***И плевать нам, что будет завтра, главное, чтоб было еще хуже*
Кровь застыла, пальцы - лед,
Что-то страшное грядет. **
***
Если в большое количество красной краски добавить немного оранжевой, а потом совсем чуть-чуть желтой, то получится как раз цвет волос Лили. Я долго добивался именно такого оттенка, смешивая различные тона. Когда же у меня наконец-то вышло, я был готов разрисовать все стены в спальне, чтобы вечно любоваться им. Хотя в Лили был еще один непередаваемый цвет — её глаза. Они всегда казались разными – то зелеными, как первые побеги ранней весной, то бирюзовыми, как утренний, только затихший после бури океан, то бутылочными с маленькими вкраплениями синевы, как крылья бабочки.
Я любил её, как любят картину — бессмысленно и безумно, без малейшей надежды на что-то большее. Но любил.
Наверное, я захотел написать её портрет, когда увидел её за школой на лужайке, где трава была такого ярко-зеленого цвета, что резало глаза. Но при этом утреннее солнце, чьи лучи только-только неуверенно выглянули сквозь облака, смягчало этот цвет до окраски первых почек.
Это было поздней весной, когда на улице установилась как раз такая погода, что уходить со свежего воздуха совсем не хотелось. Лили пользовалась этим вовсю — прибегала на лужайку сразу после уроков в учебные дни или с утра в выходные и уходила, лишь когда солнце скрывалось и читать книги становилось совершенно невозможно.
Она всегда сидела в одном и том же месте. За теплицами, если пройти вдоль озера, была прелестная маленькая поляна, скрытая деревьями. Впервые я увидел её там случайно. Хотя вру: я проследил за Лили и очень долго стоял и наблюдал, как она читает. После этого я приходил туда ежедневно. Бывали дни, когда она появлялась там с Поттером. В таких случаях я сразу уходил, потому что не хотел видеть, как они сидят, обнявшись или, что ещё хуже, целуясь. Я всегда предпочитал думать, что она ни с кем не встречается.
Сегодня, подсматривая за ней, я очень неудачно переступил с ноги на ногу, и сухая ветка с громким хрустом разломилась под подошвой. От шума с соседнего куста стайка маленьких птиц испуганно ринулась в небо. Лили дёрнулась, резко вскочила и, выхватив палочку, нацелилась в противоположную от меня сторону.
— Кто здесь? — в голосе звучала небольшая паника, а рука с палочкой мелко подрагивала и металась то в одну, то в другую сторону.
— Эванс! Если бы тебя хотели убить, то не испытали бы никаких трудностей, у тебя отвратительная реакция.
Ну зачем, зачем я так сказал? Почему я не мог разговаривать с ней нормально, как она со мной?! Почему я постоянно пытался её унизить? Я до крови прикусил губу, чтобы хоть как-то наказать себя за очередную пакость, сказанную Лили.
— Северус? — она смотрела с недоверием, но палочку всё же опустила. — Что ты здесь делаешь?
— За тобой слежу, — я постарался сделать так, чтобы произнесённая фраза прозвучала с большой иронией.
— Не смешно, Северус! — она кинула на меня гневный взгляд и снова уселась на траву читать. Я опять всё испортил. Настроение сразу упало.
— Эванс! — она вздрогнула и подняла на меня глаза. — Лили, я бы хотел тебя нарисовать, — буквы сложились совсем не в те слова, что я хотел, но удержать их внутри было невозможно.
— Извини, что? — такое ошарашенное лицо, наверное, никто и никогда не видел. Я бы мог даже возгордиться, если бы только не чувство неловкости, гложущее изнутри. — Северус?
Мое лицо покрылось ярко-алыми, наверняка, некрасивыми пятнами. Я совершенно не знал, что делать, и ощущал себя полнейшим дураком. Молчание затягивалось и начинало давить на нервы; кончики пальцев почему-то онемели. Хотелось скрыться отсюда как можно быстрее или провалиться сквозь землю — для надежности, чтобы потом не было причины издеваться надо мной ещё больше.
— Это было бы здорово. Нет, правда, здорово. Всегда мечтала увидеть свой портрет, — она улыбнулась, и мир мгновенно стал как-то светлее, заставив схлынуть жар с моих щек. — Где ты хочешь меня нарисовать?
— Я… я бы хотел здесь, на этой лужайке. Ты очень органично на ней смотришься.
