Эпидемия

Глава 1

Название: Эпидемия
Рейтинг: G
Пейринг: ЛЭ\ДП
Жанр: романс
Саммари: Сколько себя помню, мы всегда всем делились. Историями. Секретами. Шутками. Неудачными романами. Мы всегда были вместе. Я думала, мы можем пережить что угодно, но на седьмом курсе в нашу дружбу вмешалась любовь, и теперь мы сами должны были научиться тому, как найти себя и не потерять друг друга.




Сколько себя помню, мы всегда всем делились. Историями. Секретами. Шутками. Неудачными романами. Это было так естественно, что какое-то время спустя мы всерьез начали считать, что дружим с детства. Но это было не так. Мы познакомились уже в Хогвартсе и подружились только на втором курсе, хотя и жили все в одной спальне. Это уже не было детством, вы же понимаете: когда тебе двенадцать, ты совсем взрослая.
Мы всегда были вместе – и не важно, где мы находились: в Школе или дома. Летние каникулы были сплошным ожиданием очередной совместной поездки на Косую аллею или в гости друг к другу. И родители как-то сразу смирились с тем, что на Рождество мы не приезжали домой. Мои подруги были со мной в минуты счастья и в минуты потерь. Они были рядом во время перемен и во время, когда судьба бросала тебя из стороны в сторону. В общем, так было всегда: отдавать и получать взамен.
Мы прекрасно дополняли друг друга. Из нашей пятерки получился бы один совершенный человек. Дикая Алиса, которую невозможно остановить. Мэри-бунтарь. Красивая и застенчивая Софи. И Хлойя, рассудительная и неизменно спокойная. Когда я смотрела на них, все казалось таким простым. Я думала, мы может пережить что угодно, но, наверное, той зимой все пошло наперекосяк. Однажды все то, что мы так старательно строили, разлетелось, словно карточный домик. На седьмом курсе, накануне Святочного бала в нашу дружбу вмешалась любовь, и теперь мы сами должны были научиться тому, как найти себя и не потерять друг друга.

* * *
Над крышами хогвартских башен кружился снегопад. Их было тысячи, сотни тысяч, мириады: маленькие и большие, быстрые и медленные, колюче-нежные снежинки в это утро атаковали замок и его окрестности. Казалось, всё сегодня не так, как вчера: больше не было черных пятен на карте Школы, снег был везде. Он забавными шапками укутал самые высокие башни, он облепил все до одного окна, за которыми грелись у каминов студенты, он забивался в воротники. Большие важные снежинки наперегонки садились на шапки резвящихся во дворе школьников, и, наконец, задуваемые порывами ветра в то и дело открывающуюся дверь парадного входа, таяли на каменных плитах холла, тут же стираемые тряпкой раздраженного Филча, единственного человека во всей Школе, кто был не рад первому снегу.
- Лили, поторапливайся, - Мэри подтолкнула меня к выходу, и мы, дружно перепрыгнув через швабру Филча и смеясь, вывалились на улицу. На ступенях уже дожидались Алиса и Софи. Алиса махала рукой, в ее светло-золотистых волосах, которые она наотрез отказалась прятать под шапкой, запутался снег и ветер.
- Ну, вы собрались, или дождемся полуночи? – весело крикнула она, щурясь от снежинок, летящих прямо в лицо.
Пригибаясь и уворачиваясь от снежков устроившей сражение малышни, мы миновали школьный двор, и, то и дело поскальзываясь и оступаясь на протоптанной кем-то дорожке в снегу, двинулись в Хогсмид. Сегодня была суббота, последний выход перед Рождеством и последняя возможность купить наряд на Святочный бал. Алиса не умолкала ни на минуту, как всегда, когда она бывала в превосходном настроении.
- Итак, какие у нас планы на завтрашний вечер? – хитро спросила она, когда мы уже шли по главной улице Хогсмида. Вокруг сновали школьники, возбужденно переговариваясь, отовсюду были слышны взрывы смеха, шелестели пакеты с купленными к Рождеству подарками - в заснеженной деревне царила счастливая суета. В конце улицы я заметила Блека и Петтигрю, поспешила отвернуться к подругам.
- Ты же, вроде, на бал собиралась? – спросила я у Алисы, пытаясь отключиться от захвативших врасплох мыслей.
- Не знаю, - протянула та, первой толкая дверь в «Три метлы». Оттуда отчетливо пахнуло сливочным пивом и чем-то приторно-сладким, а еще было безумно душно. Мы не без труда отыскали свободный столик у самой дальней стены, и то и дело извиняясь, начали пробираться туда. На ходу я сквозь общий гвалт пыталась разобрать, о чем там говорит Алиса:
- Я подумала, ну его, этот бал. Я заранее могу рассказать, что там будет: обычный праздничный ужин, повторяющаяся из года в год речь Дамблдора – честное слово, может, мне устроиться к нему в спитч-райтеры? Я бы придумала ему грандиозную речь.
- А главное, запоминающуюся, - хмыкнула я.
Алиса фыркнула, утаскивая из-за соседнего столика свободный стул и садясь.
- О чем речь? – спросила Софи.
- Просто я немного не в себе. Меня тошнит, а это плохой признак, - сообщила Алиса, и Софи удивленно подняла брови.
- Ей надоели балы, - объяснила я. - Кто пойдет за Сливочным пивом?
- Я сгоняю, - сказала Мэри, вставая. - Кто-нибудь хочет есть? Я проголодалась.
- Мы только что с завтрака, - покачала головой Софи.
- Значит, только я. Мне следовало бы удивиться, но не буду.
- Ну, так что насчет бала? - сказала Алиса, едва Мэри ушла. - Говорят, в этом году они пригласят «Зеленых гоблинов». Тогда я точно не пойду! Тем более что Фрэнк обещал мне кое-что поинтереснее…
- Хо-хо, - сказала я, улыбнувшись, - всё ясно, подруга. По-моему, «Гоблины» не причем.
- Вы не понимаете, - она посмотрела на нас блестящими глазами, - на Рождество он уезжает домой, я же говорила. Это будет наш последний вечер перед каникулами.
Мы тогда действительно не понимали. Алиса опустила глаза, а я смотрела на нее и думала, что этот парень круто ее изменил. Фрэнк до безумия любил нашу неугомонную Алису с первого курса, наверное, а она соизволила ответить ему взаимностью только несколько месяцев назад. Удивлялись все – в Хогвартсе всем до всего есть дело. Правда, трудно представить двух более разных людей. Нет, он хороший парень, конечно, только немного простоват и ужасно неуклюж. Мы поддерживали ее во всем, но Алиса постепенно стала отдаляться. Ей нравилось принимать вызовы, и роман с Фрэнком был своего рода вызовом нам: посмотрите, мол, мне плевать, что обо мне говорят, я буду встречаться с ним, даже если вам кажется это абсурдным.
Но были люди, которые так и не хотели в это поверить.
- Даже если изначально это было игрой, - как-то вечером в библиотеке заметила Софи, когда я поделилась с ней своими мыслями, - то теперь все по-другому. Посмотри правде в глаза, Лили: она просто доигралась и теперь влюблена сама.
Пусть, пусть это будет только моим больным воображением, думала я, глядя на подругу. Алиса внезапно подняла глаза.
- И вообще, - сказала она, как ни в чем ни бывало продолжая прерванный разговор, - хочется побыть в кои-то веки наедине. А на балу будет вся школа – вы же слышали, какой вокруг него поднялся шум.
- Точно «Гоблины» приедут, - вздохнула я, откидываясь на спинку стула.
- Будут «Гоблины»? – оживилась подошедшая Мэри, едва удерживая в руках четыре банки сливочного пива и пристроившееся наверху одинокое пирожное.
- Наверняка провалят свое выступление, - заверила Алиса, помогая опустить эту пирамиду на стол и забирая свою банку. - Слышали, как они оплошались на Церемонии вручения Совы в сентябре?
- Моя знакомая там была, говорит, они потрясные. На самом деле, - пожала плечами Мэри.
- Знаем-знаем, у кого вся комната обклеена их плакатами, - поддела Алиса, отбирая у Софи банку и ловко её открывая.
- Ну, если только чуть-чуть.
- Так значит, Алиса не идет, я тоже, остается… - начала я, но Алиса подавилась сливочным пивом, а Мэри, одной рукой хлопая подругу по спине, повернулась ко мне:
- Как это ты не идешь?
Я опустила глаза, надеясь, что все пройдет быстро и, по возможности, безболезненно.
- А как же Николас? – спросила Софи.
- О Мерлин, Николас… Вчера пригласил меня на бал. Я вежливо отказалась. Но он оказался настойчивее, чем я думала. Вы же знаете – это бесконечное самомнение... Я предупреждала, что когда-нибудь сорвусь. Ну… Я разозлилась, - тихо и серьезно сказала я, теребя скатерть, - пришлось применить к нему безобидное заклятье, ну там, один сглаз, про который я недавно вычитала. То ли я что-то не рассчитала, то ли не дочитала тогда, в общем – слегка переборщила. И у него выскочили… в общем, на самом неприятном месте. Он очень мучился. Короче, - подытожила я, - пришлось добить его Авадой.
За столом воцарилось молчание. Мерлин, готова спорить на сто галеонов, что в тот момент во всем пабе молчал только наш стол. Но, когда я подняла глаза и увидела их лица, я прыснула. Вскоре мы смеялись так, что на нас стали оглядываться.
- Лили, ты меня в гроб загонишь, - наконец сказала Мэри, вытирая с глаз слезы.
- На самом деле, все прошло нормально, - весело отозвалась я. - Всего лишь пришлось сказать ему, что дело не в нем, я просто не иду на бал. Вот я и не иду.
- Ну и правильно, - Алиса поставила на стол пустую банку, - нечего размениваться на таких… на такое…
- Вы слишком строго судите, - покачала головой мягкосердечная Софи.
- На самом деле, он не так уж плох, - задумчиво добавила Мэри.
- Когда сама себе поверишь, тогда и поговорим, - засмеялась Алиса.
- Забавно, но я верю себе, Алиса!
- Поздравляю…
- Заткнись.
- Никто не говорит, что он плох, - перебила я, - просто он слегка… неприятный тип.
Алиса показала мне большие пальцы.
- Он, наверное, жалеет, что к голове не дают гарантийный талон, обещающий долгий срок службы без глюков.
- Получается, ты без пары? – спросила Мэри. Я кивнула. - А Поттер как же?
Я замолчала. Минуту вертела в руках полупустую банку и прятала глаза, пытаясь скрыть мигом подступившее раздражение. Они терпеливо ждали моего ответа.
- Что – Поттер? – наконец сказала я. - Он меня не пригласил.
Я сделала вид, что не заметила, как они переглянулись. Сделала вид, что меня вовсе это не трогает. И что мне не хочется об этом поговорить.
- И вообще, вы же знаете, я бы ни за что не согласилась провести вечер с ним.
- Да-да, лучше с Гигантским Кальмаром, чем с ним, помним-помним, - заверила меня Мэри.
Повисла очень неловкая пауза, во время которой я продолжала рассматривать свою банку, а девочки переглядываться над моей головой.
- Почему ты не рассказала нам? – начала Алиса.
- Потому что это не имеет значения. Я все равно не пошла бы с ним!
- Мне так не показалось.
- И мне тоже.
- И мне.
Я закатила глаза, нервно барабаня пальцами по столу:
- Да ради Мерлина!
Но девочки, гоблин их подери, никак не отставали.
- Лили, ты ходишь, как в воду опущенная – хочешь сказать, всё прекрасно и здорово?
- Просто я по-прежнему не хочу с ним общаться.
- Ну, в жизни не все так просто, Лил.
- На чьей ты стороне, Мэри?! – я изумленно уставилась на подругу. - Вы не знаете, о чем говорите, вы просто не понимаете, - горячо сказала я, - разве вы не видите? Как он ведет себя, как он себя преподносит… Ох, мы говорили об этом сотню раз, не хочу опять обсуждать.
- Брось, Лил, - тихо сказала Софи. - В последнее время Джеймс немного изменился, не думаешь? Да и ты вроде больше не бросаешься на него. Мы думали, что ты…
- Нет, - отрезала я.
- Как скажешь, - с сомнением кивнула Софи.
- Мне нужно бежать, - Алиса взглянула на часы, весьма талантливо изобразив удивление, - меня ждет Фрэнк. Увидимся вечером!
Она поцеловала нас и поспешила ретироваться с места, где в воздухе уже ощутимо запахло порохом.
- Ну что, пойдем погуляем? – робко предложила Софи.

