Глава 1Ничто так не утомляет, как ожидание поезда… Особенно, когда лежишь на рельсах. (с) Дон Аминадо
Лето.
Июльское солнце заливает комнату ярким светом. Лазурное небо над крышами домов – словно морская вода в сосуде из горного хрусталя. Воздух за окном пронизывает гул большого города.
…На плечо Гермионы ложится тяжелая, но мягкая рука отца, пахнущая дезраствором. Этот запах всегда напоминает о детстве – таком близком и таком далеком. О том времени, когда казалось, что самое страшное в жизни – получить «хорошо» за экзамен.
– Дочка, ты опять за книгами? До учебы еще два месяца!
Ложь срывается с губ легко и привычно.
– Ну и что! В следующем году у нас очень тяжелая программа! Мне обязательно надо готовиться!
– Ладно, умница, мы на работу. До вечера!
Мама оставляет ей краткое напутствие.
– Солнце мое, не засиживайся слишком за учебниками!
– Я постараюсь, мам!
Гермиона провожает родителей в прихожую, улыбаясь им вежливо и пусто, будто отправляет домой засидевшихся гостей.
Дверь закрывается, и родители исчезают в ослепительном сиянии июльского дня. Английский замок щелкает собачкой отчетливо и резко. Гермиона почти ненавидит этот звук.
…Жара заволакивает комнату душным маревом, несмотря на окна, открытые настежь. Письменный стол завален учебниками и свитками. ЗОТС, зельеварение, трансфигурация. Гермиона выписывает заклинания, листает страницы, отбрасывая ненужное и вбирая в память то, что хоть как-то может пригодиться. Ножки кузнечиков, брошенные в двухнедельный настой цикуты, Ступефай, драконы и инферии, Импедимента и Редукто…
Гермионе иногда кажется, что время остановилось – и полтора месяца, от прохладного мая, до жаркого, иссушенного июля, слились в один день, растянувшийся до бесконечности. День, который никак не закончится.
Гермиона идет на кухню и наливает себе прохладный лимонад из прозрачного кувшина с забавной изогнутой ручкой. Живоглот, незаметно подкравшийся из-под стола, трется об ее ноги, и Гермиона снова чувствует, будто она трансфигурировала часть своей жизни в живое существо, доверчивое и любящее, чтобы затем его безжалостно бросить. Совсем скоро – она продумала все подробно и тщательно, словно готовясь к очередному экзамену в Хогвартсе.
Сегодня вечером родители собираются поехать в Гайд-парк («Дочка, если тебя не вытащить на свежий воздух, ты просто зачахнешь!»), где они часто гуляют всей семьей. Она незаметно изменит им память, положит в мамину сумку паспорта, трансфигурированные из старых рождественских открыток, а затем затеряется средь лондонских улиц, оставив наедине Вендела и Монику Вилкинс – состоятельную, но бездетную семейную пару, мечтающую переехать в Австралию. Хотя Следа на Гермионе уже нет, осторожность давно перестала быть лишней, а кроме того… Она не может, ей кажется просто невозможным наложить на них Обливиэйт дома, здесь…
Гермиона возвращается к учебникам, заклинаниям, пергаментам и магическим тварям. Она аккуратно выписывает состав зелья, исцеляющего ушибы, даже не задумываясь, зачем и почему.
Гермиона может выучить наизусть учебники, ингредиенты и заклинания. В общем, это не так и трудно. Трудно признаться самой себе в том, что так хочется еще немного растянуть этот длинный июльский день. День, который никогда не должен закончиться.
…Ближе к вечеру начинают сгущаться грозовые тучи. В наэлектризованном воздухе пахнет пылью. Где-то совсем далеко, а потом все ближе и ближе грохочут глухие раскаты грома. Наконец молния расчеркивает небо над Лондоном фиолетово-белой вспышкой.
Гермиона спит, положив голову на учебник зельеварения. Ветер треплет ее волосы, шелестит листами пергаментов и книг.
Ей на плечо ложится тяжелая, но мягкая рука отца, пахнущая дезраствором. Этот запах всегда напоминает о детстве – таком близком и уже бесконечно далеком.
– Дочка, ты спишь? Ну вот, опять изнурила себя наукой! Просыпайся, мы с мамой на кухне, будем пить чай. Только припарковал машину, как дождь грянул, пока шли от стоянки, промокли до нитки!
Гермиона поднимает голову, пытаясь вытряхнуть из головы остатки внезапно пленившего ее сна. В окно, закрытое папой, барабанит ливень. Ей очень хочется улыбнуться – бездумно, глупо и счастливо. Ведь сегодня они никуда не пойдут.
Осень.
