Глава 1Старое кладбище тонуло в осенней листве. Темно-золотые листья плавно кружились в воздухе, один такой лист осторожно опустился на плечо Гермионы. Но она смахнула его, сделала шаг вперед и положила алые гвоздики у двойного надгробия. Люпин и Тонкс. Они лежали рядом, как это и должно было быть…
На мгновение перед ее глазами замелькали картинки из прошлой жизни: улыбающийся Люпин, Тонкс, меняющая цвет волос с блеском в глазах… Это было давно. До войны.
Гермиона вздохнула и вышла из оградки, закрыв за собой небольшую калитку. Она неторопливо направилась между могилами к следующей, которую ей предстояло посетить. Это была последняя за сегодня. Сколько же близких ей людей покоится на этом кладбище…
Уже издалека Гермиона заметила кого-то возле нужной ей могилы. Она подошла поближе, прячась за деревьями, вглядываясь в человека, стоящего перед памятником на коленях, спиной к ней.
Конечно, она сразу его узнала. Его темно-рыжие отросшие волосы удивительно подходили к осеннему пейзажу. Гермиона подошла еще чуть ближе, и вздрогнула, услышав негромкий, хриплый голос:
– И знаешь, Фред, они все время смотрят на меня так, как будто ждут от меня чего-то. Какой-то шутки, каверзы. Помнишь, как часто мама наказывала нас за наши проделки? А сейчас она, кажется, расцеловала бы меня, подсунь я кому-нибудь Блевальный батончик…
Гермиона прерывисто вздохнула.
Ей самой несказанно повезло в этой войне. Она жива и здорова, с Роном все в порядке, Гарри выжил в очередной раз. Ее родителей не убили Пожиратели смерти. Конечно, она скучала по Люпину и Тонкс, по Фреду, Дамблдору, Грюму, ей было жаль профессора Снегга… Но это была спокойная горечь – ей не хватало этих людей, но она могла без них жить.
Гарри и Джинни собирались пожениться, как только Джинни стукнет восемнадцать. Они уже решили усыновить маленького Тедди Люпина, и, кажется, были счастливы.
Сама Гермиона тоже должна была через месяц выйти замуж. На свадьбе настоял Рон – самой Гермионе вовсе не хотелось в девятнадцать лет становиться чьей-то женой. Но Рон так просил… Глядя в его голубые глаза, когда он стоял перед ней на коленях и ждал ответа, она подумала: «Что ж, в случае чего можно развестись…» Совесть еще долго грызла ее за эту мысль.
Молли и Артур, забыв обо всем, с энтузиазмом готовились к двум свадьбам, которые должны были вскоре произойти в их семье.
Невилл удивил всех – поступил в магическую Академию на факультет Зельеварения. И, кажется, они с Полумной наконец-то нашли общий язык.
В общем, через четыре месяца после победы все ее друзья и знакомые возвращались к жизни.
Был лишь один человек, который, казалось, никогда не оправится от невосполнимой потери.
Джордж.
Гермиона постаралась припомнить: сколько раз с момента смерти Фреда она слышала его голос? Кажется, раз восемь или девять. Он молчал. Болтун, разгильдяй, насмешник Джордж – молчал. Он не жил, он существовал, передвигаясь по Норе, будто во сне. Расшевелить его уже попытались все. Мать с отцом долго разговаривали с ним, слыша в ответ лишь тишину. Братья по очереди старались пробудить в нем хоть искру эмоций. Джинни, на которую все так надеялись, его любимая младшая сестренка, не сумела вызвать его на разговор. Гарри – и тот попробовал поговорить с Джорджем, ведь он, как никто другой, знал, что такое потеря. Но Джордж не желал никого видеть или слышать. Он часами лежал в их с Фредом бывшей комнате, уткнувшись лицом в подушку. А потом вставал и трансгрессировал в свою – теперь уже только свою, – квартиру.
Гермиона, которая теперь почти поселилась в Норе, как-то раз поймала на себе взгляд его темно-синих глаз. На нее повеяло холодом, он смотрел как будто из могилы, и столько тоски было в этом взгляде… Она хотела заговорить с ним, но не осмелилась. И вот теперь девушка невольно подслушивала разговор Джорджа с мертвым братом.
– Что они понимают, скажи мне, Фред? Они ведь всегда были поодиночке, они не знают, как это – быть близнецами. Они хотят, чтобы я был таким же, как раньше. Но раньше мы были вдвоем, мы всегда были вдвоем, даже до рождения! Как я могу оставаться таким же, когда тебя больше нет?!