До вечера мы бродили по нарядному предрождественскому Хогсмиду. Девочки купили новые парадные мантии; не то, чтобы они были срочно нужны, просто, как всегда, не сумели пройти мимо магазина, в витрине которого красовались манекены в обалденных нарядах. Потом мы застряли в магазине подарков, потом в «Зонко». Когда мы вышли из последнего магазина, нагруженные разноцветными пакетами, уже смеркалось.
- Еще успеем на ужин, - сказала Мэри, заматывая шарф.
Мы шли по главной улице, над чем-то смеясь и хватаясь друг за друга, чтобы не упасть. Многие уже возвращались в замок, нас то и дело обгоняли знакомые. Все было хорошо, даже отлично, но что-то не давало мне покоя. Неопределенное, непередаваемое ощущение, как занозы от диких златоглазок: их не видишь, но прекрасно чувствуешь, как они медленно впиваются в кожу. Я тайком бросала взгляды на девочек. Нас было трое, нас было непривычно мало. Я знала, что это всего лишь один вечер, и завтра все станет как раньше. Я все это знала. Я думала, что так и будет.
- Лили! – вдруг сказала Софи. - Взгляни-ка туда.
Я проследила за ее взглядом. У небольшой вывески чуть дальше стоял Поттер, нетерпеливо постукивая ногой. Он явно кого-то ждал.
- Эм… - я растерялась и быстро сказала, - если мы сейчас же свернем, он нас не заме…
- Стой, - Мэри схватила меня за шиворот, когда я уже развернулась, чтобы сбежать, - не валяй дурака. Пошли.
Меня поволокли дальше по улице. Снег сыпал уже так густо, что с трудом можно было различить фигуру у лавки с магическими спортивными товарами на углу. Ума не приложу, как Софи разглядела его. И конечно, стоило нам поравняться с ним, Джеймс оторвался от витрины с метлами и шагнул навстречу.
- Привет, - сказал он, почему-то избегая смотреть на меня.
- Мы подождем тебя там, - Софи неопределенно махнула рукой куда-то вперед, и они с Мэри, обменявшись многозначительными взглядами, направились дальше по улице.
- Нужно поговорить, - серьезно сказал Поттер, которого, видимо, не смутили ни улыбки моих спутниц, ни моё каменное лицо. Я пожала плечами, что должно было означать, что мне все равно.
Джеймс кивнул на проулок между двумя домами, и я, сама не понимая, зачем это делаю, покорно последовала за ним.
В тот день я бы ни за что не призналась себе, что давно уже ждала этого ежегодного приглашения на бал от Джеймса. Я все высматривала его в толпе, но тщетно. Его не было с Сириусом и остальными в «Трёх метлах», он не заходил в «Зонко» и не кидался снежками на площади. Не знаю, почему меня это так волновало. Наверное, без него было скучно и пусто, не кого было ставить на место, некому было действовать мне на нервы. Я думала, что просто слишком привыкла к этому. И идя вслед за ним по проходу, я уже заранее знала, что скажет он, и что отвечу я. В кои-то веки Лили Эванс оказалась не права. Позже мне будет казаться, что тот разговор стал последним нашим разговором на несколько месяцев. И первым настоящим разговором, без масок и пряток за напускным равнодушием.