Что за бред я нес?! Какое, к чёрту, «органично»?! Можно было придумать тысячу, нет, миллионы причин, почему именно здесь я хочу её рисовать. Но нет, всё, что пришло мне на ум, – «органично». Неужели я так никогда и не научусь нормально разговаривать с этой девушкой? Судьба даёт мне такой потрясающий и, возможно, единственный шанс, чтобы хоть как-то проявить себя. А я одним словом мог свести всё на нет. Мысли метались в голове, сталкиваясь и разбиваясь вдребезги; мозг лихорадочно работал, пытаясь придумать, что сможет исправить ситуацию.
— Мне просто нравится, как тут свет ложится. — Я мысленно застонал от своего нелепого объяснения.
— Хорошо, тогда, может, встретимся здесь завтра? Во сколько? — Лили широко улыбнулась и начала собирать разбросанные по земле книги в сумку.
— Завтра с утра. Часов в восемь.
— Хорошо. Как скажешь. — Лили уже была готова повернуться, чтобы уйти, как внезапно хитро усмехнулась и добавила: — Мастер.
***
Я пришел на назначенное место гораздо раньше положенного времени — в воздухе витал холодок, а от озера тянуло влажностью и томным ароматом тины. Удивительно, но чем ближе был восход солнца, тем меньше я чувствовал неприятный запах, исходивший от воды. Сейчас трава, поблёскивая от росы, была такого некрасивого, унылого серо-зелёного цвета, что хотелось взять одну из моих красок и разлить вокруг, чтобы немного расцветить природу.
Не знаю как, но мне кажется, я заснул на пару часов, потому что, открыв глаза, увидел, что солнце поднялось достаточно высоко, чтобы осветить местность на много миль. Трава стала насыщенного изумрудного цвета, а небо — таким синим, что взглянуть на него спросонья оказалось невозможным.
Лили подошла через несколько минут после моего странного пробуждения и нерешительно остановилась сбоку. Сейчас она была особенно очаровательна — немного заспанная, с небольшим отпечатком подушки на щеке и растрепанными волосами.
— Доброе утро, Северус. Я… извини, немного проспала, — Лили стояла, переступая с ноги на ногу и пытаясь пригладить прическу.
— Я другого и не ожидал, Эванс. — Она вспыхнула и опустила глаза. — Что ты там стоишь?
Лили неуверенно приблизилась и стала рядом со мной. От неё очень приятно пахло — яблоками и корицей. Причем зелёными яблоками — сладковатыми, но с небольшой кислинкой, которая придает им такой незабываемый пикантный вкус.
— Ты никогда не говорил, что рисуешь.
— А ты никогда не спрашивала.
— И правда, не спрашивала.
Разговор явно не клеился, и, как это исправить, было неясно. Лили стояла, скрестив ноги и сцепив руки в замок.
— Ты располагайся как обычно. Хочешь — читай, хочешь — пиши, хочешь… в общем, занимайся тем, что придёт в голову. А я буду рисовать. Хорошо? — слова давались с трудом, приходилось просто выплевывать их изо рта, как выплевывают уже невкусную приевшуюся жвачку.
— Я… да, конечно, — Лили неуклюже начала крутиться на месте, не зная, как ей сесть.
Я, скорее для вида закатив глаза, поднялся и отошёл, давая ей время собраться с мыслями. Наконец-то Лили села на траву в довольно неестественную позу и достала книгу. Ей было явно неудобно, но она с забавным мужеством пыталась с этим справиться. Не удержавшись, я хмыкнул, что вызвало раздраженный взгляд с её стороны. Сел неподалеку и взял в руки кисть. Было непривычно и странно — до этого я решался рисовать, лишь закрывшись в какой-нибудь пустой комнате или аудитории, подальше ото всех. И уж тем более я никогда не писал живых людей с натуры.
Лили, чуть хмурясь, села в очередную «неудобную» позу и пролистала несколько страниц принесённой с собой книжки.
— Расслабься. Ты так серьёзно держишься, будто от этого зависит вся твоя жизнь. — Я вздохнул и сделал первый мазок на пробу.
— Я… я просто неловко себя чувствую, — голос чуть подрагивал то ли от неуверенности, то ли от гнева и раздражения.
— Что ты читаешь?
— «Трое в лодке, не считая собаки», — довольно тихо.
