Глава 1Нето приквел, не то "вбоквел" к "Вечеру трудного дня".
Специально для Rogol, который спрашивал, куда я подевал Джинни. А вот куда...
…Узкая ладошка, уютно устроившаяся в руке юноши, была теплой, нежной и удивительно живой. Ее хозяйка, молодая женщина с чуточку растрепавшимися волосами агрессивно-розового цвета, приподнялась на локте, жадно ловя каждое слово собеседника.
- …А сегодняшнее заседание суда – даже не знаю, стоит ли рассказывать. Все как всегда: адвокаты крутят и путают, прокурор рычит, подсудимые-Смертожоры бьют себя пяткой в грудь с воплями «Не виноватый я!»… Угораздило же меня ляпнуть в свое время про «правосудие для каждого и справедливость для всех»! Веритасерум уходит ведрами, от Думосбросов голова болит… не хочу. Ладно хоть сегодня закончили чуть ли не на час раньше обычного.
- Говори, Гарри, говори, - попросила Тонкс. – Мне правда интересно.
- В самом деле это было противно, Дора. Даже со стороны смотреть – словно террариум или банка с пауками. Копошатся, карабкаются наружу и пытаются сожрать друг друга…
- Я знаю. Не забывай, я все-таки аврор, и судов в свое время насмотрелась выше крыши. На последнем курсе Академии нас в качестве практики водили на заседания. Один только процесс Каркарова чего стоил… бр-р-р!
- Я видел. Залез однажды в Думосброс Дамблдора...
- Ух ты! Правда? Значит, ты мог там видеть и меня. Мы стояли в оцеплении, вдоль стен зала. А когда Каркаров назвал имя Крауча-младшего, тот бросился на него, а мы все стоим, как бладжером стукнутые, все инструкции разом из головы повылетали… Грюм нам потом таких горячих выдал – портреты на стенах краснели!
- О да, он может! Кстати, он ведь жив остался. Разбился, конечно, переломал все, что мог, и еще столько же, Недреманное Око свое потерял… Потом полгода отлеживался в одной магловской больнице. Как он от местной полиции отбрехался – отдельная тема. Сейчас он внештатный консультант Аврората, ходит в стальном корсете, громыхает, как Железный Дровосек…
- Как кто?
- Ну… сказка есть такая. «Волшебник страны Оз» называется.
- Ни разу не слышала.
- О Мерлин и Моргана! Ну что тетя Энди тебе ее не читала, я понять еще могу – древнейшее и благороднейшее семейство Блэков, и все такое, но Тед Тонкс-старший... Какого удовольствия тебя в детстве лишили! Так. Эту несправедливость нужно срочно исправить. Когда ты проснешься…
- Если, Гарри, если, а не когда, - Тонкс поникла головой, улыбка ее угасла.
- Эй, солнце, а ну выше носик! Когда ты проснешься, я буду читать сказки вам обоим.
«Матушку-Гусыню», «Страну Оз», а когда Тедди заснет, - Гарри ухмыльнулся и подмигнул, - когда заснет – что-нибудь хулиганское из Роберта Бернса.
- Обещаешь, обещаешь… Сказочник. Бард Бидль-младший. И вообще – что за немытые намеки приличной женщине?
- А вот и неправда! Я их, может быть, целый час в раковине полоскал – «Эванеско» же на намеки не действует…
- Трепло ты. Такой был серьезный, сосредоточенный – одним словом, весь из себя герой. А теперь… И где только научился?
- Учительница хорошая попалась.
- Это кто? А ну, колись! Миа или Джинни? Или ты еще кого-то завел втихаря?
- В точку. Ты ее даже видела пару раз. В зеркале по утрам.
- Нахал! Я краснею, - волосы Тонкс приняли насыщенный редисочный цвет, глаза из-под челки весело сверкнули. – Честное слово, я уже начинаю жалеть, что не родилась хотя бы года на три позже… Как там маленький?
- Растет маленький. Уже ходить пытается. Зубки начали резаться – так он теперь весь мир на зуб норовит попробовать… - Гарри замялся на мгновение, почувствовав, что поток ассоциаций уводит и его, и собеседницу не в самом приятном направлении. – А так прелесть что за мальчишка. Твоими способностями пользуется вовсю…
- В смысле, не может миновать стул или там вазу, чтобы не опрокинуть невзначай?