Джеймс остановился, привалившись спиной к промерзшей каменной стене. Он был без шапки, снег присыпал волосы, и мне вдруг ужасно захотелось подойти и стряхнуть его. Черт.
В конце переулка горел одинокий разбитый фонарь, с неприятным тихим скрипом покачиваясь от ветра, и его свет почти не доставал до нас. Все, что я могла видеть в этом снежном полумраке, были лишь неясные очертания его лица. Губы чуть дрогнули; на одно дикое мгновение мне показалось, что Джеймс сейчас улыбнется, так знакомо и нахально, как обычно. Но он не улыбнулся, конечно же нет. Он вообще давно не улыбался. Последнее время он ходил мрачнее тучи; я связывала это с собой, не потому, что хотела кого-то обмануть, а просто потому, что мне нравилось так думать. Сейчас он мрачновато изучал меня, застыв в излюбленной позе: руки в карманах, расслабленный, чуть ссутулившийся – мальчик, к которому не подойдешь. И никогда не угадаешь, о чем он думает. Я, помимо воли, занервничала. Откинулась, как он, на противоположную стену, и, чтобы показать, что происходящее нисколько меня не интересует, принялась смотреть на снег, медленно кружащийся в свете фонаря.
Молчание затягивалось. Когда я вновь повернулась к нему, он все еще не оторвал от меня взгляда. Так, словно готов был стоять тут, в продуваемом всеми ветрами узком проходе, до конца жизни, и просто молча смотреть на меня. Просто смотреть. Ни на что не надеясь. Так, словно хотел запомнить все, до мельчайших деталей. Словно в последний раз.
- Меня ждут подруги, - сухо напомнила я.
Поттер шумно выдохнул. Он даже забыл, что нужно дышать.
- Лил, послушай… - начал он каким-то странным тоном, - давай начистоту. Я устал, - он знакомым до горечи жестом взъерошил волосы. - Не хочу больше этих игр в кошки-мышки. Не знаю, идешь ли ты с кем-нибудь на бал, или нет… Наверняка тебя уже пригласили. Просто – подумай: это же наш последний год в Хогвартсе.
- И что?
Проще было притвориться, что я ничего не понимаю. Заявить, как всегда, что он действует мне на нервы. Развернуться и гордо удалиться к дожидающимся подругам, вместе повздыхать о том, как бестолковы мальчишки и забыть о нем до ужина, как раз до того момента, когда его макушка покажется в Большом зале. Так просто. Но у меня не вышло. Впервые, и это было… пугающе.
- Я же попросил, - он помотал головой, прямо смотря мне в глаза.
Я когда-нибудь выполняла просьбы Поттера?
- Хорошо. Слушай, Джеймс, - Поттер, кажется, удивился не меньше меня, когда я выдохнула его имя. Мой тон вдруг стал похож на его. Ну и ладно. Хватит. Пора взрослеть. - Я не пойду с тобой на бал. Не потому, что у меня уже есть спутник – у меня его нет. Просто потому, что не хочу обманывать тебя. Ты заслуживаешь большего, чем просто… иллюзия.
Джеймс недоверчиво прищурился, словно решая, правильно ли он расслышал.
- Иллюзия? Эванс, ты о чем?
- Иллюзия, подделка, замена – называй, как хочешь, - я всплеснула руками, отрываясь от стены и чувствуя, что меня, кажется, понесло, - заменяешь настоящие чувства какой-то фальшивкой, убеждаешь себя, что любишь, а на самом деле переступаешь через себя и идешь гулять с человеком, который тебе безразличен, ощущая себя при этом последним негодяем. И все для того, чтобы не быть лишним. Чтобы быть как все. Чтобы убеждать себя, что ты хоть кому-то нужен, хоть кому-то – хотя, на самом деле, никому!
Во время продолжительной паузы Джеймс с повышенным вниманием рассматривал снег у себя под ногами.
- Сразу чувствуется горький жизненный опыт, - наконец выдавил он.
- Нет, очередная теория, - съязвила я.
- Просто никто из них тебя по-настоящему не любил, - он поднял голову.
Я сделала еще один шаг вперед. Распущенные волосы ужасно раздражали, но я старалась не обращать внимания – так же, как и на гулко бьющееся в груди сердце, и на абсурдность ситуации.
- А ты думаешь, что если бы любил, было бы легче? Легче обманывать того, кто сам хочет обмануться? Или легче играть чувствами, если они настоящие, как считаешь?
Он молчал.
- По-моему, милосерднее не давать никаких надежд. Чем дальше, тем больнее, - добавила я.
- Я бы не стал сравнивать, Лили, если бы был на твоем месте, - горько пробормотал он.
Я почти открыла рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но Джеймс неожиданно развернулся, схватил меня за плечи и прижал к стене, где только что стоял сам. Спиной я почувствовала холод камней, но мурашки по коже побежали вовсе не из-за этого.
- Что случалось, когда ты гуляла с другими? Они ходили с тобой за ручку, писали записочки, дарили конфеты-букеты и сидели с тобой в этом мерзком кафе у мадам Паддифут? Может, тебя никто не звал ночью прогуляться по тайным коридорам Хогвартса? Может, ты не видела, какие цветы растут в полнолуние в Запретном лесу? Или ты не сидела на крыше до утра? Или не целовалась в полете? Может, тебе просто скучно, Эванс?
- Невозможно в полнолуние оказаться в Запретном лесу, - невпопад заметила я. Он нависал надо мной, и я боялась поднять взгляд. Боялась увидеть в нем… слишком много.
- Дерьмовая куча самооправданий! – Джеймс начал всерьез закипать. - Все, что ты делаешь сейчас – это пытаешься убежать от себя, и все дальше и дальше отдаляешься от всякого, кто мог бы помочь тебе. Иллюзия, говоришь? Почему же ты не пытаешься создать что-то настоящее? Любовь – это не игра для двоих, Лили, и не надо думать, что я не знаю, на чем строятся нормальные отношения, мне не десять лет. Не знаю как ты, но я бы предпочел ошибиться и сделать что-то, чем в страхе не делать ничего!
Я подняла голову и увидела его, смотревшего сверху вниз с очень странным выражением в глазах.
- Чёрт, - с чувством сказал он. - Спасибо за твое благородство, Эванс.
Кажется, он хотел добавить что-то еще, но потом махнул рукой, отпустил меня и пошел прочь. Сразу стало холодно. Я шумно выдохнула и обняла себя руками, и смотрела ему вслед, пока густо сыпавший снег не превратил удаляющуюся фигуру в размытые очертания.

