Пятый кусок сахара медленно таял в остывающем чае. Синяя керамическая чашка слегка согревала руки. От прозрачно-янтарной жидкости неспешно поднимались струйки теплого пара с приятным ароматом черного чая. Я устало барабанил пальцами по синему керамическому блюдцу.
В Хогвартсе всегда делался очень вкусный чай. Не известно, в чем тут секрет, но дома у нас он никогда не бывал таким ароматным. Нет, мама делает отличный чай. Я и не думаю жаловаться, но факт остается фактом – эльфы в Хогвартсе заваривают чай лучше моей мамы.
Я размешал остатки не растворившегося сахара, поднял глаза и встретился с недовольным взглядом Гермионы.
– Что?
Она сидела прямо напротив меня за деревянным столом Гриффиндора, рядом с Гарри, и неодобрительно наблюдала за мной.
– Что? – повторил я чуть громче и более раздраженно. Видать, усталость давала о себе знать. Сегодня Анжелина загоняла всю квиддичную команду до полусмерти. Она слишком серьезно относилась к своим обязанностям капитана, или же просто не желала на первой же игре ударить в грязь лицом.
Гермиона нахмурилась в ответ:
– Как ты можешь класть столько сахара в чай?
Мда, это в ее стиле. Я закатил глаза и морально подготовился к лекции о вреде чрезмерного употребления сахара и ужасах сахарного диабета, который у меня мог развиться, если я продолжу поглощать эту белую смерть в таком количестве. Временами Гермиона была удивительно похожа на профессора Трелони. Не внешне, конечно, внешне Гермиона на порядок симпатичней, но по содержанию своих речей они друг друга стоили. Неудивительно, что они не поладили.
Вопреки моим ожиданиям лекции не последовало. Гермиона только покачала головой и заметила:
– Рон, это вредно для здоровья.
Глубоко вдохнув приятый терпкий запах, я молча отхлебнул чай. Теплый, сладкий, крепкий черный, именно такой, какой я люблю. На счет здоровья, решил я, это все вздор. С тем же успехом, можно было принимать всерьез пророчества Трелони. Я так и сказал Гермионе.
Гермиона насупилась. Карие глаза гневно засверкали. Я не понял, что задело ее больше, упоминания ненавистной ей Трелони или мое пренебрежение ее советом. Гермиона всякий раз бесилась, когда ее не принимали всерьез.
– Когда у тебя будет диабет, – фыркнула она. Я невольно усмехнулся: так и знал, что она не слезет со своей излюбленной темы. – Когда у тебя будет диабет, не говори, что я тебя не предупреждала!
Вылитая Трелони. Мне хотелось сказать ей об этом, но это разозлило бы ее еще больше, так что я лишь усмехнулся и глотнул чаю. Гермионе не понравилась даже моя усмешка. Пронзив меня убийственным взглядом, она повернулась к Гарри.
Я пожал плечами и потянулся к корзинке с печеньем.
Гермиона была для меня загадкой. И не только для меня. Как я понял, Гарри тоже не слишком разбирается в ней. Девчонки. Джинни в этом плане тоже не лучше, но с Гермионой на порядок сложнее. Непонятно, почему. Может быть, потому что с Джинни все по большому счету ясно. Она моя младшая сестра. Вот и весь с нее спрос. А Гермиона, она друг. И при этом девчонка. Было бы куда проще, будь она парнем. Если ты Уизли и вырос среди одних старших братьев, то общение с девчонками не твой конек. Честно сказать, я их просто не понимал.
Гермиона считала меня непутевым. Мы были знакомы с одиннадцати лет и пережили вместе не одно приключение, и всё равно она считала меня непутевым, ленивым болваном. Всякий раз, когда я говорил что-то не лишенное смысла, она смотрела на меня с изумлением, будто бы не ожидала от меня никаких умных мыслей.
Она считала меня добрым и бесконечно оптимистичным, но непутевым. Полагаю, я такой и есть. Гермиона умная девчонка. Впрочем, в людях она разбирается не шибко. Ей потребовалось три года, чтобы наконец дать по зубам Драко Малфою.
– Ты чему усмехаешься? – нахмурилась Гермиона. Всё-таки был у нее синдром заучки – вечно мерещилось, что смеялись над ней. Вот и сейчас глядела на меня, будто бы я ее Живоглота за хвост оттаскал.
– Вспомнил, как ты на третьем курсе Малфою врезала, – улыбнулся я.
Гермиона удивленно моргнула, но быстро взяла себя в руки.
– Ладно, Рон, пошли, – деловито велела она, поднимаясь из-за стола. – Нам еще на собрание старост надо.
Верно, дела старосты. Мне никак не привыкнуть к новым обязанностям, хоть и прошло уже почти два месяца.
Я бросил виноватый взгляд на Гарри и поднялся вслед за Гермионой. Гарри улыбнулся безо всякой обиды. Не хотелось оставлять его сейчас одного. На него в этом году слишком много свалилось – начиная с нападения дементоров этим летом, суда и заканчивая гадюкой Амбридж с ее нелепыми указами.
