Глава 1– Мадам Максим, – Минерве пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться взглядом с собеседницей, - я крайне признательна вам за ту помощь, которую вы оказываете школе.
– Не стоит благода’гности, – отмахнулась директор Шармбатона. - Многие пост’гадали в этой войне. Наш долг - помогать д’гуг д’гугу. Институт ‘Огва’гтс рискует ‘гасте’гять свой междуна’годный п’гестиж.
Макгонагалл едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Еще бы, замку пришлось пережить одну из самых кровопролитных битв за всю историю волшебного мира. Министерство, разумеется, выделяло средства на восстановление школы, но их все равно не хватало. К тому же, не все исправишь золотыми галеонами. Во время битвы серьезно пострадало культурное наследие Хогвартса: древнейшая в Англии библиотека, которая в свое время ничуть не уступала министерской. Мадам Максим привезла из Франции несколько копий ценных рукописей, утерянных во время войны с Темным Лордом.
– Надеюсь, вы переночуете в замке? Сегодня в Хогвартсе запланирован праздничный ужин по случаю праздника Святого Валентина. Уверена, вам будет интересно.
– С п’гевеликим удовольствием, – кивнула мадам Максим, сверху вниз глядя на Макгонагалл. – Если Вы не воз’гажаете, я хотела бы немного п’гогуляться по замку и террито’гии.
– Разумеется. Я могла бы попросить кого-нибудь из преподавателей провести вам экскурсию.
– Не стоит. Я п’гек’гасно здесь ориенти’гуюсь.
С этими словами она вышла из кабинета директора. Каменная горгулья испуганно отскочила в сторону, открывая проход.
У большинства учеников уроки уже закончились, и коридоры Хогвартса встретили Олимпию шквалом детских голосов. Разговоры шли в основном о празднике. То и дело попадались группки хихикающих девочек, возбужденно обсуждающих перспективу получить валентинку от самого красивого парня школы. Юноши относились ко Дню Всех Влюбленных заметно прохладнее. Один парень, краснея под дружный хохот своих однокурсников, никак не мог захлопнуть распевающую признание в любви открытку.
Появление мадам Максим в стенах замка, конечно же, не осталось незамеченным и произвело немалый фурор, особенно среди младшекурсников, которые видели великаншу впервые. Многие с неподдельным интересом смотрели вслед проходящей женщине, гадая, заденет ли она головой очередной канделябр.
Наконец, преодолев шесть лестничных пролетов и десяток коридоров, Олимпия вышла через главные двери замка, с наслаждением подставив вспотевшее лицо свежему морозному воздуху. В несколько гигантских шагов она пересекла заснеженный двор и направилась в сторону домика на опушке Запретного леса.
Из-за равномерного слоя снега, шапкой лежащего на крыше, хижина Хагрида напоминала огромный торт-мороженое.
Женщина забарабанила в дверь. От ее мощных ударов на дереве появились вмятины.
– Отк’гой, негодяй. Немедленно отк’гой!
– Олимпия! – Хагрид остановился в нескольких метрах за ее спиной. В своем огромном полушубке, похожем на шкуру медведя, он выглядел смешно и смущенно. Нервно переминался с ноги на ногу, глупо улыбался в бороду, пытался пригладить рукой непослушные волосы. – Это ты?
– Я, – Максим круто развернулась, устремив на него разгневанный взгляд. Ее ноздри раздувались, глаза сузились, и дышала она тяжело, будто после долгого бега. – А ты ждал видеть кого-то д’гугого?
– Да мало ли кто мог зайти, – Хагрид сделал несколько неуверенных шагов по направлению к хижине, но остановился, натолкнувшись на длинный палец, направленный на его грудь. – Но я… это… очень рад, что это именно ты. Я ждал тебя, Олимпия. Все думал, когда ты….
– Думал? Я два года ждать от тебя письма! Ты гнусный обманшшик! Ты забыл меня.
– Да нет, я писал… – промямлил Хагрид, потупившись и густо покраснев. – Ну, напишу порой и думаю: на что тебе, мол, записки мои? Я ж и писать-то красиво не умею.
– Я отк’гыть тебе душу, – продолжала распаляться мадам Максим, не обращая внимания на объяснения, – думать, ты честный человек. А ты п’госто жалкий, ничтожный подлец, Рубеус!
Она еще некоторое время продолжала выкрикивать оскорбления, активно жестикулируя и картинно закатывая глаза. Волосы ее растрепались, и одна прядь все время падала на лицо. Хагрид больше не пытался вставить извинения и со скорбным выражением выслушивал льющийся на него поток ругательств.
– С меня довольно издевательств! Я ухожу, - топнула она гигантских размеров сапогом. Однако спустя три минуты Олимпия по-прежнему стояла на том же месте, не делая попыток уйти. Хагрид облегченно вздохнул.
– Может, чайку? Морозит нынче.
Ничего на это не ответив, Олимпия развернулась и с такой силой дернула ручку двери, что выломала ее вместе с замком. На расчищенную площадку с крыши посыпался снег, образовав приличного размера сугроб.
Войдя в натопленную хижину, мадам Максим уселась за стол. Табурет под ней опасливо заскрипел. Клык немедленно водрузил огромную голову на колени женщины и залил слюнями роскошную лиловую мантию.
Хагрид поспешил к огню, чтобы поставить чайник, и пробормотал восторженно:
– Пожар, а не женщина.
– Ты что-то сказал?
– Хорошо, говорю, пришел вовремя. А то вон какое пламя, погореть бы мог.