Той ночью я никак не могла уснуть. В комнате было светло от разыгравшейся не на шутку метели. Поворочавшись с полчаса, я все-таки встала, кое-как попав в тапочки, и, стараясь не шуметь, спустилась в гостиную. Здесь догорал один-единственный камин, тепло потихоньку уходило. Я устроилась в кресле, поджав под себя ноги. Читать не хотелось, думать – тоже, и я просто сидела, невидяще глядя на умирающие угли.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем послышался какой-то шум, и я обернулась: через тихонько скрипнувший портрет в гостиную зашла Хлойя. Она сразу увидела меня, несмотря на почти полную темноту комнаты.
- Лил? Почему ты не спишь?
Тихий, настороженный голос. Я удивленно приподнялась.
- У меня к тебе тот же вопрос, – я вдруг вспомнила, что так и не удосужилась разузнать у девчонок, почему Хлойя не пошла с нами в Хогсмид.
Хлойя замялась, сделав неуверенный жест рукой. Подойдя ближе я заметила, что она одета, и с волос стекают ручейки тающего снега. От нее пахло морозом и мокрым ветром. Шарф был размотан, и один его конец свисал почти до пола. Растрепанные волосы. Румянец на щеках.
- Ты гуляла?
- Да. Ремус решил, что это ужасно романтично – быть погребенными в снегу ночью, - она неуверенно усмехнулась, но, взглянув на меня, запнулась. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга.
- Я думала, девочки рассказали тебе.
- Рассказали мне что? – я окончательно запуталась.
Хлойя собралась с мыслями и затем спокойно сказала:
- Я гуляю с Люпином.
Как будто так и должно быть. Как будто так было всегда. Вот так просто.
Я молчала. Кажется, на пару минут я потеряла дар речи, потому что в конце концов Хлойя тихо сказала:
- Вот такая вот фиговая правда.
- Постой, постой, - я утомленно потерла рукой лоб, может, надеясь разбудить свой отключившийся к ночи мозг. - Ты встречаешься с Люпином? И… давно?
- Не очень давно. Неделю, наверное.
- Неделю? Вы скрывали от меня это целую неделю?! – выпалила я, запоздало осознавая, как по-детски это звучит.
Хлойя на секунду прикрыла глаза, как делает человек, худшие надежды которого оправдались. Я судорожно соображала. Девочки знали, целую неделю они знали что-то, чего не знала я. Эта «фиговая правда» свалилась на меня неподъемным грузом, заставив задохнуться. Хлойя начала встречаться с парнем… Вот это новость. То, что она начала встречаться с Люпином – новость вдвойне. Мерлин, дело даже не в том, с кем. Но осознание того, что от меня скрывали что-то, настолько огромное и важное, накрыло меня с головой. Я подняла глаза, не совсем понимая, чего ждут от меня теперь, и стоит ли вообще сейчас о чем-то спрашивать.
- Мы решили, что не стоит пока тебе говорить. Не хотели расстраивать, Лил, послушай…
- Расстраивать? – я посмотрела на нее, прикидывая, кто из нас спятил. - Ты в своем уме?
- Мы знали, что ты это плохо воспримешь.
- Что? - я запуталась окончательно в бесполезных попытках понять странную логику моих подруг.
- Мы думали, что ты не будешь особо в восторге, что я встречаюсь с кем-то из компании Джеймса. Это же очевидно, - быстро сказала Хлойя.
- Но это не повод скрывать от меня такие вещи! – я готова была заплакать от обиды.
- И наши опасения оправдались, разве нет? – громче сказала подруга. - Взгляни на себя, Лили! Кто виноват, что ты отшиваешь каждого, кто пытается приблизиться к тебе? Тебе что, проще жить так что ли, получается? Мы в этом виноваты? Почему же мы не можем быть счастливы, почему же ты не можешь принять, что у Алисы или у меня появилась настоящая личная жизнь? Я думала, мы всегда будем всем делиться, а теперь я уже не могу поговорить с тобой, опасаясь твоей реакции. Это же неправильно. Что, отношения могут как-то повлиять на нашу дружбу?
Она прервалась на полуслове, тяжело дыша, будто только что пробежала марафон. После громких слов в гостиной повисла неприятная звенящая тишина. Я вдруг осознала, что смертельно устала. Так, что хочется прямо сейчас забраться в кровать и уснуть, как убитая, не объясняя ей, что на самом деле все не так. Не было больше ни злости, ни раздражения, ни удивления. Только словно что-то тонкое, нежное, заботливо сотканное кем-то вдруг проткнули. Совсем незаметная, маленькая брешь, из которой, тихо шипя в немой тишине гостиной, медленно выходит воздух. Слишком много для одного маленького субботнего дня.
- О чем ты говоришь? – наконец ответила я, с трудом отыскав свой голос. - Отношения с парнями должны были бы сближать нас, а взгляни, что с нами? Посмотри, - я повернулась и направилась к лестнице в спальню. - Поверить не могу, что вы меня обманывали.

Наутро от всех пережитых накануне эмоций остался лишь неприятный осадок и стойкое, почти физически ощутимое разочарование, от которого хотелось немедленно утопиться. Все вели себя подчеркнуто вежливо, а у меня было ощущение какой-то неправильности и чудовищной фальши.
Большой зал, украшенный к Рождеству, выглядел очень мило. Так уютно и совсем по-домашнему. Чудесные пышные елки по углам, переливающиеся разноцветными огоньками, парящие в воздухе большие полупрозрачные шары, в которых покачивались свечи. Но из всей этой картины в то утро мне в глаза бросалось только пустое, как будто разом ослепшее небо над головой.
В середине завтрака прилетели совы. Наша домашняя сова, уже порядочная старушка, неуклюже приземлилась передо мной. Только сейчас мне вдруг пришло в голову, что я давно уже не получала писем из дома. Раньше мы с мамой переписывались чуть ли не каждый день…
- Маргарет, ну, иди же сюда, - я тихонько погладила птицу по мокрым перьям. Она смешно выставила вперед лапу. Мама наверняка наложила снегоотталкивающие чары на свиток.
«Дорогая Лилиан, - писала мама. Она всегда называла меня так, и бесполезно было говорить, что мне это не нравится. - Как ты?
У нас все замечательно. Это письмо будет коротким, потому что мы собираемся в Лондон – нужно закупиться к завтрашнему празднику. Но я хочу кое-что сказать тебе, пока мы не уехали. Такие новости не сообщаются в письмах, но поскольку я знаю, что на Рождество ты остаешься в Хогвартсе с подругами… Что ж, родная, думаю, ты будешь рада: мы с Роджером решили пожениться».
Я, держа в одной руке письмо, а в другой стакан с соком, закашлялась, расплескав полстакана. Софи, повернувшись, с тревогой похлопала меня по спине.
Мир качнулся, перед глазами заплясали тысячи витающих надо мной свечей.
Я глубоко вдохнула, перечитывая последнее предложение снова и снова.
Решили пожениться. Мерлинова бабушка.
А чего ты ждала, упрямо сказала честный внутренний голос, и я крепко зажмурилась. Темнота обступила со всех сторон, отгораживая меня от яркости Большого зала. Это должно было когда-то случиться, но ей же, в конце концов, не двадцать лет.
Сердце стучало где-то в ушах, и даже слова Мэри отозвались в голове в такт:
- Лил, ты в порядке?
Я открыла глаза, залпом осушила стакан и со стуком поставила его на стол.
«Наверное, мы поженимся сразу после Рождества, как раз пока Туния дома на каникулах. Жаль, что ты не сможешь приехать. Мне будет тебя очень не хватать.
Дорогая, и еще. Наверное, мы с Петунией после свадьбы переедем к Роджеру. У него большой дом здесь, в Литтл-Уингтоне, ты знаешь. Я уверена, тебе понравится твоя комната.
Передавай привет девочкам. Целую, мама».
- Все в порядке, - искренне соврала я Мэри.

