Глава 1Предупреждение: очередной миссис Малфой стала-таки Панси Паркинсон, а не Астория Гринграсс.
Есть места, которые не меняются ни с течением времени, ни даже со сменой эпох. Одним из таких мест всегда был Дырявый Котел. Никто не помнил уже, сколько бару лет, а скорее даже столетий, кто был его первым хозяином и кто построил ту невзрачную кирпичную стену, отделявшую волшебный мир от маггловского. Однако зайди сюда кто-нибудь из того, старого поколения, которое знало Дамблдора молодым, вряд ли он заметил бы какие-то изменения. Даже сейчас, когда хозяйкой в баре стала Ханна Лонгботтом, женщина во всех отношениях современная и педантичная, единственным значительным изменением была пара лишних факелов да новая столешница на барной стойке.
Прокуренный, гудящий разговорами на все возможные темы, грохочущий кухонной посудой и топотом ног по второму этажу бар, казалось, жил своей жизнью. Пожалуй, Гермиона назвала бы это место интернациональным или общедоступным, или может быть даже антидискриминационным, потому что не делалось никаких различий между посетителями – будь то гоблин, эльф или говорящий дракон, ему не отказали бы в обслуживании.
Рон сидел за барной стойкой на высоком расшатанном стуле и задумчиво водил пальцем по сложенному вчетверо пергаменту, ожидая, пока Ханна вернется с кухни. Он хотел выпить сливочного пива и хорошо поужинать, а потом завалиться с книжкой-однодневкой, как снисходительно называла Гермиона дешевую беллетристику, на диван и отдохнуть после долгого дня. Но Гермиона снова задерживалась на работе, а значит, ни пива, ни ужина, ни даже растопленного камина дома не было. Впрочем, это было скорее нормой, чем неожиданностью – за прошедшие годы Рон собрал столько её записок с предупреждениями об опозданиях и задержках, что они еще год могли бы экономить на дровах для камина.
- Привет, Рон, что-то ты сегодня рано, - за стойкой появилась Ханна в цветастом переднике, из кармана которого торчала волшебная палочка.
Мужчина пожал плечами – ей не надо было объяснять, что он здесь делает. В конце концов, за ужином, пивом и даже теплом камина он приходил именно в её бар. Его братья, его отец, Гарри - все как один твердили, что он должен положить этому конец и стать хозяином в собственном доме, вот только самого Рона его жизнь вполне устраивала. С тех пор, как полгода назад они отправили Хьюго в Хогвартс, дом опустел. Гермиона всё больше времени проводила на работе, ссылаясь на срочные и требующие времени дела, хотя Рон был уверен, что она просто не может смириться с тем, что ни сын, ни дочь теперь не ждут её по вечерам в гостиной. Разве мог он винить жену, что та скучает по детям? Он и сам безумно тосковал по ним, хоть и чувствовал себя свободнее, потому что ответственность за их воспитание легла теперь на плечи профессоров Хогвартса.
- Иди за столик, Рон, я всё принесу, - Ханна окинула зал быстрым и, как показалось мужчине, тревожным взглядом, и кивнула в сторону, противоположную лестнице на второй этаж. – Вон, в углу вроде бы есть место.
В помещении негде было и яблоку упасть, и как Ханна заметила свободное место, Рон даже представить себе не мог, однако на то она и была здесь хозяйкой. Мужчина сунул смятую записку в карман мантии и направился к столику, старательно избегая компании подвыпивших гоблинов – одному Мерлину было известно, что они могли учудить в таком состоянии.
- Эй, кажется, я не говорила, что здесь свободно! – раздался сердитый женский голос, когда Рон, даже не глядя на другой конец стола, выдвинул стул.
- Здесь столько же свободных мест, сколько и стульев, - устало сказал он, махнув рукой в сторону бара, над которым висела табличка с этими словами.
Он сел, поставил локти на стол и спокойно начал рассматривать сидящую напротив женщину. Она выглядела лет на тридцать с небольшим, хотя было ей столько на самом деле или нет, Рон сказать не мог – порой он чувствовал себя стариком даже рядом с собственной женой, которой незнакомые люди не давали и тридцати. Гермиона много раз пыталась объяснить ему, почему выглядит лет на десять моложе той же Джинни, говорила что-то о генетике и наследственности, но он так ничего и не понял, разве что обратил внимание, что и её мать до сих пор выглядит очень молодо, что нередко становилось причиной плохого настроения Молли. Впрочем, Рон никогда не умел определять женский возраст.