В его низком голосе было столько боли… Всепоглощающей, остро-режущей боли. И Гермиона не выдержала. Она сама не заметила, как это произошло, но через несколько секунд она уже стояла на коленях возле Джорджа, и он обнимал ее, сжимая до боли, уткнувшись лицом ей в плечо, вздрагивая от сдерживаемых рыданий, а она перебирала его волосы, шепча на ухо что-то бессмысленное, но нежное, теплое, успокаивающее…
Потом он сжал ее крепче, и они трансгрессировали. Гермиона огляделась – она раньше никогда не заходила в квартиру близнецов. Видимо, они находились в гостиной. Жарко горел камин, обстановка была выдержана в неожиданно спокойных темно-красных и терракотовых тонах. Ни беспорядка, ни разбросанных вещей – ничего, чего она могла бы ожидать. Впрочем, разглядывать комнату долго у нее не вышло. Джордж рухнул на стул, по-прежнему держа ее за талию, уткнувшись в нее лицом, и заговорил. Он выплескивал все, рассказывал о своей тоске по брату, о том, как трудно ему быть одному в этой квартире по вечерам, стискивал ее все сильнее и сильнее, а Гермиона все так же гладила его по волосам и плечам. Время от времени он поднимал голову, и девушка видела его искаженное болью лицо, его страдающие сухие глаза. Она не помнила, чтобы он хоть раз плакал по Фреду, даже на похоронах Джордж стоял с мертвенно-белым, неестественно спокойным лицом.
– Я с ума схожу, схожу с ума, понимаешь?! – твердил он.
Гермиона терялась, не зная, что ответить на этот взрыв безудержного горя, ее сердце рвалось от жалости, она повторяла:
– Тихо, тихо, тихо…
Мало-помалу Джордж начал успокаиваться. Он уже не сжимал ее, как в тисках, а просто обнимал за талию. Гермиона подумала, что, может быть, теперь ему станет легче. Она наклонилась, и легко поцеловала его волосы, мимолетно отметив, что они темнее и жестче, чем у Рона или Джинни.
А потом она вдруг почувствовала, как парень провел рукой по ее спине, начал осторожно поглаживать ее... Это было не случайное движение, это была осознанная ласка, и Гермиона замерла, не понимая, что происходит.
А Джордж медленно обхватил ладонями ее талию, причем его пальцы почти сомкнулись в кольцо, и девушка машинально подумала, какие большие у него руки, какие широкие плечи, насколько он больше и сильнее ее… Джордж поднял голову, их взгляды встретились, и в его глазах Гермиона увидела то, чего никогда не видела раньше – нежность. Джордж Уизли мог смотреть на нее весело, по-доброму, насмешливо, но только не так – не с такой серьезной и горячей нежностью.
А в следующую секунду она не могла понять, как так получилось, что Джордж, только что сидевший и прижимавшийся к ней в поисках сочувствия, стоит на ногах, возвышаясь над ней, и, властно прижимая ее к себе, наклоняется к ее лицу. Его губы оказались очень горячими, они прильнули к ее губам, лаская их, в то время, как он провел одной рукой по ее спине снизу вверх, задел пальцами шею и запустил пальцы в ее густые волосы.
Гермиона попыталась отстраниться, но тут же почувствовала, что вырваться из его сильных объятий будет не так-то просто. А Джордж осторожно провел по ее губам языком и, поняв, что она не собирается отвечать на поцелуй, поцеловал ее в шею. Горячие губы медленно заскользили по ее коже, его рука ласкала ее волосы, и через пару минут девушка почувствовала, как ее мысли путаются под его напором. Джордж скользнул левой рукой под ее блузку, провел пальцами по спине, спускаясь губами к ключице и Гермиона не выдержала – прогнулась ему навстречу, обвила руками его шею, в сотый раз за день ощутив под пальцами его волосы. Почувствовав перемену в ней, парень поднял голову, и девушка увидела на его лице улыбку.
Она даже сначала не поверила своим глазам, но он на самом деле улыбался, и в его улыбке победителя сквозила все та же нежность. Джордж вновь поцеловал ее, и в этот раз она ответила на поцелуй. О нет, Рон никогда не целовал ее так. Его поцелуи были осторожными, торопливыми, тогда как Джордж целовал ее уверенно, медленно, страстно. Девушка почувствовала, как он расстегивает ее блузку, и вновь вспомнила Рона, который перед каждым снятым с нее предметом одежды заглядывал ей в глаза, будто желая убедиться, что она все еще не передумала. С Роном Гермиона всегда контролировала ситуацию лучше, чем он, и ей это нравилось. Но теперь она вдруг обнаружила, что быть совершенно беспомощной в сильных мужских руках нравится ей еще больше.