Я ушла из большого зала еще до конца завтрака, чтобы дать себе возможность всё обдумать. По коридорам замка гулял сквозняк, заставляя ускорить шаг. В окна заглядывало тусклое небо, сыпал мелкий серый снежок. Наверное, на это Рождество стоит поехать домой. Эта мысль заставила сердце сжаться. Последний раз я была дома в этот праздник, когда мне было одиннадцать лет; теперь поездка домой казалась чем-то неправильным, непривычным. Я стояла у окна напротив класса Заклинаний, невидяще глядя в раскрытый учебник, когда сзади тихо подошла Мэри. Я обернулась.
- Я хочу сообщить тебе новость, - сразу начала Мэри. Только сейчас я заметила румянец на обычно бледных щеках, лихорадочно теребящие сумку руки.
Мэри посмотрела мне в глаза, и вопрос «Что случилось?» застыл у меня на языке.
- Николас пригласил меня пойти с ним на бал. Вообще говоря, он предложил мне с ним встречаться, - на одном дыхании произнесла Мэри, не сумев сдержать нервной улыбки.
Мне показалось, что пол уходит у меня из-под ног. Не из-за того, что парень, который день назад приглашал на бал меня, сегодня сделал такое же предложение моей лучшей подруге, отнюдь: из-за того, что Мэри, произнося это, улыбалась.
- И ты ответила?... – выдохнула я, с ужасом понимая, что знаю ответ.
- Конечно, да, - Мэри покачала головой, словно признавая очевидные вещи. Я изменилась в лице.
- Прошу тебя, Лили, не смотри на меня так, - быстро сказала Мэри уже без тени улыбки. - Не вижу причин, которые помешали бы мне быть с ним счастливой.
- Он же просто смешон!
- Перестань! – оборвала Мэри. - Далеко не каждый может позволить себе романтику. У меня больше нет сил делать вид, что все хорошо, быть одной на Святочном балу, ты же знаешь, вот уже который год для меня не находится кавалера. Так что… есть за что быть ему благодарной.
- Но ты не одна! На Святочном балу мы все вместе, не важно, есть у тебя парень или нет, - я попыталась схватить ее за руку, но Мэри отступила на шаг.
- Так будет не всегда, Лили. Ты ведь должна это понимать – мы не всегда будем вместе. А я не хочу чувствовать себя ненужной, когда у всех вас уже будет своя жизнь!
- Мэри…
- Мне почти восемнадцать, - резко перебила Мэри, - я далеко не красавица, и прекрасно это понимаю. Я не могу позволить себе выбирать так, как это делаете вы – Софи, Алиса, вы все, - она вздохнула поглубже, словно собираясь с духом. - Знаю, что Николасу тоже нужна девушка для того, чтобы не чувствовать себя лишним так, как чувствую себя я. Если бы я отказалась, Лили… я боюсь так и остаться одной. Я очень боюсь этого.
Мэри прямо смотрела на меня, и я, оглушенная очередной новостью, не знала, что сказать. Кажется, мир потихоньку сходит с ума, думала я. В том, прежнем мире, Мэри бы не сказала мне таких вещей, никогда. В прежнем мире она была одной из нас, она была с нами наравне. Не важно, что не красавица – никто никогда не сказал ей об этом ни слова, не было никаких намеков, упаси Мерлин. Но в новом мире на первый план выступала та самая нужность, про которую я говорила Поттеру.
Мэри резко повернулась и зашла в класс, оставив меня молча смотреть ей вслед.

* * *
Той зимой, в год окончания школы, я видела, как у моих подруг начиналась новая жизнь.
Все каникулы мысленно я то и дело возвращалась в Хогвартс. Я представляла, как они празднуют Рождество, как утром под дружный хохот вскрывают подарки, как сбегают по скользким ступеням в засыпанный снегом двор. А я была в Литтл-Уингтоне и ждала, когда, наконец, почувствую себя уютно. Без них я чувствовала пустоту, особенно теперь, когда моя мама тоже занялась своей жизнью.
Неожиданности преследовали меня повсюду. Когда я поднялась в свою спальню, взору предстала пустая кровать и куча разномастных коробок, как попало нагромоздившихся посреди комнаты.
- Мама. Мам!
- Да, дорогая? – вошла мама, держа в руках стопку чистого белья.
- Где мои вещи?
- Мы решили начать все упаковывать, - вздохнула она, приобнимая меня свободной рукой. - Все будет хорошо. Сейчас, вот твои полотенца.
Она вручила мне стопку полотенец и вышла, захватив с собой какой-то ящик. С лестницы донесся ее голос:
- Петуния, ты эту коробку искала?
- Покажи, мам.
Я вздохнула, обреченно откидываясь на кровать. Что ж… Добро пожаловать домой.
Отношение Петунии ко мне тоже стало неожиданностью. Кажется, она сменила тактику. Больше не было никаких упреков и подколов, упрямой, бесившей меня до дрожи в пальцах язвительности или молчаливой, но оттого не менее действенной холодной ненависти, как летом. Теперь она играла роль образцово-показательной дочери, улыбалась мне при взрослых и очень дружелюбно относилась к Роджеру. Может быть, если бы я не знала ее так хорошо, я бы и сама поверила, что чудеса случаются, Мерлин… Но пока я наблюдала за ней в молчаливом недоумении и пришла к выводу, что, по всей видимости, наша маленькая неугомонная Туния делает все, чтобы мама забыла, что у нее есть и вторая дочь. Их семья была идеальна. Эта идеальность душила меня во время теплых семейных ужинов, во время наших походов по магазинам, когда я смотрела на то, как мама и Туния оживленно выбирают свадебное платье; когда они вместе продумывали детали свадьбы, а я сидела тут же, не принимая участия в разговорах, чувствуя себя лишней. Это всё не моё, это не моя семья, здесь не моя жизнь.
- Ну как ты, в порядке? – как-то раз мама нашла меня на кухне, куда я сбежала от очередных семейных посиделок в гостиной. Она облокотилась рядом на стойку, проницательно глядя на меня. Было темно, я даже не потрудилась включить свет.
- В порядке, - слишком поспешно ответила я. Она покачала головой. - Почему ты спрашиваешь?
- Не знаю, - честно призналась мама, - просто ты немного не в себе. В чем дело, Лили?
Я крутила в руках стакан с водой и не торопилась отвечать. Одно это уже заставляло сердце биться чуть медленнее, чем обычно: раньше я, как на духу, рассказала бы ей обо всем, что меня так сильно тревожит и не дает спать, я бы устроила скандал, может, поплакала бы чуть-чуть, а она вместе со мной; мы, обнявшись, поговорили бы по душам, и к утру все бы стало на свои места, как бывало бессчетное количество раз. А сейчас я стиснула зубы и упрямо покачала головой:
- Все нормально. Правда.
Ничего не поделаешь: хочешь повзрослеть – терпи.
В Хогвартс я возвращалась со странным чувством, что не нужна теперь ни там, ни здесь. Но, вопреки моим страхам, моей настороженности, мои подруги вели себя как ни в чем не бывало. Конечно, Алиса все так же все время пропадала где-то с Фрэнком, а Мэри теперь избегала встречаться со мной взглядом, однако в остальном… То, что мы предпочли сделать вид, что проблемы нет, не заставило бы ее исчезнуть; но тогда я обманулась этим видимым перемирием. Наверное, потому, что уж очень хотелось обмануться. Взрослая жизнь? Не смешите меня, не сейчас, приходите позже…
- …и она пригласила всех своих подружек, знаешь, этих расфуфыренных кукол из хороших семей. Я и так все каникулы сдерживалась, чтобы не повыдергивать им косички, так еще и на свадьбе… Просто какое-то шоу уродов! - жаловалась я Хлойе, лежа в кресле и покачивая ногой. Перед нами весело потрескивал камин, на столе в беспорядке валялись брошенные учебники и свитки, гостиная постепенно пустела: дело было к ночи. Подруга сидела в кресле напротив, стиснув в руках потрепанную диванную подушку.
- Ну, не может быть все так плохо, - грустно улыбнулась она.
- Может-может. И она постоянно обсуждала с мамой все-все, разные мелочи: от цвета воздушных шариков до количества подсвечников на столах. Это что-то нереальное! Я не понимаю, как можно так говорить – обо всем, вообще обо всем.
- Но это же просто радость. Люди частенько ведут себя глупо, когда очень счастливы.
Я развернулась, чуть не свалившись с кресла.
- Хлойя… Ты можешь хотя бы притвориться, что ты на моей стороне? – шутливо сказала я.
- Лили, есть вещи и похуже того, что твоя мать вышла замуж. Возможно, ей следовало как-то по-другому это преподнести, но она поступила так, как поступила.
- Это неправильно.
- Так скажи ей это.
Я замолчала. Конечно, я не сказала, я не могла сказать, и Хлойя еще какой-то месяц назад меня поняла бы.
- Ладно, не важно. Мне все равно, - я поморщилась от снова нахлынувших ощущений. Это было похоже на то, как будто сдираешь корочку со свежей, еще не затянувшейся раны.
- Не похоже. С чего это ты так разгорячилась?
- Ты и сама не образец спокойствия, - я посмотрела на нее, замершую в кресле, ссутулившуюся, какую-то всю… сломленную?..
- Я просто говорю, что нельзя получить все сразу. Вот и всё.
- Хлойя, мне просто нужна была поддержка. А не лекция по психологии. Что с тобой? – я раздраженно смотрела на нее. Хлойя сидела с опущенной головой, а когда подняла ее, я похолодела, увидев ее глаза.
- То, что ты это спрашиваешь, уже все объясняет, - тихо сказала она и вышла из гостиной.
В тот день она и словом не обмолвилась о том, что рассталась с Люпином. Не знаю, почему. Может потому, что тоже чувствовала эту все нарастающую пустоту между нами, а может, потому что слишком трудно тогда было об этом говорить. В общем, я узнала обо всем гораздо позже. И о причинах – тоже. «Есть вещи и похуже того, что твоя мать вышла замуж».