Узкое окно аудитории пронизывают лучи рыжего октябрьского солнца. Профессор Биннс, как всегда, вещает о сражениях магов, восстаниях гоблинов, борьбе кентавров за независимость и прочих древних событиях монотонным приглушенным голосом, который как нельзя лучше подходит для этой цели. На самый бесполезный предмет в Хогвартсе всем наплевать, особенно на седьмом курсе, и особенно когда все мысли совсем о другом. Слизеринцы и хаффлпаффцы изредка чиркают перьями по пергаментам, изобретая себе разнообразные способы спасения от томящей скуки.
– ...я впервые увидела его на званом вечере в поместье Селвинов... Он такой красивый! Нет, ты даже не представляешь, у него огромные темные глаза, длинные волосы и... Дафна говорила, что он Пожиратель... Он наверняка Пожиратель, ты представляешь?
Миллисента говорит в ухо свистящим шепотом. Впрочем, могла бы и орать во все горло – Биннсу все равно, а скрывать симпатию к Пожирателям Смерти на седьмом курсе Хогвартса лишено всякого смысла.
– Вот как?
Пэнси играет в надоевшем спектакле, где главная роль отведена ей. За шесть курсов Хогвартса образ опытной подруги она освоила в совершенстве.
– Да... но я не знаю... наверное, я не понравлюсь ему... ведь я слишком...
– Перестань, Милли. Тебе надо быть смелее. Ты обязательно должна написать ему письмо. Обязательно. Пригласи его куда-нибудь на каникулы...
В лучших традициях аристократического воспитания Пэнси пространно рассуждает о способах завоевания сильного пола, при этом одновременно думая о своем. До конца занятия осталось немного.
Биннс проплывает мимо парт, диктуя задание.
– Еще раз прочтите Приказ Министерства магии о неподотчетных территориях от 1844 года и летопись о Барнабасе Сильном…
Звонит колокол, возвещая, что на сегодня занятия закончились. Пэнси складывает пергамент в сумку. Милиссента, как всегда, задает вопрос, известный заранее.
– Ты счас куда?
– К себе. Надо почитать пару книг перед завтрашним зельеварением.
– А… А я в Подземелья, к Дафне – ей прислали новый Ведьмополитен… Увидимся!
– Наверное.
– Приходи! Мы с Дафной будем ждать тебя!
Пэнси закидывает сумку на плечо, направляясь к выходу. Ей все равно.
...Пэнси идет по открытой галерее, красиво окрашенной солнцем в нежный багрянец. Во внутреннем дворике легкий ветер крутит желтые листья в завораживающем танце угасающей осени.
Несколько первокурсников из Рейвенкло, попавшихся Пэнси навстречу, молча уступают ей дорогу. «Проявлять почтение к факультету чистокровных» их научил Теодор Нотт, разумеется, не без помощи Амикуса и Алекто Кэрроу. Эта выдумка подняла ставки Нотта в Подземельях, одновременно наполнив некоторую часть слизеринцев черной завистью.
Из тени коридора появляется Блейз Забини. Член «Клуба Слизней» кратко здоровается, быстро отыскивая подходящую тему для ничего не значащего разговора.
– Пэнси, ты собираешься в Хогсмид на выходные?
Она слегка поводит плечами – небрежно и почти незаметно. Ей все равно.
– Может быть. Много обязанностей в последнее время.
…Пэнси идет дальше, привычно выметая из памяти Биннса, Миллисенту и Блейза, будто шелуху желтых листьев. Ее мысли и чувства, истинные и потому сокрытые глубоко внутри – словно маленькие алмазы с острыми, как бритва, краями, хранящиеся в изящном кошельке из синего бархата.
Пэнси произносит пароль и входит в комнату для старост. Надежное убежище, за дверью-холстом которого остается очередной тягучий, как смола, учебный день, вместе с разговорами о Пожирателях и Министерстве. Пэнси кладет сумку на полку и садится за стол, на котором лежат заготовленные с утра перья, пергамент и чернильница. Слова в голове начинают привычно складываться в строчки.
«Милый Драко, я очень по тебе скучаю…
...надеюсь, что у тебя все хорошо и дела, которые не позволили тебе учиться в Хогвартсе в этом году, скоро закончатся…
...вспоминаю прекрасные часы, проведенные рядом с тобой в Малфой-мэноре, и надеюсь, что мы обязательно увидимся на будущих каникулах...
…выражаю почтение к твоим родителям, которые, несомненно, будут рады снова видеть нас вместе...»
Сова в клетке внимательно смотрит на Пэнси круглыми желтыми глазами. Сова очень не любит доставлять письма этому адресату, хотя его и легко найти. Он живет в громадном доме, куда невозможно попасть из-за незримой стены, пугающей и отталкивающей сову каждый раз, когда она пытается проникнуть внутрь. Письма приходится относить обратно, и хозяйка тихо плачет, роняя слезы на нераспечатанный конверт. А потом пишет новые – и этого, пожалуй, сова никогда не сможет понять.