Джордж снял с нее блузку и вдруг поднял девушку на руки, все еще улыбаясь ей. Его синие глаза мерцали, и зачарованная этим блеском, Гермиона и не заметила, как они оказались в спальне, где парень осторожно опустил ее на кровать. Гермиона закрыла глаза. Ей казалось, что рядом с Джорджем она защищена от всего на свете - чувство, которого она не испытывала, кажется, с конца пятого курса.
– Маленькая… – шепнул Джордж, когда она дернула край его футболки кверху.
Он в считанные секунды избавился от футболки и брюк, потом стянул с нее джинсы и вновь поцеловал ее, теперь уже куда более страстно. Гермиона застонала прямо ему в губы, и парень вдруг оторвался от нее, внимательно всмотрелся в ее лицо, поглаживая щеку кончиками пальцев.
– Ты точно этого хочешь? – шепнул он.
Гермиона улыбнулась ему, осторожно проведя пальцами по его груди:
– Да, хочу…
Его руки, его губы, его голос, ее стоны и движения ему навстречу, все смешалось, и Гермиона только и могла, что раз за разом шептать его имя…
Когда она проснулась, за окном уже начало темнеть, было девять часов вечера. Гермиона села в постели, аккуратно сняв со своей талии руку Джорджа, и посмотрела на него. Он спал, его медные волосы упали ему на лицо, и она отвела их в сторону, чтобы невесомо поцеловать его в щеку.
Девушка завернулась в простыню и вышла в гостиную, где все так же горел камин. Она села на ковер перед ним, глядя на огонь. Ей не хотелось сейчас думать ни о чем, а особенно о Роне, и о том, что она, как ни крути, изменила ему с его же старшим братом. Об этом она подумает потом.
А сейчас Гермиона еще раз прокручивала в памяти каждое мгновение того, что несколько часов назад произошло в этих комнатах. Его руки, его губы… Девушка покраснела, вспоминая: она никогда не позволяла Рону делать с собой такое. И никогда бы не подумала, что сможет получать такое удовольствие от мужских ласк. О, кажется, она стонала от каждого его движения. Кажется, просила его не останавливаться… Гермиона зажмурила глаза, смущенно улыбаясь сама себе. Кажется, она сошла с ума. И ничуть об этом не жалеет.
Позади нее послышались шаги, и девушка, не оборачиваясь, негромко произнесла:
– Спасибо.
– За что? – теперь этот хриплый голос всегда будет сводить ее с ума.
– Мне никогда не было так хорошо... – медленно произнесла Гермиона и повернулась.
Джордж уже успел натянуть на себя джинсы, он стоял, полуодетый, прислонившись к дверному косяку, и был ошеломляюще… красивым. А еще он ей улыбался.
– Мне тоже, – ответил он, и девушка улыбнулась ему в ответ.
Джодж подошел и сел позади Гермионы, притянув ее к себе так, что она легла спиной на его грудь, оказавшись между его колен. Он уткнулся ей в волосы и негромко сказал:
– Спасибо тебе… В первый раз за последние четыре месяца я почувствовал, что мне нужен кто-то.
Девушка осторожно сжала его руку, обнимающую ее, и прикрыла глаза. Тепло его тела было таким успокаивающим, что ей невыносимо захотелось просидеть так целую вечность.
– Гермиона, не выходи замуж за Рона, – неожиданно попросил Джордж дрогнувшим голосом, и Гермиона почувствовала, как он напрягся и замер, ожидая ответа.
И желая как можно скорее успокоить его, она шепнула:
– Хорошо… – и тут же почувствовала, что это решение было самым правильным за всю ее жизнь.
Джордж резко выдохнул и счастливо рассмеялся ей в волосы, крепко прижимая ее к себе.
И Гермиона закрыла глаза, греясь в его руках. Завтра ей придется подумать о многом. Завтра ей нужно будет выдержать взгляд Рона, посмотреть в пораженные лица Гарри, Джинни и других. Завтра ей нужно будет позвонить родителям, сказать, что свадьба отменяется и выслушать множество вопросов и попыток ее переубедить. Это все завтра…
А сегодня – только огонь в камине, и тепло в ее душе, и Джордж.
Джордж, который, кажется, снова научился улыбаться…