Было что-то болезненно-знакомое в женщине напротив – в её суженных карих глазах и упрямо поджатых тонких губах, в её коротких густых волосах и круглом лице, которому недоставало румянца. Рон тщетно перебирал в памяти лица всех знакомых ему женщин, пока незнакомка не скривилась.
- Что, Уизли, забыл школьную подругу?
Рон сдвинул брови, дополняя нарисованный в голове образ мантией с гербом Слизерина. Вечно вздернутым носом и щенячьим обожанием в глазах при виде Малфоя.
- Паркинсон? – спросил он, надеясь на отрицательный ответ, - сидеть за одним столом со слизеринской гадюкой ему не хотелось.
Женщина поцокала языком и покачала головой.
- Малфой, теперь Малфой.
- Сочувствую, - по мнению Рона, особой разницы не было, хотя фамилия школьного врага была ему куда противнее. Даже на слух.
- И где же твоя умница-жена, а, Ронни? – Паркинсон глумливо ухмыльнулась и сделала большой глоток сливочного пива. – Почему ты сидишь в пятничный вечер здесь, а не наслаждаешься домашней пищей и пылкими объятьями супруги?
- Гермиона много работает, - осторожно сказал Рон, надеясь, что его голос не покажется разочарованным или усталым. Он не собирался рассказывать никому, а тем более этой женщине, о семейных проблемах. Пусть бы лучше со своими разбиралась – недаром же и она проводит этот вечер не с мужем.
На столик плавно опустился поднос с заказом Рона. Ханна сунула палочку в карман и улыбнулась.
- Что-нибудь еще закажете? – спросила она, переводя взгляд на Панси.
- А принеси-ка нам Огневиски, Ханна. Ведь нам с Ронни есть за что выпить, а? - Паркинсон подмигнула почему-то испуганной теперь женщине, словно намекая на тайну, известную только им.
Рон хмуро переставил тарелки с подноса на стол и вперился в Панси сердитым взглядом.
- Нет у нас с тобой общих поводов, Паркинсон, да если и были бы, я не стал бы с тобой пить, - сказал он. – Или Малфой с тобой пить отказывается? И где он вообще?
Женщина закинула голову и рассмеялась, тихо и немного истерично.
- Насколько я знаю, а я знаю точно, мой муж сейчас трахает твою жену в… седьмом? – Панси на секунду обернулась к Ханне, но та стояла с таким лицом, словно увидела перед собой дементора. – Да, точно в седьмом номере, он дальше всех от лестницы. Так что запомни, Ронни, у
нас с тобой есть общий повод. Давай, Ханна, принеси нам целую бутылку.
Его словно стукнули по голове пыльным мешком. Его жена? Его Гермиона и Малфой? Этот лысеющий ублюдок с крысиным подбородком и бесцветными глазами? На мгновение Рону показалось, что кто-то наложил на весь бар Силенцио, остался только один звук – мерный скрип кровати и приглушенные стоны. Интересно, ему она тоже шепчет, что любит, так же просит его не останавливаться, так же цепляется за его плечи, когда не может больше сдерживать наслаждение?
Ханна принесла бутылку Огневиски и два чистых бокала. Рон залпом опрокинул в себя стакан, не успела она даже до конца его наполнить. Паркинсон фыркнула, отобрала у Ханны бутылку и снова наполнила его бокал. Но хлопнула его по руке, едва он снова потянулся к стакану.
- Подожди леди, ты, невоспитанный мужлан, - Панси налила себе полбокала и прищурилась. – Давай, пусть они вытрахают друг из друга всю дурь, - и добавила, заметив его остекленевший взгляд: - Что? Пусть хоть кому-то сейчас будет хорошо. А я всегда желала своему мужу только добра. Иногда еще смерти, но не такой счастливой.
Она еще бормотала о чем-то, крутя между пальцами тонкую сигарету, и изредка подносила бокал ко рту. Рон не слушал, даже не пытался прислушиваться и вникать в её нетрезвый лепет, который становился всё более бессмысленным с каждым глотком Огневиски. Почему-то у него даже мысли не возникло, что Паркинсон могла его обмануть, да и зачем ей было бы это делать? Мужчина дикими глазами смотрел на свою тарелку с остывшей и даже нетронутой едой и тщетно пытался заставить себя не верить происходящему.
- Давно? – наконец выдавил он.