— Что? — вот уж о чем никогда не слышал.
— Это маггловская книжка. Там про трех англичан, отправившихся в путешествие по Темзе, и про маленькую собачку, — ещё тише. Приходилось напрягать слух, чтобы расслышать хоть что-нибудь.
— Читай вслух, — иногда всё же удаётся сказать именно то, что хочешь.
—
Странное дело: стоит мне прочесть объявление о каком-нибудь патентованном средстве, как я прихожу к выводу, что страдаю той самой болезнью, о которой идёт речь, причем в наиопаснейшей форме. Во всех случаях описываемые симптомы точно совпадают с моими ощущениями… — начала Лили, и я невольно улыбнулся.
Спустя некоторое время она полностью расслабилась и сидела, подогнув под себя ноги ко мне лицом. За её спиной в утреннем солнце маленькими звездочками сверкало озеро. Некоторые лучики путались и терялись в её волосах, создавая вокруг головы красноватый ореол.
***
С Лили мы виделись почти каждый день. И каждый день начинался с усаживания в нелепую, картинную позу и попыток расслабиться. Всё чаще я стал замечать, что она смотрит куда-то в сторону и вздрагивает от любого шума. Наверняка боялась, что кто-то случайно забредёт сюда и увидит нас вместе.
Обидно.
Я готов был на все ради этой девушки, а она…. Но я так и не научился показывать ей свои чувства и продолжал грубо отвечать ей в коридорах школы, за что потом корил себя всем, чем только мог.
В мыслях я упорно называл наши встречи свиданиями. Хотя таковыми они, конечно же, не были. Если бы я решил написать на холсте наши встречи, они бы были серыми, с маленькими яркими всплесками цвета её волос.
Не знаю, как я на это решился, но однажды я прокрался в кабинет профессора зелий и выкрал немного Оборотного зелья. Так, чтобы было незаметно, но и хватило на час.
Я стоял перед зеркалом в туалете и неуверенно покачивал стаканом с зельем. Не так-то просто решиться на такое. Но, говорят, попытка не пытка. Я бросил тёмный короткий волос в снадобье и залпом выпил его.
***
Благодаря нашим
свиданиям картина была почти готова — мне уже не требовалось присутствия Лили, но я упорно находил что-то, требующее доработки, и, соответственно, новых…
свиданий.
Лили беззаботно болтала ногами в воздухе, лежа на животе, и, иногда отвлекаясь от текста, срывала травинки и очень внимательно, насупясь, их рассматривала. Её обычно распущенные волосы сейчас неаккуратно были убраны и заколоты карандашом. Это было, кстати, еще одно её отличие от остальных студентов. Пером и чернилами она писала только в классе и в заданных эссе. Всё остальное — простыми карандашами, которые в огромных количествах привозила из маггловских магазинов.
Она долго не замечала меня, увлечённая очередной травинкой, но потом, нахмурившись и выкинув поникшую зелень, подняла голову. Её лицо засветилось таким счастьем, что оно, расходясь волнами, расцвечивало всё вокруг в яркие, ещё более сочные и насыщенные цвета.
— Джеймс! — Лили кинулась ко мне и упала в объятья. Карандаш выпал из её волос, а я только и мог, что стоять, крепко прижимая её к себе и неуверенно поглаживая по волосам. Когда наши мечты вдруг становятся явью, обычно не знаешь, что делать, оказываешься неподготовленным. Это происходит так внезапно — раз — и вот оно! Волшебство и счастье. Первое мгновение я не мог поверить, что ко мне прижимается такое желанное, всегда казавшееся недоступным.
Лили Эванс была удивительной девушкой.
— Джеймс, наконец-то ты пришел! — она немного отстранилась и легонько прикоснулась своими губами к моим.
Нет, не к моим. К губам Джеймса Поттера, в которого я превратился, выпив Оборотное зелье.
Но за то мгновение счастья, которое я испытал во время её прикосновения, я готов был отдать полжизни. А губы были по вкусу, как яблоки, которыми от неё пахло.
С тех пор зелёные яблоки — мои любимые, я могу есть их бесконечно, хотя больше всего мне нравится просто держать их в руке, чувствуя лёгкий запах, исходящий от душистой кожицы.
— Джеймс, пойдём к озеру — там такое… — и Лили, нежно взяв меня под руку, потащила к воде.