Пока Хагрид наспех протирал чашки, Олимпия обвела внимательным взглядом убранство комнаты и пришла к выводу, что с момента ее последнего визита ничего не изменилось. Это ее немало удивило, ведь до нее доходили слухи, что во время последней битвы жилищу Хагрида тоже досталось. Вся злость куда-то испарилась, и Олимпия заговорила более спокойным голосом:
– Я слышала, у вас сегодня намечается то’гжество по случаю Дня Всех Влюбленных. Мы во Ф’ганции тоже т’гепетно относимся к этому п’газднику. В этот день юноши т’гадиционно дарят д’гагоценности своим возлюбленным, – она с грустью посмотрела на свою руку. На указательном и среднем пальцах красовались перстни с крупными камнями, а вот безымянный был без кольца. – А какие т’гадиции существуют в ‘Огва’гтсе?..
– Да вам, кажется, без’газлично, что я говорю, – обиженно добавила она, глядя на широкую спину Хагрида, который все еще колдовал над закипающим чайником.
– Э… – Рубеус выпрямился и оглянулся на собеседницу. – Слушаю я, слушаю. У нас тоже…это… отмечают. Ну, детишки в основном, конечно. Да вы поди слыхали, как они об этом на каждом углу щебечут. А по мне, так это и не праздник вовсе. Так, ребятне посмеяться, да об уроках лишний раз не думать.
– Вот как? – Олимпия обиженно поджала губы.
Чувствуя, что ляпнул что-то не то, Хагрид поспешил исправить положение:
– Может, и нам того, праздничек отметить? У меня тут было кой-чего припрятано, – погремев домашней утварью, он извлек из шкафа запыленную бутыль с чем-то мутным. – Вот, на черный день берег. На праздник, в смысле.
Максим опасливо покосилась на бутыль и настороженно принюхалась, когда Хагрид, крякнув, выдернул пробку.
– Вино, – торжественно провозгласил Хагрид, разливая содержимое по ведерным кружкам. – Оно… это… с годами только лучше делается.
– Вино – да, – не смогла не согласиться Максим.
– Ну, как говорится, с праздничком, – Хагрид отсалютовал Олимпии и, заливая жидкостью бороду и усы, разом выпил половину своей порции.
Мадам Максим натянуто улыбнулась и, поморщившись, тоже пригубила. Это было определенно не вино.
Повисла неловкая тишина. Хагрид отскребал ногтем какую-то пакость, налипшую на столешницу. Максим постукивала пальцами и печально смотрела в окно. Клык, прикрыв глаза, шумно сопел.
– А я слыхал, ты школе приехала помочь, – наконец нарушил молчание Хагрид. – Это ты молодец. Правильно.
– ‘Огва’гтс – ошшень старая школа, но, если не п’готянуть ее ‘гуководству ‘гуку помощи, она п’гийти в совершеннейший упадок.
– Э-э... Я тоже так думаю, – многозначительно покивал головой Хагрид. – Вот война-то какая, все уничтожила. Что уж тут книжки, когда детишек столько без родителей осталось.
Звонко стукнулись друг о друга кружки. На этот раз мадам Максим не отстала от Хагрида, сделав не менее ощутимый глоток.
– Не будем сейчас о г’густном, Рубеус. Сегодня праздник, в конце концов.
– И то верно, - Хагрид вновь наполнил кружки.
А дальше заговорили обо всем: о праздниках и погоде, диковинных животных и своем давнишнем походе к великанам. Все больше пьянея, они все меньше понимали речь друг друга. Олимпия нет-нет – и начинала говорить по-французски, а Хагрид, и без того обделенный даром красноречия, объяснялся все пространнее, сопровождая всякую фразу жестикуляцией, оханьем и мычаньем.
За окном стемнело, и небо усыпали звезды. Чайник давно выкипел на огне, но на это никто не обратил внимания. После очередного особенно проникновенного рассказа Хагрида об особенностях выращивания драконов в домашних условиях, Олимпия внезапно резко встала и, опасно пошатываясь, подошла к окну.
– Вот ты, Рубеус, много всего знаешь, а главного так и не понял.
– Чего это?
– Я приехать из Франции не для того, чтобы засвидетельствовать пошштение ди’гектору, и не для того, чтобы полюбоваться п’гигодой. Я ведь к тебе ехать.
– Да знаю я.
Хагрид медленно подошел к мадам Максим и положил ладони ей на плечи.
– Я ж… это… ну… думал о тебе. Ты ж одна у меня такая. Словно душа родственная, – он развернул ее к себе лицом и посмотрел на ее пылающие от хмеля щеки, на волоокие глаза, в которых мерцало отражение луны, на алые губы. Все это было до того красиво, что Хагрид не мог подобрать нужных слов.
Косматая голова заслонила от Олимпии небо, и от поцелуя перехватило дыхание.
Спустя час она уже спала на широкой кровати, запрокинув голову. Из приоткрытого рта вырывалось сладкое похрапывание, от чего в окнах дребезжали стекла. Хагрид, приподнявшись на локте, с умилением наблюдал за тем, как вздымается ее грудь. Он заботливо прикрыл ее лоскутным одеялом и откинул с лица прядь волос.
Рубеус поднялся с постели и, стараясь топать не слишком громко, подошел к ящику с инструментами, достал оттуда гигантских размеров напильник и порылся в шкафу. Наконец найдя то, что нужно, он уселся на табурет и принялся выпиливать из рога крюкорога кольцо.
