и опозорил перед сыном. Я низко склонил голову, ожидая отповеди.
Но отец начал неожиданно мягко:
- Судя по тому, что ты увидел… Ты должен понимать, что я не могу запрещать тебе любить того, кого ты любишь.
Я подумал, что слово «любовь» довольно странно звучит из уст отца. Неужели у них с мистером Абракасом все так… хм, серьезно?
Он, тем временем, продолжал:
- Но не собственного брата, Регулус. Я не буду говорить о том, что ты искалечишь себе жизнь. Это и так понятно. Но ты должен знать, что рано или поздно тебе придется обзавестись наследником. И лучше будет в первую очередь для тебя, если ты сможешь зачать его, не представляя вместо жены своего брата.
Я слушал его молча, не перебивая. И, возможно, впервые в жизни я не боялся возразить отцу. Более того, я делал это с радостью.
- Я… я не влюблен в Сириуса. Потому что это лишь его домыслы, и…
Отец перебил меня, мягко, почти по-отцовски посмотрев.
- Ты не обязан оправдываться. И врать во избежание чего-то – тоже не обязан.
- Но это правда! – вспылил я. Значит, Сириус так его убедил, что мне он теперь не верит. – Я действительно влюблен в мужчину, но… не в Сириуса.
Я выжидающе взглянул на отца, ожидая его реакции. Он лишь кивнул, позволяя мне продолжить.
- Он слизеринец и старше меня на год. Я… я больше ничего не могу о нем сказать.
- Я снова повторю, что не могу тебя осуждать. Да и не буду. Только… постарайся не рассказывать ничего матери.
- Это наш семейный снобизм? – спросил я себе под нос, и, слава Мерлину, отец ничего не услышал.
Выходя из кабинета, я впервые за эту неделю улыбнулся.
Сириус стоял у камина, сосредоточенно глядя на огонь. Он обернулся, услышав мои шаги.
- Полагаю, ты уходишь вместе со мной?
- Нет, - ответил я, мрачнея. – Тебя все же выжгли?
Сириус покачал головой.
- Я сам решил уйти. Пойду к Джеймсу.
Я фыркнул – такое впечатление, его там кто-то ждет.
- Меня это не слишком-то интересует.
- Да неужели? Твой любимый, - это слово он выделил голосом, - брат уходит, а тебе все равно?
- А ты хочешь, чтобы было как-то по-другому?
- Нет. Я ничего не хочу. В особенности – от тебя. И от твоей больной семьи тоже!
- От моей? – Я посмотрел Сириусу в лицо; если он не называет нашу семью своей, значит, он отрекся. То есть, выжигать его можно прямо сейчас, даже если он никуда не пойдет. Хотя все равно уже придется.
- Да, именно. Если здесь… так относятся даже к тем, кого любят, - Сириус театрально скривился.
- Да не люблю я тебя! – крикнул я. – Ты…
- Вот и хорошо, - он шутовски поклонился, - Значит, меня никто не будет домогаться в школе. Замечательно!
Я подошел к камину и начал вертеть какую-то безделушку в руках. Сириус говорил как-то странно, с горечью и надрывом, будто не он пару недель назад с блеском в глазах рассказывал о побеге из дома. Хотя со своими гриффиндорскими дружками он всегда другой – неправдоподобно крутой. Почему-то я подумал, что он недолго таким будет, что рано или поздно случится что-то такое, что поломает его жизнь навсегда. И, как ни странно, мне не казалось это справедливым.
Я посмотрел на него – может, это действительно только кажется? Может, этот ссутулившийся, бледный, мрачный Сириус – не мой брат?
- Так ты уходишь? – тихо и с насмешкой спросил я. Не очень-то хотелось показывать, что сейчас я действительно начал его жалеть.
- Да, разумеется. Я ухожу. Не хочу иметь ничего общего с такими, как вы. С такими лжецами и лицемерами. С такими…
Мне показалось, что Сириус специально для такого случая написал эту пафосную речь. Будто он пытается окончательно убедить себя в том, что правильно поступает. И врет себе, думает, будто еще есть последний шанс остаться.
- Хватит, Сириус. Все знают, что тебе будет лучше со своими друзьями, чем с семьей.
- Нет у меня больше семьи! – закричал он.
- Хорошо, - согласился я, поднимая руки в примирительном жесте. – И когда же ты уходишь? Завтра?
- Сегодняшней ночью, - поспешно ответил Сириус, словно боялся, что не сможет этого сказать. Теперь сказанное заставить его сделать это.
- Я пожелаю тебе удачи, - Фарфоровая фигурка, которую я все еще вертел в руках, упала в камин.
- Спасибо, - ответил Сириус, глядя, как языки пламени облизывают фарфор.
Он резко развернулся и помчался наверх, перескакивая через ступеньки. Я глядел в огонь и думал, что завтра, скорее всего, не увижу брата за завтраком.
Мне стало жаль не его, а себя. Странное чувство вины пришло вместе с осознанием того, что Сириус больше не мой брат. Наверное, он бы не сдержал обещание, данное друзьям, если бы не вся эта история. В конце концов, что заставило его уйти? Обстоятельства? Мне бы очень хотелось верить, что это действительно так. Но неожиданно проснувшаяся совесть не дала мне уйти от ответа. Виной всему мнительность Сириуса, мой страх, наш общий снобизм. И я впервые подумал, что традиции рода – это дерьмо. Потому что традиции рано или поздно превращаются в привычки, привычки формируют черты характера, а характер у нас у всех одинаковый.
И воистину, я действительно не терплю свою родню. Потому, должно быть, что мы не выносим людей с теми же недостатками, что и у нас.