И действительно, по водной глади плавали два лебедя, с такими белыми перьями, каким не бывает даже первый выпавший снег. Откуда они появились, осталось загадкой — может быть, сбились с пути и случайно залетели сюда, а может быть, кто-то из учеников просто практиковался в магии.
Лили присела у самого края берега и провела рукой по поверхности озера. От её прикосновения по воде пошли круги, которые становились все шире и шире, пока не столкнулись с лебедями. Птицы, не обратив на это никакого внимания, то ли гладили друг друга клювами, то ли выщипывали перья. Внезапно Лили резко повернулась ко мне и, чуть покраснев, сказала то, о чем я так долго мечтал. То, что снилось мне каждую ночь.
— Я люблю тебя, — но потом она добавила то, что убило всю сказочность момента: — Я очень тебя люблю,
Джеймс.
Это было как снег на голову.
Как удар молнии.
Как то унижение, которое я испытал на пятом курсе по вине Джеймса Поттера…
Я резко вскочил на ноги и выдернул ладонь из руки Лили.
— Джеймс?! Что-то случилось? Я… я не понимаю, ты куда?! — Лили взволнованно на меня смотрела снизу вверх и пыталась дотянуться до меня рукой, неуверенно улыбаясь. — Джеймс?!
Я пробормотал что-то и начал пятиться назад, не смея повернуться спиной.
— Джеймс? — уже не удивленно, а испуганно. — Джеймс, пожалуйста, постой. — Лили попыталась подняться на ноги, и это дало мне небольшое преимущество, которым я тут же воспользовался, развернувшись и убежав.
Мерлин, на что я надеялся, поступив так?! Чего добивался?! Я смотрел на себя в зеркало и видел лишь маленького мальчика, который совершил самый ужасный поступок в своей жизни.
Лили.
Я любил даже её имя.
***
У нас был последний день встречи. И я до сих пор не до конца отошёл от своей дурной выходки.
Мы встретились в старой части замка, в аудитории, где годами складировались ненужные парты, стулья и доски. Было очень пыльно и неуютно, поэтому я решил, что это идеальное место для нашего последнего
свидания.
Когда я пришел, Лили уже была там и стояла около грязного окна, выводя на нем замысловатые узоры.
— Эванс?
Она вздрогнула и прочертила дорожку на стекле, стерев все предыдущие рисунки.
— Я никогда не умела рисовать, хотя иногда жалею об этом. Наверное, это здорово — уметь переносить свои эмоции на холст. Ты закончил? Покажи мне, пожалуйста. — Она медленно повернулась ко мне и прислонилась спиной к грязному подоконнику.
Я молча подошёл и положил полотно на пыльный стол, сняв ткань.
— Странно, твоя картина не живая. А я всегда мечтала увидеть, как бы я двигалась на портрете. Мне кажется, это так... — она запнулась, подыскивая слово, — волшебно. — Она легонько, будто испугавшись, провела пальцами по холсту, еле касаясь себя — нарисованной и застывшей.
Я смотрел на неё со стороны и понимал, что больше никогда не увижу её так близко; я упивался каждой чёрточкой лица, каждым лучиком солнца, затерявшимся в её волосах. Я был безумно рад, что она не попросила взять портрет себе — я бы не смог отказать, но лишился бы части себя. И да, я был рад, что картина не двигается и не может разговаривать, потому что это давало простор моей памяти, помнившей каждый миг, проведенный с ней, и воображению, рисовавшему будущее, в котором мы могли бы быть вместе.
— Лили… Я давно хотел сказать, что… — язык отказывался произносить это слово. Люблю. Слишком сложно, слишком страшно сказать это вслух человеку, от которого без ума столько лет, слишком некрасивым и ненужным я ощущал себя для этого безупречного слова.
Лили обернулась и посмотрела на меня через плечо своими удивительными глазами. Сейчас по цвету они больше напоминали листья одуванчика, на которые падает солнечный свет через их желтые шапочки, придавая им особое очарование.
— Я знаю, Северус, — она грустно улыбнулась и, кинув прощальный взгляд, ушла, оставив после себя незабываемый запах зелёных яблок и корицы.
После этого я больше никогда не брал в руки кисть.
*конец*
Спасибо чудесной котику-енотику, которая отбетила фик.
* "Рассказики под экстази. Текст не по моде". Фредерик Бегбедер.
** Шекспир.