– Увидимся на тренировке, – сказал Гарри.
Я кивнул, а Гермиона уже тащила меня к выходу из зала, ухватившись цепкими теплыми пальцами за мое запястье.
Два учебных месяца пятого курса выдались насыщенными. Староста Рон Уизли – это надо же было до такого додуматься! Из нашей семьи один только Перси удостоился этой чести. Остальные Уизли были потомственными шалопаями. Да я сам себя таким считал, пока не обнаружил вдруг значок старосты на груди. Из-за этого значка Фред и Джордж подтрунивали надо мной при любой возможности.
Вместе с торопящейся Гермионой мы пробежали мимо витрины с наградами по квиддичу. Я вспомнил, как пару лет тому назад увидел себя в зеркале Еиналеж. В руках у меня был кубок по квиддичу, к мантии приколот значок старосты. Часть желания уже исполнилась – значок на месте. Вратарем гриффиндорской команды я тоже стал… так и до кубка недалеко.
– Опять ты улыбаешься, – заметила проницательная Гермиона. – О чем ты думаешь?
– О квиддиче, – отозвался я и заработал за этот честный ответ недовольное фырканье.
– Лучше бы о СОВах подумал, – наставляла меня Гермиона. – С этими вашими вечными тренировками ты совсем забросишь учебу. А тебе этого делать совершенно нельзя.
– Защиту от темных искусств я за последние недели подтянул, – подмигнул я. Мы оба знали, что главная заслуга тут принадлежала Гарри.
Гермиона хмыкнула, останавливаясь перед кабинетом МакГонагалл.
***
– Слышал, вы теперь вратарь Гриффиндора, мистер Уизли.
Профессор Флитвик остановил меня в коридоре. И я в очередной раз удивился, насколько быстро в Хогвартсе распространялись слухи. Такое ощущение, будто бы учителя только перемыванием косточек учеников и занимались. Удивительно, как им еще не стало известно о дополнительных занятиях по Защите с Гарри и Отряде Дамблдора.
– Да, – кивнул я.
– К тому же вы староста, – Учитель неопределенно наморщил свое и без того морщинистое лицо и посмотрел на меня тем же взглядом, которым он меня окидывал на втором курсе, когда я сломал свою волшебную палочку, и ни одно заклинание не работало, как полагалось. – В этом году у нас СОВ.
Я опять покивал. Что на это ответить? Почему-то в этом году каждый преподаватель считал своим долгом напомнить мне о предстоящих экзаменах. МакГонагалл на первом же собрании старост смерила меня строгими внимательными глазами и велела помнить об учебе. Снейп на первом занятии по Зельеварению резко остановился перед моей партой, долго испепелял меня яростным взглядом и пригрозил, что «для сдачи СОВа недостаточно нацепить значок старосты». Слизеринцы захихикали, а я почувствовал, как кровь приливает к лицу. Кажется, учителя считают меня полнейшим тупицей. По крайней мере, Снейп уж точно. МакГонагалл, наверное, лучшего обо мне мнения, иначе она ведь не стала назначать меня старостой. Это утешало.
Флитвик поспешил куда-то по своим преподавательским делам, и я вдохнул с облегчением. Кажется, только Амбридж еще не разговаривала со мной об экзаменах. Она меня просто еще не знала.
Я завернул за угол и внезапно столкнулся нос к носу с профессором Трелони. Она уронила свои очки и, наклоняясь за ними, больно ударила меня сумкой по голове. Я даже зажмурился от боли. Как она так умудрилась?
– Ничего не вижу, – причитала Трелони. – Ничего не вижу.
Я опустился на корточки, чтобы помочь ей найти очки. Она нашарила их на полу, надела и посмотрела на меня огромными за толстыми стеклами глазами.
– Ничего не вижу, – повторила она.
– Наверное, очки пыльные, – растерялся я. Но учительница схватила меня за локоть и выпучила глаза.
– Нет! Я просто ничего не вижу! – проговорила она. – Будущее… – Ее голос опустился до неразборчивого шепота.
Я внутренне содрогнулся. Ненавижу, когда она так делает. У меня всякий раз мурашки по коже от этих ее штучек. Вот и сейчас, пока я безуспешно пытался высвободить свой локоть, Трелони что-то там говорила о будущем. Я ни слова не понял, пока она в конце не проговорила чуть громче:
– Не много же вы в этом году будете играть в квиддич!
Я застыл. Некоторое время мы молча таращились друг на друга. Потом я, еле шевеля губами, проговорил «Спасибо, профессор. Ну, мне пора» и спешно поднялся на ноги.
Скорей бы уже рождественские каникулы.
***
Рождество мы всей семьей проводили в доме Сириуса. Вместе с Гарри и Гермионой. Мама рассматривала этих двоих уже как членов семьи Уизли. Временами мне кажется, что, имея семь детей, для нее еще два лишних ребенка уже не играют большой роли.