Панси замолчала, прикуривая очередную сигарету простыми маггловскими спичками, и пожала плечами.
- Год, два, десять, кто его знает, - она сделала пару затяжек и затушила сигарету о край керамической пепельницы. – Неужели ты даже не подозревал, Ронни?
Он пожал плечами – он верил своей жене, верил в неё, и у него даже никогда не возникало мысли, что она может его предать. Они оба работали в Министерстве Магии, но Рон всего несколько раз был в её отделе, да и то с каким-то поручением от начальства.
Ему проще было во всем соглашаться с Гермионой, потому что спорить с ней, а тем более выигрывать споры он не умел – Гермиона всегда, даже если была целиком и полностью неправа, находила такие слова, такие аргументы, что он чувствовал себя виноватым. Ей достаточно было нахмуриться, глядя на него так, как она обычно смотрела на нашалившего Хьюго, и сказать что-нибудь о значимости и важности её работы для магического сообщества, чтобы у него пропало всякое желание устраивать скандалы. И мог ли он думать, что она стремится не разобраться в очередном деле, а перепихнуться с Малфоем?
Пожалуй, теперь он действительно мог сложить все факты воедино – её задержки, её усталость, её неожиданно хорошее настроение после долгого рабочего дня, даже её новую выходную мантию из китайского шелка цвета морской волны, которую ей якобы привезла Джинни из очередной командировки. Неужели об этом знала его родная сестра? А Гарри, он тоже потешался над другом, тоже сблизился с Малфоем за его спиной? Наверное, не обладай Рози и Хьюго истинно отцовскими чертами, Рон подумал бы, что они не его дети.
Панси прикуривала сигарету за сигаретой и тут же тушила их, едва ли сделав одну-две затяжки. Когда сигареты закончились, она начала жечь спички. Рон словно со стороны смотрел, как она чиркает деревяшкой по коробку и бросает горящую спичку в пепельницу - каким-то странным образом его это успокаивало. И сдерживало, не давая сорваться с места в злосчастный седьмой номер, где его жена… он даже боялся себе представить, что может там увидеть.
- Неужели тебя это совсем не волнует? – спросил он, когда молчание за их столиком уже начало мешать.
- Почему же? – она пожала плечами и поставила локти на стол. – Боюсь, что сын узнает, боюсь, что всё это моя вина, да какая тебе разница, Ронни, ты же всё равно никогда с ней не разведешься, я права?
- Не называй меня так.
- Как скажешь, Ронни, - Панси тяжело вздохнула. – И я с ним никогда не разведусь, он сам не позволит.
Они помолчали еще какое-то время, потом Паркинсон вдруг расправила плечи и улыбнулась, вот только улыбка у неё была какая-то… вымученная.
- Ладно, Ронни, не скучай, - она встала и подхватила свою мантию со спинки стула, и Рон вдруг заметил, какой маленькой она казалась даже на своих высоченных каблуках. – Приходи, если… ну, ты сам понимаешь, - и аппарировала.
Рон закрыл лицо руками, не зная уже, во что верить и чего теперь ждать. Вся его жизнь вдруг пошла наперекосяк. Он не знал даже, сколько времени уже прошло, но когда оглянулся, заметил, что в зале почти никого не было. Он не стал допивать свой бокал, не притронулся к давно остывшей еде, хотя, отправляясь в бар, чувствовал себя чертовски голодным, просто кинул на стол пару монет и аппарировал домой.
Гермиона уже спала, трогательно обняв подушку и высунув одну ногу из-под простыней. На её лице была такая блаженная улыбка, что Рону невольно подумалось, что она умудряется изменять ему даже во сне. Он быстро переоделся и лег рядом, на удивление не чувствуя ни отвращения, ни злости, только бесконечную усталость. Гермиона что-то пробормотала сквозь сон и покрепче прижала к себе подушку. На ней была только тонкая ночная рубашка с коротким рукавом, и на обнаженной коже предплечья заметно было темное пятно. Рон слабо зажег палочку и придвинулся ближе – на её руке действительно был синяк, даже два или три, еще только проступающие, но очень заметные. Кажется, раньше Гермиона говорила ему, что между её столом и шкафом с документами очень узкий проход. Он осветил её ногу, только чтобы найти на гладкой белой коже бедра другие синяки. Именно тогда он, наконец, осознал, что слова Панси не были шуткой и что его жена действительно ему изменяла. Рон с каким-то болезненным любопытством приложил раскрытую ладонь к её ноге и горько хмыкнул, почему-то думая, что у Малфоя пальцы тоньше и руки наверняка не такие грубые.