* * *
Раньше мы всегда были вместе, пытаясь разобраться в тех вещах, которые никто не понимал. Но этой зимой я впервые осознала: есть вещи, в которых нам так и не удалось разобраться. И теперь, как будто кто-то там, наверху, не очень опытный в таких делах, определил ход событий, заставив нас захлебываться в кипучей массе вопросов, так и не получивших ответов. Я не знала, как должно быть, и как могло бы – не знала тоже. Но тогда мне нравилось думать, что ничто в мире не случайно.
Прошла неделя, за ней другая. Всё оставалось по-прежнему: Алиса была очень занята Фрэнком, Мэри – Николасом, Хлойя отказывалась меня замечать; всё больше времени я проводила с Софи, единственным человеком, кто видел и понимал, единственным, кто оставался со мной. Я начала привыкать к жизни без них, научилась копить в себе все эмоции, которыми мы обычно делились друг с другом. Это было сложно и казалось чертовски неправильным, это четвертовало каждую радость так, что, в конце концов, оставалось только удивляться, насколько ярче был мир, когда мы были все вместе.
- Я не умею строить отношения, - как-то вечером в библиотеке поделилась со мной Софи, - мне надо было родиться парнем.
- Нет, парень не стал бы об этом волноваться, - заметила я, коротко взглянув на нее, и стягивая волосы в неаккуратный пучок. Обычно Софи избегала подобных тем, она всегда была застенчивой и начинала мучительно краснеть от всех наших шутливых намеков. Но сегодня, видимо, был какой-то особый день, или мой новый мир решил в очередной раз пошутить, или же Софи тоже подхватила эту «предвалентиновскую эпидемию», которая, как всегда неожиданно, накрыла Хогвартс. Через энное количество дней должен был наступить День Влюбленных, и большинство девчонок школы уже заранее свихнулись на этой теме: кто же признается в любви? кто пригласит на свидание? который из принцев получит право на обладание суповым набором, состоящим из руки, сердца и прочих органов?
Я презирала этот праздник. Иногда из-за того, что меня доставали помешанные девочки, сердечки, свисающие с потолка Большого зала, маленькие уродливые купидоны, разносившие открытки… Но чаще из-за неоправданных надежд. Я загнула пальцами уголок страницы, которую пыталась читать. Грёбанная романтика. Я знаю все наперед: вечером я сложу в ящик гору ненужных валентинок и почувствую себя опустошенной, как ни в один из дней года. И еще одно я знала точно: больше я никогда не получу признаний от Джеймса Поттера.
После того памятного разговора он больше не был «Джеймсом-который-бегает-за-Лили». Он стал просто собой, просто одним из самых популярных мальчиков в этой чертовой школе, и уж не знаю как, каким шестым чувством, но девчонки почуяли это. И началось. Бесконечные интриги, еще осторожные, исподтишка: пока никто не был готов всерьез поверить в то, что он остыл. Но его поведение говорило само за себя: он как будто смирился и стал спокойней, он перестал выпендриваться, он начал флиртовать с другими девчонками, а со мной даже не здоровался. Смотрел, и не видел. Не замечал. Избегал. Последнее нравилось мне больше всего: когда пытаешься о ком-то не думать, уже думаешь. Мне казалось, что это еще не конец, и я с каким-то изощренным удовольствием вдруг полюбила попадаться ему на глаза. Мне нравилось его мучить, мне нравилось думать, что он все еще сохнет по мне и ничего не может с собой поделать; честно сказать, это была последняя ниточка, связывающая меня и некогда столь настойчивого Джеймса, и это было последнее развлечение, последнее, что еще заставляло меня чувствовать себя живой.
Голос Софи вернул меня в пыльный библиотечный зал.
- Знаешь, Лили, - заговорила она, на секунду прерываясь, чтобы пробежать глазами свою работу, - я ведь так и не решилась, до сих пор.
Я отложила перо и посмотрела на подругу. Пару дней назад Софи призналась мне, что ей нравится один парень. Тщетные попытки выведать, кто он, закончились только коротким намеком, но мне потребовалась лишь секунда, чтобы понять: Майкл Форсон, семикурсник из Ревенкло. Имен мы, само собой, не называли. Оказалось, Софи сильно переживала из-за того, как я отреагирую (Мерлин, опять): дело в том, что Майкл ухаживал за мной как-то, еще на четвертом курсе. Только Софи могла раздуть из этого такую проблему.
- Ты просто напугана, - мягко сказала я. Честно говоря, мне с трудом верилось, что Софи сможет подойти первой к какому-нибудь парню.
- Может быть. Я пока не понимаю, как должна себя вести.
- И что здесь понимать? Тебе надо перестать думать и просто послушать свое сердце, - видя тень сомнения в ее глазах, я серьезно и веско добавила. – Софи, такое бывает раз в жизни. Ты не простишь себе, если не попробуешь. Действуй.
Софи сосредоточенно смотрела на перо в руках.
- Если окажется, что я не нравлюсь ему, что тогда?
- Ну, и снитч ему в руки, - ответила я, и на этом разговор закончился и даже как-то забылся среди хлопот учебной недели.
Между тем пятница неотвратимо приближалась, а с ней и долгожданный праздник, и шкала всеобщего сумасшествия резко пошла вверх. Например, кому пришло в голову начать праздновать на день раньше? Я не верила глазам, натыкаясь на объявления по всему замку: тринадцатого февраля будет выступление театрального кружка, посвященное Дню Влюбленных. Что ж, в четверг вечером я хотя бы могла порадоваться тому, что гостиная совершенно пуста. Разложила на столе учебники, свитки, таблицы и занялась курсовой, которую мне все равно пришлось бы сделать рано или поздно. Когда стрелка настенных часов почти подобралась к семи, из спальни спустилась Софи, необычайно красивая. И вроде не было в ней ничего особенного и ничего нового, но темные волосы так красиво ложились на плечи, и глаза так сияли, что я невольно залюбовалась.
- Привет. Ты прекрасно выглядишь, - сказала я, когда она села напротив меня. – Что за повод?
- Там, внизу, собираются представление давать… Ты не слышала? Наш театральный кружок. Будет вся школа. Не пойдешь?
Я помотала головой – куда я такая, в поношенной любимой футболке, старых кедах и с растрепанными волосами? Да и что мне там делать, смотреть очередную сопливую историю любви, сочиненную наивными барышнями, которые до сих пор верят в принцев, любовь до гроба и бла-бла-бла?
- Там будет Он, - словно в оправдание скромно сказала Софи. - Знаешь, мне кажется, Джеймс начал меня замечать. В прошлый вторник он так смотрел на меня. А вчера мы поговорили, перед Трансфигурацией…
- Что? – я подняла голову, чувствуя, как сердце ухнуло куда-то вниз.
- Ну да, я сама не могу поверить… Может, тебе это кажется мелочами, но для меня так дороги все эти моменты, Лил. Спасибо, что заставила меня сделать первый шаг – я бы ни за что не решилась. И конечно, если бы я не знала, что ты нормально к этому относишься, я бы и мечтать не могла бы о нем. Не скажи ты тогда, что случались и не такие чудеса…
- Софи! – воскликнула я, с решимостью беря себя в руки. - Ты говоришь о… Джеймсе Поттере?
- Я забыла, что мы договорились не называть имен, - она потупила глаза, на щеках проступил очаровательный румянец.
Мерлин мой, что же это? Я встала, прошлась по гостиной, чтобы не выдать своего смятения. Ведь она явно говорила о Майкле Форсоне тогда, неделю назад, - думала я, отвернувшись к окну и судорожно сжимая в руке край шторы. Значит, я неправильно истолковала ее намеки, значит, это был Джеймс …
Я, цепенея от ужаса, оглянулась на Софи и торопливо проговорила:
- И ты считаешь, что Джеймс разделяет твои чувства?
- Да, - скромно, но без робости, ответила Софи, - откровенно говоря, считаю.
Я отвела взгляд и, застыв в неподвижности, молча собралась с мыслями. Этих мгновений мне хватило, что бы понять всю правду, беспощадную, яростную, откровенную. Не знаю, как я смогла собрать себя воедино и спокойно и терпеливо выслушать мою подругу. Софи не заставила просить себя дважды, с охотой рассказывая о причинах своих надежд. Многое, что так живо присутствовало в памяти Софи – частые маленькие знаки внимания, взгляд, два-три слова, легкие намеки, скрытые комплименты, - я, ничего не подозревая, пропустила мимо. События, которых хватило бы на добрых полчаса в пересказе, свидетельствовали о многом для той, которая видела их, но укрылись от моего внимания.
- Ты думаешь, мне стоит сегодня попытаться еще раз поговорить с ним? – наивно спросила Софи, поднимая ко мне свое по-детски открытое лицо.
Лили, еще один вдох, за маму, - мысленно попросила я.
- Конечно, Софи. Конечно, стоит.
Она обняла меня с такой искренней благодарностью, что мне стало тошно от самой себя. Затем Софи ушла, и я осталась совсем одна в тишине гостиной.
Паузы в пульсе, пробелы на месте вдохов. Я сидела в кресле, застыв, как бескровная кукла, и не могла понять, почему же мне так паршиво. То, что вчера казалось элементарным, теперь стало очень сложным; я как будто разом лишилась речи, оглохла… Не знаю, сколько я там просидела, задаваясь одним вопросом: почему Софи можно любить Майкла из Ревенкло и никак нельзя любить Джеймса Поттера? Почему в жилах стынет кровь при мысли, что Софи может надеяться на взаимность? Ответ пронзил меня, точно молния: потому что Джеймс должен любить только меня саму.
Я опустила голову, упершись лбом в скрещенные руки, чувствуя себя несчастной, и понимая, что несчастья мои, может быть, только начинаются сегодня. Я знала, что до конца поверю только тогда, когда увижу своими глазами, но что-то подсказывало, что мне определенно доведется увидеть их вместе.
Я и не догадывалась, насколько моё счастье зависит от того, первая ли я для Джеймса в его мыслях, не догадывалась – пока над моим первенством не нависла угроза. Зная, что он занят только мной, считая, что это в порядке вещей, я жила в свое удовольствие, лишь страх уступить свое место другой открыл мне, насколько оно для меня важно… «Какой ты решишь быть, такой и будешь» - сказала мне однажды Алиса, и эти слова врезались мне в память. Ну, давай же, Лили, не раскисай: в конце концов, это же ты – упрямая, гордая, смелая гриффиндорка, - повторяла я себе, поднимаясь по темным и тихим лестницам, пролет за пролетом. – Веди себя, как подобает принцессам…
Слава Мерлину, выход на крышу оказался открыт. Я несколько раз подергала ручку, привычно заедающую, и с третьего или четвертого раза дверь поддалась. Все, что я помню – было очень холодно и скверно. Я завернулась в теплую мантию и присела прямо на черепицу. Это место кто-то из нас нашел давным-давно, кажется, это была Алиса, а может, Мэри. Это был такой маленький участок, может, единственная плоская крыша во всем замке, а позади уходила вверх одна из восточных башен. Когда мы были маленькие, мы частенько забирались сюда, а потом, уже позже, совсем забыли про это место. Я сама была здесь последний раз… дай Мерлин памяти… может, года три назад. Отсюда был виден весь школьный двор и озеро. О, и еще, было очень ветрено. От ветра у меня всегда слезились глаза.
Сколько я просидела там, не шевелясь? Не знаю. Небо, которое превратилось из угольно-черного в густое, темно-синее напомнило, что скоро рассвет. Интересно, девочки хватились меня?
Железная дверь сзади скрипнула и я резко повернулась, так, что заныло всё тело.
- Лили-чтоб-тебя-Эванс. Ты что тут делаешь?! – тихо, словно бы даже в некотором смятении сказал знакомый голос.