Зима.
Коттедж Шелл возвышается над утесом, который спускается к берегу грядой серых скал. Темное небо будто сливается с морем в хмуром свете пасмурного зимнего дня. Волны, мерно плещущие о берег, кажутся вырезанными из гранита.
…В коттедже тепло и уютно. Заклинания надежно защищают дом от сырости, пыли, холода и непрошенных гостей.
Глядя на небо, похожее на огромную грязную простыню, Флер сожалеет о том, что коттеджу не требуется уборка – занятия хозяйством помогли бы скоротать время до прихода Билла и спрятать куда-нибудь далеко дурные мысли, как старое кресло в застарелых темных пятнах, заброшенное Артуром Уизли на чердак Норы.
Обычно Билл, сосредоточенный и угрюмый, аппаровал в прихожую, когда за окнами уже начинало смеркаться. Повесив на крючок потрепанный сырой плащ, муж садился за обеденный стол, кратко излагая Флер последние новости, среди которых все труднее становилось найти хотя бы одну хорошую.
«...Гоблина Рогнока сегодня нашли в Лютном переулке. Его даже не потрудились трансфигурировать – Пожиратели теперь никого не боятся...»
«В банк явилась комиссия из всей этой министерской сволочи – ищут «грязнокровных» среди сотрудников...»
«Придется начать тратить наши сбережения. Меня уволили без выходного пособия. Что Министерство, что «Гринготтс» – везде теперь заправляют эти ублюдки...»
За окном сгущались декабрьские сумерки, свечи, парящие над столом, освещали кухню приятным белым светом, Флер подавала Биллу аппетитный горячий ужин, стараясь сгладить острые края очередного краткого зимнего дня. Невзначай, ловко и ласково – как умеет лишь девушка, в чьих венах течет кровь вейлы.
«Билл, тебе надо отдохнуть...»
«Билл, тебе не надо сейчас об этом думать...»
«Билл, у нас есть деньги. Главное, быть осторожнее...»
Так должно быть и сегодня – но мысль о том, что в о з м о ж н о все может быть совсем по-другому, мерзко свербит глубоко внутри…
Воспоминания вновь всплывают в памяти отчетливыми кусками мозаики. Крылья фестрала, сливающиеся с иссиня-черной ночью, хоровод фигур в плащах, фейерверк зеленых и красных вспышек за спиной, несущих смерть, Грюм, грузно падающий с метлы, как мешок с песком, лицо Джорджа, измазанное кровью... Куда страшнее, чем на свадьбе, где Пожиратели – уверенные, властные – допрашивали ее неторопливо и деловито, словно повара, готовящие говяжий стейк для званого ужина.
Скатерть на столе ярко-белого цвета – ее любимого «Флер-д'-оранж». Она быстро запачкалась бы, но Флер наложила старинное заклинание, от которого не пристает грязь, и скатерть выглядит так, словно ее купили только вчера.
Фаянсовая посуда, стеклянные бокалы из Бордо, подарок родителей, посеребренные ножи, ложки и вилки («Фамильные» – шутил Билл) выстроились в ряд, словно в ожидании солнца, так красиво отражающегося от поверхности зеркального блеска. К ужину готово почти что все.
Стены дома, надежного, теплого и уютного, медленно давят свинцовой тяжестью.
В о з м о ж н о, только возможно, сегодня все может быть совсем по-другому…
...Над коттеджем Шелл сгущаются зимние сумерки. Снег, падающий с небес, ложится на серость скал. Билл, вернувшийся после собрания Ордена Феникса, на этот раз аппарирует перед входной дверью – отряхнуть ботинки от налипшей слякоти. Он открывает дверь, проходит через полутьму прихожей, идя на яркий свет из кухни. Кухня пуста – и Билл уже начинает волноваться, когда Флер, появившаяся неслышно и изящно, словно на крыльях, нежно берет его за руку, прикладывая узкий палец к его губам, и ведет за дверь, в морозную тьму падающего снега.
Билл покорно следует за ней. Флер подходит к самому краю утеса, и в свете Люмоса все вокруг – скалы, море и падающий снег – кажутся декорациями к детской сказке. Она шепчет «Ассио...», и в руках у Билла оказывается бокал, доверху наполненный шампанским. Он смотрит сквозь него, и серая гладь моря кажется покрытой искрящимся золотом. Девушка, в чьих венах течет кровь вейлы, умеет преподносить сюрпризы.
Угрюмая пелена уходящего дня ненадолго спадает с плеч. Флер смотрит на горизонт, тонущий в наползающей тьме. В о з м о ж н о, только возможно, з а в т р а все может быть совсем по-другому…
