Глава 1
*magnum opus (лат.) – дело всей жизни, огромная работа
******************************
У меня наконец-то появился свой кабинет. И это всего через год после прихода на работу в Отдел Тайн.
Я и не рассчитывала, что меня пригласят туда, но верила, что могу заслужить приглашение. Это случилось намного раньше, чем я рассчитывала.
Конечно, многие были недовольны: ведь раньше женщины в Отделе Тайн не работали.
Теперь то, чем я давно хотела заняться, является моей прямой обязанностью.
После падения Волдеморта поиски сбежавших Упивающихся перепоручили как раз Отделу Тайн. ******************************
Мне сначала не хотели подключать к оперативной работе, но, проявив упорство, я все-таки добилась своего.
И тогда мне поручили розыск Люциуса Малфоя. С оговоркой, конечно: сказали, начинай копать, а потом кто-нибудь поопытнее подключится.
И я начала. У меня были более чем веские причины.
Люциуса ищут уже пять лет, и все безрезультатно. Остальных уже выловили.
Почти безрезультатно.
Но я буду искать, пока не найду. Не имеет значения, сколько времени и сил мне на это потребуется.
За Люциусом остался должок, и я заставлю его заплатить.
Проходят месяцы, и кипа бумаг у меня в кабинете все растет.
Множество ящиков, заполненных толстыми папками. Мне нет нужды вновь обращаться к ним – я запоминаю все после первого прочтения.
Но я все-таки предпочитаю их хранить: во-первых, таков установленный порядок, во-вторых, это хоть какое-то свидетельство проделанной работы.
Все его родственники, все знакомые, те, кого удалось установить, были проверены еще в первый послевоенный год , когда были официально разрешены допросы с применением Веритасерума. Безрезультатно. Да и близких родственников у Люциуса почти не осталось .
*****************************
Я не могу назвать Люциуса достойным противником. Не думаю, что он заслуживает такого определения.
Он – моя цель. Моя добыча.
Люциус совершил множество преступлений, будучи приближенным Волдеморта, но единственное, что для меня имеет значение – то, что он убил Рона.
Убил, словно пешку с доски смахнул.
Может, месть – недостойный мотив, и я это признаю, но только так я могу оправдаться перед самой собой за то, что не смогла ничем помочь своему другу.
И еще – при всем моем уважительном отношении к законам, мне иногда приходится их нарушать. Улики, добытые незаконным путем, не могут служить доказательством на суде, но меня это не волнует. Потому что, если все получится как надо, никакого суда не будет.
***************************
Засиделась я сегодня. Да и установленного рабочего времени в нашем отделе нет. Каждый занимается своей работой тогда, когда считает нужным, и когда есть возможность. Даже мне, когда-то ярой стороннице соблюдения правил, такой подход кажется разумным.
Сегодня я должна встретиться в кафе с Джинни.
Поэтому приходится запереть кабинет и поспешно аппарировать.
Вот и кафе. Сквозь его стеклянные двери я вижу сидящую за столиком Джинни.
Она замечает меня и машет рукой.
- Что закажем, Гермиона? – спрашивает она.
- Заказывай сама, на свой вкус, - улыбаюсь я.
Приносят наш заказ, и Джинни с аппетитом принимается за мороженое. Я едва прикасаюсь к своей порции, зато выпиваю две чашки черного кофе.
- Ты совсем ничего не ешь, - упрекает она меня. – Ты давно себя в зеркале видела?
- Сегодня утром, кажется, - отвечаю. Видела, как же, и увиденное мне совершенно не понравилось. Знаю, что выгляжу не лучшим образом: даже самой себе кажусь какой-то невыразительной, как полустертый карандашный рисунок. У меня появились привычки отшельницы: одеваюсь как попало, ем от случая к случаю.
- Гермиона, я много раз тебе это говорила, скажу и сейчас : перестань себя мучить, слышишь? Тебе давно пора вернуться к нормальной жизни.
Осточертели мне эти слова. Джинни я не могу ответить грубостью, не хочу ее расстраивать: она искренне желает мне добра. Но от этого не легче.
- А я и вернулась, - отвечаю.
- Нет, вовсе нет. Я же вижу.
- А я не вижу, - начинаю уже раздражаться, и, чтобы не сказать что-нибудь резкое, принимаюсь зачерпывать ложечкой мороженое и отправлять его в рот.
- Ты гробишь свое здоровье, - говорит Джинни, совершенно не обращая внимания на мои попытки свернуть разговор на неприятную для меня тему, - выбиваешься из сил, совершенно себя не щадишь. Думаешь, хоть для кого-нибудь будет от этого польза?