Она никогда не позволяла ему касаться её так, оставлять на её теле хоть какие-нибудь следы, даже тогда, много лет назад, когда они, наконец, начали жить вместе и днями не выходили из спальни. Да Рон и сам никогда бы так не сделал, Гермиона для него всегда была фарфоровой куклой – такой же красивой, такой же хрупкой и, как оказалось, такой же фальшивой. Он погасил палочку и откинулся на подушку, надеясь, что наутро всё забудется и исчезнет, как дурной сон.
Увы, не забылось и не исчезло. Рон проснулся с тяжелой с похмелья головой, не уверенный, что вообще спал. Гермиона крутилась на кухне - кажется, жарила блинчики - и на её лице была всё та же счастливая улыбка. Она была в рубашке с коротким рукавом, и на её предплечьях не было даже тени синяков. Ему стало тошно.
- О, ты уже проснулся, - она заправила выбившиеся из хвостика волосы за ухо и чмокнула его в щеку. – А у меня такие новости! Представляешь, мы вчера, наконец, закончили этот законопроект, и если всё будет хорошо, меня могут отправить в Италию, чтобы… Рон, ты меня слушаешь?
Он автоматически кивнул, думая о том, сколько лет у неё было, чтобы научиться так гладко и красиво лгать. Все эти проекты, поездки, задержки – что из этого было настоящим, и было ли хоть что-нибудь на самом деле? Гермиона рассказывала ему, чего ей удалось добиться, воодушевленно размахивая лопаточкой для блинов, но он даже не старался сделать вид, что слушает её.
«…ты же всё равно никогда с ней не разведешься…»
Паркинсон была права – это было больно, это было чудовищно неправильно, но он нашел бы способ справиться с этим. Он мог бы попросить Джорджа наложить на него заклинание Забвения или найти какое-нибудь зелье с таким же эффектом. Или даже… смирился бы с этим, как и раньше закрывая глаза на её синяки и задержки.
«…боюсь, что всё это моя вина…»
А вдруг это и в самом деле его вина? Не могла же Гермиона, с такой страстью признававшаяся ему в своих чувствах, просто так ему изменить? Рон никогда не смог бы узнать этого, не спросив прямо, но рассказать, что он знает о её романе с Малфоем, было равносильно разводу. Как бы ни был он зол на свою жену, он знал точно, что она даже сейчас чувствует себя паршиво, обманывая его, что уйдет, не станет еще больше унижать его, не захочет причинить ему больше боли, оставаясь рядом. А он совсем не хотел потерять Гермиону, даже не представлял, на что будет похожа его жизнь без неё.
И у него отчасти получилось сделать вид, что все по-прежнему, но взгляды, которыми Гермиона порой обменивалась с его сестрой, стали теперь буквально говорящими. Одно радовало – кроме Джинни, казалось, никто ничего не знал. И всё же Рон не мог понять, почему Джинни покрывает его жену - узнай он, что Гарри ей изменяет, он, не задумываясь, размазал бы его по стенке. Неужели женская солидарность сильнее родственной связи?
Недели не прошло, когда вечером, вернувшись с работы, вместо жены он обнаружил дома очередную записку с извинениями. Рон не стал долго размышлять и аппарировал в Дырявый Котел. Паркинсон уже была там с бокалом пива и очередной, далеко не первой сигаретой в тонких пальцах. Она улыбнулась ему, приветственно и горько одновременно, и кивнула на противоположный стул. Он помялся, поймал сочувствующий взгляд Ханны, потом рывком поднял Панси на ноги, смахнул на пол её сигареты и поцеловал её, сильно, даже грубо, показывая ей свою боль и обиду. А она отвечала ему, не обращая внимания на катящиеся по лицу слезы, потому что понимала его, как никто другой, потому что он единственный понимал её.
- И что это было, Ронни, - спросила она, тяжело дыша, когда они оторвались друг от друга. – Око за око?
Рон запустил руку в волосы и тяжело опустился на стул.
- Не знаю, я просто не знаю…
- Всё будет хорошо, Ронни, поверь, - Панси села рядом и положила голову ему на плечо. – Ты привыкнешь со временем, и… и у тебя всегда буду я, ты же не оставишь меня одну? Просто помни об этом.