Дом на площади Гриммо был полон народу – толпы Уизли, члены Ордена Феникса, Кикимер норовил попасть под ноги. Я привык постоянно быть окружен гамом и суетой, но другим явно не хватало уединения.
В гостиной на втором этаже я наткнулся на Сириуса, сбежавшего сюда от шумных захватчиков его фамильного жилища. Он курил дорогие маггловские сигареты. Увидь мама его сейчас, она бы устроила один из своих фирменных скандалов, несмотря на то, что он находился в своем собственном доме и мог делать здесь всё, что хотел.
– Слышал, ты теперь играешь в квиддич? – заметил Сириус, кивая на место рядом с собой. Он сидел в облаке сизого дыма на диване, обтянутом зеленым.
– Да, вратарем, – ответил я и присел рядом. Гостиная теперь была очищена от докси, шторы болотного цвета висели неподвижно и тихо, под высоким потолком не копошились тени, под диваном ничего не шуршало, и всё же в этой комнате мне становилось не по себе. Мне вообще весь этот мрачный Блэковский дом не нравился. Жуткое место.
– Никогда не понимал истерии вокруг квиддича, – легонько пожал плечами Сириус. – Но за Гриффиндор я до сих пор болею. Не спи перед кольцами, идет?
Сириус затянулся сигаретой и выпустил дым через нос. На меня он не смотрел. Взгляд его оставался отстраненным и пустым. Сразу видно, что думал он о чем-то никак не связанном с тем, что происходило здесь и сейчас. И уж на меня ему точно было плевать.
Я понятия не имею, как Сириус ко мне относится. Думаю, никак. Сомневаюсь, чтобы он обо мне вообще составил хоть какое-то мнение. Для него я друг Гарри и очередной рыжий парень Уизли. И теперь еще и вратарь квиддичной команды Гриффиндора.
Наверное, поэтому мне с ним так легко. Он ничего не ждет от меня. С ним можно быть просто самим собой, не стараясь быть ни лучше и ни хуже, чем ты есть на самом деле.
– Идет, – сказал я, наблюдая за тем, как Сириус выдыхал сигаретный дым. Его глаза становились осмысленней, он посмотрел на меня, увидел и улыбнулся.
***
На рождество пришла традиционная открытка от тетушки Мюриэл. Раньше она навещала нас каждый год. По-моему, из чистой вредности. Но лет пять тому назад Фред и Джордж отбили у нее всякое желание появляется в «Норе», и вместо себя стали приходить ее открытки – многословные и злобные, как она сама.
– Гляди-ка, староста, – не без ехидства подметил Джордж, читая открытку со слащавой рождественской елочкой и хохотавшим Санта-Клаусом. – Тут и про тебя персонально написано! – Визгливо высоким голосом, передразнивая тетю Мюриэл, он зачитал: – «Слышала, Рональд до сих пор дружит с этим мальчишкой Поттером и магглорожденной девчонкой. Молли, ты бы взялась наконец за воспитание своих детей. Хорошие матери всегда видят, когда дети попадают в дурную компанию. Близнецы твои уже пропавшие люди…» О, слыхал, Фред, тут нас лихим словом поминают! – Джордж со смехом помахал открыткой перед носом Фреда.
Я усмехнулся, но не стал принимать слова тетушки Мюриэл близко к сердцу. Она могла только осуждать. Просто так осуждать. Всегда найдется за что. За всю свою жизнь я не услышал от нее ни одного доброго слова. Она ни разу не сказала «спасибо», за рождественским ужином она лишь жаловалась на жесткое мясо, пересоленный салат и слабый кофе. Тетушка Мюриэл ворчала все два дня, что она гостила раньше у нас. Так что к ее словам можно было не прислушиваться.
Так же как никто в Хогвартсе уже не принимал всерьез зловещие предсказания профессора Трелони. Я вспомнил, как Трелони предсказывала мне ушибы, переломы и скорую смерть, когда я стал играть в квиддич. Ушибы и правда были, вот только ясновидение тут ни при чем. Ведь ни для кого не секрет, что я чудесно неуклюжий парень.
– Эй, староста, – Фред кинул мне открытку тетушки Мюриэл. – Будь пай-мальчиком и отнеси маме. Она выкладывает все рождественские открытки на каминной полке.
Хотелось огрызнуться и сказать, чтобы он сам отнес, но вместо этого я взял открытку и спустился на кухню.
Я же добрый. В этом уверены все, кто меня знает. Полагаю, они правы.
На кухне мама поставила чайник на плиту. Она мановением волшебной палочки отправила на стол блюдо с печеньем и большую белую сахарницу.
– Будешь чай, Рон? – улыбнулась она, когда я вошел.
Я кивнул, поставил открытку на камин и сел за стол. Мама поставила передо мной чашку и нежно провела рукой по моим волосам. Чайник на плите уже закипал. Ловкими движениями мама засыпала в заварной чайник заварку и, взглянув на меня, пододвинула ко мне сахарницу. Какой бы вкусный чай не делали эльфы в Хогвартсе, чай моей матери мне милее всего.
fin