- Для меня – будет.
- И в чем же она будет заключаться, позволь полюбопытствовать?
- В том, чего ты от меня и добиваешься: я получу свое и вернусь , наконец, к этой самой «нормальной» жизни, - всем своим видом даю понять, что не намерена развивать эту тему.
Мы еще долго болтаем на самые разные темы, старательно обходя скользкие места.
Я, в основном, задаю вопросы (это моя профессиональная привычка), а Джинни отвечает. Сотрудников Отдела Тайн учат вести разговор таким образом, чтобы выудить у собеседника все необходимые сведения, да так, что он бы этого и не заметил. Конечно, я не на работе сейчас, но это умение крайне полезное, к примеру, если хочешь незаметно перевести беседу в другое русло.
Джинни послушно рассказывает мне обо всех последних событиях : их с Гарри дочка уже начала говорить, Фред и Джордж расширяют свой бизнес, и так далее, и тому подобное.
Я рада, что у них с Гарри все хорошо складывается, хоть Джинни и жалуется, что редко его видит. Кроме того, такой поток новостей, изливающийся на меня, помогает создать иллюзию оживленной беседы. Правда, один из участников беседы в основном молчит, лишь иногда подкидывая очередной вопрос, как дрова подкладывают в костер, чтобы огонь не погас.
Наконец, мы прощаемся, вполне довольные друг другом. Кажется, удалось убедить Джинни, что я собираюсь последовать ее советам. А значит, мне удастся избежать очередной порции душеспасительных бесед с Молли, Артуром, близнецами, и даже Гарри, если ему удастся найти брешь в его плотном расписании.
******************************
Конечно, период реабилитации, период возвращения к той пресловутой «нормальной» жизни, у меня несколько затянулся. Пять лет – и правда, слишком долгий срок.
Тогда, пять лет назад, оставшиеся в живых были несколько растеряны, и, может быть, обе стороны чувствовали, что проиграли.
Потом, счистив грязь с одежды и похоронив мертвых, некоторые из нас очутились во власти молчаливого и неотступного чувства вины.
Кто виноват? Война. Но у нее нет лица, поэтому винить приходится только себя.
Но я не собиралась приносить себя в жертву и превращаться в пылающий костер.
Я нашла себе дело, занимаясь которым, могла чувствовать, что приношу пользу. Бездействие означало бы для меня гибель.
Гибель Рона настолько потрясла меня, что я на долгое время утратила веру в справедливость. Фемида слепа, но зато в ее руках – острый меч, а уж кого она им поранит – дело случая.
*****************************
Рано утром, даже не позавтракав, возвращаюсь в свой кабинет.
Задумчиво оглядываю бумаги, разложенные на столе, и стеллажи, полностью уставленные толстыми папками.
Материалов много, и я удосужилась навести в них порядок, чего не сделал мой предшественник.
Теперь все внесено в каталоги. Миллионы букв и цифр, копии протоколов допросов, донесения , отчеты…
Из этого бумажного моря я собираюсь выудить крупную рыбу.
Люциус. Что же я о нем знаю?
Все. И ничего. Воплощенная элегантность. Арктическая холодность.
Иными словами, он слишком необычен, чтобы оставаться незаметным.
Да он никогда и не согласится стать незаметным, так что рано или поздно он проколется. Конечно, он живет под чужим именем и прячется под чужой маской, но когда-нибудь он себя выдаст. Не тот он человек, чтобы в чем-то себе отказывать. Рано или поздно он вернется к старым привычкам.
Он все-таки оставляет следы: какие-то отрывки из донесений сотрудников, занимающихся слежкой, привлекают иногда мое внимание, бывает, при чтении их отчетов моя интуиция делает стойку, словно охотничий пес. Да, Люциус неуловим – пока. Только пока.
Шаг за шагом, пусть медленно, пусть с опозданием, но я смогу повторить весь путь, проделанный им в попытках скрыться. А в конце пути меня будет ждать заслуженная награда.
***************************
И я не стану сразу сообщать начальству, когда буду полностью уверена, что нашла Люциуса.
Он не заслуживает суда, а свой приговор я ему давно уже вынесла.
Осталось только привести его в исполнение.
Может быть, потом, когда все закончится, когда мое желание , наконец, осуществится, я буду сожалеть о содеянном. Возможно, ведь так часто бывает, но такие мысли не приносят утешения.
Fin