Господи, господи, господи… Только этого мне сейчас не хватало.
- Долгая история, - упавшим голосом отозвалась я, отворачиваясь. Не тут-то было. Джеймс присел рядом со мной, как будто так и надо, пристраивая рядом метлу.
- А я люблю долгие истории, - нагловато ответил он, даже не глядя в мою сторону. Мне это, пожалуй, было только на руку: знаю, я походила на призрака – неуместного, едва реального. Бледная, как мел: на холоде, вопреки всем законам физиологии, я всегда бледнела. И еще эти чертовы кеды, выглядывающие из-под мантии… и волосы, еще больше растрепанные ветром. Жалкое зрелище, но принцессы – они и на крыше утром остаются принцессами. - Поговорим?
Он коротко глянул на меня и снова уставился куда-то вперед.
- Да, в смысле – нет, - я запнулась. - Я в порядке, - как будто кто-то об этом спрашивал.
- Брось, если бы все было в порядке, ты бы не сидела на холодной крыше в четыре утра с таким кислым видом, так? Никто не обещает тебе тонну сочувствия, Эванс, но мы же можем общаться как ни в чем не бывало.
Вот уж точно: «да, в смысле нет».
- В жизни всё наперекосяк, - выдохнула я наконец, опершись руками на черепицу. Она была холодной и неприятно шершавой, но мне нужно было хоть немного сменить позу.
- Не похоже на длинную историю, - привычно хмыкнул Джеймс, правда, без особого веселья. Я сглотнула. Наверное, у меня просто крышу снесло ото всех этих переживаний, или я так долго сидела здесь без сна, но… мне вдруг захотелось рассказать ему.
И я рассказала.
Про то, что творится у меня дома. Про Петунию. Про свадьбу.
- Просто всю жизнь мы с мамой были вместе. А в последнее время мы так отдалились. И с подругами тоже. Не пойму, что происходит, почему. Даже не знаю, зачем я тебе это говорю, - я покачала головой, стряхивая с себя неприятный озноб. – Почему ты улыбаешься?
- Никто обычно не жалуется мне, Лили. Все же знают – у меня чувство юмора сильнее чувства жалости. Непривычно, - он пожал плечами с легкой усмешкой и, как обычно, запустил пальцы в волосы. Вечно взъерошенные, абсурдно взъерошенные, так не может быть ни у одного нормального человека.
- Ты сам спросил. И я не жалуюсь. Это просто факты из моей жизни.
Он молчал и вертел в руках древко своей метлы. А руки у него такие, что хочется немедленно сигануть вниз от мысли, что он будет ими, этими руками, обнимать какую-то чужую. Я попыталась не думать об этом и вслушаться в то, что он говорит:
- Не знаю, у каждого бывают такие периоды, когда жизнь - дерьмо. Наверное.
Попытка утешить от Джеймса Поттера. Парни вроде него обычно утешают одним способом: сгребают тебя в охапку, шепчут на ухо нежную ерунду, щекоча дыханием шею, прижимают к себе сильно и бережно, пока ты не выплачешься, не успокоишься. Проклятое воображение. Волна мурашек прокатилась от макушки до самых пяток.
Как-то всё непривычно, он прав. Сидим на крыше и разговариваем, как будто и не было этих семи лет.
- Чем займешься после школы? – спросила я неожиданно даже для самой себя.
Джеймс задумчиво потер лоб. Он был непривычно серьезен сейчас, и эта серьезность ужасно шла ему. Когда он молчит, погруженный в себя, он похож на принца из сказки. Но обычно он строит из себя крутого парня.
- Понятия не имею. Мама вот тоже постоянно задает мне этот вопрос. Мы с Бродягой думали… то есть, - он запнулся, - Блэк и я, мы…
Он продолжал что-то рассказывать, а я молча смотрела на его профиль и думала, что он мог бы стать кем угодно, энергия в нем бьет порой через край. Джеймс Поттер всегда в центре событий, везде и всюду. Такой деловой, постоянно чем-то занят. Вот и сейчас – что его сюда принесло? С метлой наперевес, сна ни в одном глазу, готовый к полету, и все по-барабану… что завтра уроки… Мер-лин.
- А ты? – неожиданно спросил он. – Чем ты хочешь заняться после?
- Ну, - сказала я, пытаясь сосредоточится, - вообще-то, чем-нибудь, связанным с Зельями. Но мама хочет, чтобы я занялась медициной – она же маггл, это как-то доступнее ее пониманию. Так что не знаю, пока я хожу на курсы, а там посмотрим.
- Ясно, - просто ответил он. Ну, можно было хотя бы спросить, что мы делаем на курсах, или, допустим, часто ли я туда хожу, или как-то по-другому поддержать тему, но он замолчал. Его, видимо, это молчание нисколько не тяготило - я же сидела, как на иголках; я сидела слишком близко, и мне постоянно хотелось отодвинуться.
Когда он успел так повзрослеть? Я смотрела на него, и не узнавала в этом парне того Джеймса, который мог кататься по полу от смеха… над собственной же шуткой… и плевал он с Астрономической башни на то, что подумают и скажут другие. Мне всегда это в нем нравилось, может, потому, что я не такая. Люди обычно боятся выглядеть глупыми, люди вообще много чего боятся. Но не Джеймс. Хотя иногда он все-таки стесняется, хоть и тщательно это скрывает.
Мерлин, уши горят. Мне даже трудно на него долго смотреть, все время хочется отвести взгляд. Похоже на то, о чем нам говорили на курсах колдомедицины: как при каком-то сердечном заболевании – когда щемит в груди, и появляется бессознательный страх смерти… Я просто смотрю, а у меня уже мурашки по спине, и внутренности скручиваются в тугой узел от какой-то болезненной нежности. Как он смешно морщится, и эта челка на лоб, и этот его нос…
Джеймс повернулся, чтобы что-то сказать, а мой взгляд прикован к пульсу на его шее. Потом к обветренным губам.
- Может, пойдешь поспишь? – спросил он, глядя мне в лицо. Глаза у него такие, что можно спятить. Цвета жженого сахара. Изощренная пытка – и смотреть нет сил, и все же не отрываюсь, как будто проверяю, надолго ли меня хватит. Это же надо было так вляпаться, Лили?
- Нет, я еще посижу, - я помотала головой, отводя взгляд. Наверное, я уже совсем посинела, раз он спросил. Я вдруг вспомнила про красавицу Софи, про то, что завтра Джеймс преподнесет ей записку с сердечком, и я пойму, что всё – это финиш. Мерлин, меня словно на части рвет: сижу рядом, но никогда больше не смогу дотянуться.
- Просто я хотел полетать.
- Просто ты устал от меня, - шутливо и грустно отозвалась я. Он мигом отвел взгляд, как-то напрягся.
Я попыталась взять себя в руки. Я же ничего не имела в виду, и он вряд ли хочет что-то обсуждать – теперь, когда между нами уже не запятая, а точка, поставленная, кстати, моей же рукой.
- Джеймс, послушай, - я сбилась на полуслове, но он уже повернулся ко мне, и назад пути не было. - Прости меня. В ту ночь я перегнула палку. Я не хотела тебя обманывать, а получилось, что я обманывала себя.
Он смотрел на меня, словно не в силах поверить своим ушам. Тогда я не осознавала, что эти слова прозвучали почти как признание. В ту ночь я была в таком состоянии, что готова была рассказать ему обо всем, и плевать, что случиться после. Впрочем, может, я и переоценивала свои силы, потому что было легче остановить идущий на полном ходу Хогвартс-экспресс, чем сказать ему в глаза: «Я люблю тебя».
- Ты здорова?
Хороший вопрос.
- «Предвалентиновская эпидемия», наверно, - еле слышно пробормотала я.
Я попыталась отвернуться, но Джеймс взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо. Я видела столько удивления в его глазах, что мне захотелось нервно расхохотаться. Наверное, он пытался отыскать хоть какую-то логику в моих словах и поступках.
Он колебался. Вероятно, у него уже были какие-то планы с Софи, я не знаю. Я видела, что Джеймс не хочет уходить, но он больше не доверял мне, и я не могла его в этом упрекнуть. Было невыносимо так близко видеть его лицо, его приоткрывшиеся губы. Очень медленно он наклонился ближе, словно не решаясь. Я видела каждый сантиметр его кожи, я видела, как он часто дышит, как бьется пульс на его шее. Он почти касался своими губами моих, словно оттягивая удовольствие, и это «почти» сводило с ума. Внутри всё сжалось, окончательно лишив меня возможности дышать, и я судорожно хватала воздух. Мерлин, если можно умереть от нежности, то именно это со мной сейчас произойдет.
Неожиданно он отпрянул. Я заморгала.
- Я, пожалуй, всё-таки полетаю, - сказал Джеймс, поколебавшись.
Схватил метлу, и через секунду уже взмыл в небо, а еще через секунду я уже не видела его. Всё произошло так быстро, что я ничего не успела сообразить.
Я сидела там, хватая ртом воздух. Мысли путались, сменяя друг друга. Наверное, это было самое мучительное утро в моей жизни, я не могла понять, что он чувствует. Он почти поцеловал меня, но это могло ничего не значить, если с Софи уже все решено. Джеймс не станет обманывать ее. Может, он думает, что ошибся, что потерял контроль, я не знаю… Мне оставалось только ждать, а это я ненавижу почти так же сильно, как сомневаться.

- Лили, просыпайся! – Алиса отдернула полог, и солнечные зайчики заплясали на моем лице. - Вставай, тебе говорят.
Я накрылась подушкой.
- Нет, она издевается.
- Который час? - хриплым голосом пробормотала я, тщетно пытаясь одной рукой нащупать будильник.
- Почти восемь.
Я застонала. Мерлин, я же вернулась только несколько часов назад. Я даже не помню, как добралась до спальни. События стерлись, осталось какое-то неприятное предчувствие, поселившееся где-то в районе живота, и смертельная усталость.
- Уже прибыли первые валентинки, - возвестила Алиса, открывая дверь, и ворох записочек ворвался в спальню. Они розовыми птичками порхали над кроватями, некоторые из них, кажется, даже что-то тихонько напевали.
Я вытянула руку и поймала одну, особенно настойчиво кружившую над моей головой.
Там было нарисовано кривоватое сердечко и корявым почерком выведено:
«Сказать, что я устал от тебя – это все равно, что сказать, что я устал от жизни, Лили.
Дж.П.»
Всё утро Алиса спрашивала, почему я так улыбаюсь.


Эпилог

«Дорогая Софи, ты заслуживаешь большего, чем просто письмо, но ты, наверное, догадалась, что я ненавижу прощаться.
Знаешь, я привыкла терять друзей. Словно кто-то смотрит на меня сверху, и говорит: «Эй, посмотрите-ка, кажется, Лили счастлива. Дай-ка я все испорчу». Так было с Северусом. Так получилось и с вами. Мелочь за мелочью, деталь за деталью - постепенно между нами выросла стена. Красивая, ровная, абсолютно глухая. Можно забыть, что за ней остались когда-то близкие тебе люди. Но знаешь, у нас ведь целая жизнь впереди, еще не поздно всё исправить. Кто-то должен переступить через чертову гордость и сделать шаг навстречу.
Ты сказала, что не всё в мире зависит от нас, и ты права. Но этой зимой я поняла, что никто кроме тебя самой не может ничего у тебя украсть. И что нельзя обрести что-нибудь, не потеряв. Может, это и есть равновесие, я не знаю.
Я очень скучаю по настоящей дружбе. И я скучаю… по всем вам. Мне очень вас не хватает. Если ты когда-нибудь решишь навестить нас с Джеймсом, знай, что мы всегда тебе рады.
Целую, твоя Лили».