- Ну… не без этого, само собой. У нас с тетей Энди «Репаро» уже и невербально, и без палочки получается на раз-два-три… Тьфу, я не это имел в виду! Способности метаморфа, конечно! Цвет волос меняет поминутно, и, похоже, пытается так общаться. Тетя Энди уже по оттенкам научилась определять, чего ему хочется, в каком он настроении… Ну, у нее-то он постоянно перед глазами. Семафорит вовсю. Вот ты смогла бы цветом волос сказать «Я тебя люблю»?
- Не знаю… Но идея интересная, надо попробовать!
- Ну вот. А он может! А что он со своей мордахой вытворяет – неописуемо! Представляешь мою физиономию – разве что без очков – у годовалого младенца? Или Сириуса, во всей мародерской красе, с кудрями до плеч, усами и недельной щетиной!
- А где он Сириуса мог видеть?
- Разве я не рассказывал? Тетя Энди еще в прошлом году заказала его портрет этому… как его… он еще давным-давно одному лорду-маглу написал портрет, который старел вместо него… а, вспомнил, Баззу Холлуорду! Но тогда, сама помнишь, такое в стране творилось, что не до живописи было. А где-то месяца через два после штурма Хогвартса на Гриммо 12 прислали портрет. Так на нем крестный – не то пират, не то благородный разбойник образца века этак восемнадцатого, в камзоле, треуголке с пером… и Пэддифут у ног. Сириус, помню, еще жалел, что старик Холлуорд автопортретов не пишет.
- Почему? – Тонкс задумалась на миг, затем хитро улыбнулась. – Ах, вот в чем дело! Грозился, наверное, пробраться к нему…
- Точно! И морду набить за то, что жизнь у него теперь не жизнь, а так – подглядывание в замочную скважину с того света. А потом спереть с какого-нибудь натюрморта графин вина покрепче и упоить до розовых фестралов – в благодарность за то, что хоть такая жизнь теперь есть… ой, прости, Дора!
- За что? Я все-таки в лучшем положении, чем дядюшка. Он почти весь
там, а я наоборот – почти
здесь. И, насколько я тебя, гриффиндорца упрямого, знаю, ты не отступишься, все способы перепробуешь, чтобы я… Постой-ка! – женщина грозно сдвинула брови, а волосы ее приняли непроницаемо-черный цвет. – А ну признавайся, пробовал уже метод принцессы Дикой Розы?
Гарри густо залился краской и отвел глаза.
- Так-так… - протянула Тонкс. – Воспользовался, значит, беспомощностью бедной леди. Ну все, мистер Поттер, дай только мне проснуться!.. – несмотря на угрожающее выражение лица, глаза искрились смехом.
- И что?
- Не забудь напомнить мне, что я задолжала тебе пару пощечин. А потом… - Тонкс, уже не сдерживаясь, улыбалась до ушей.
- Ой, боюсь-боюсь! Лучше не говори!
- И не скажу! Бе-е-е! – Тонкс высунула язык, длинный и розовый. – Мучайся теперь эротическими кошмарами!
- И эта почтенная супруга и добродетельная мать еще обзывает меня нахалом… А вот не буду мучиться – наслаждаться буду!
Когда оба отхохотались, Гарри посерьезнел и придвинулся чуть ближе, не выпуская руки женщины.
- Знаешь, Дора… Только ты не обижайся, ладно? Я ведь до сих пор не до конца верю, что это все взаправду, а проверить боюсь. Вот и распустил язык…
- А вот на это и в самом деле можно обидеться. Только не за то, о чем ты подумал. Поверь и запомни накрепко: пока ты со мной, пока мы разговариваем, пока ты держишь меня за руку – я живая. По-настоящему живая. И это здорово, что ты не скрываешь своих чувств, не лицемеришь и не врешь.
- Я никогда не стал бы тебе врать и обижать тебя, Дора. И никому на свете не позволю.
- Гарри, - Тонкс нервно сглотнула, отвела взгляд, часто заморгав, - не надо. Я же сейчас расплачусь. Никогда сентиментальной не была, а тут… Ну, иди. Иди! Поцелуй от меня Тедди и маму. И обязательно возвращайся завтра. Поболтаем…
- Обязательно. До завтра!
- До завтра… Да, и если хочешь, - голос Тонкс дрогнул, но она справилась с собой и чуть заметно улыбнулась, - можешь поцеловать и меня. Но смотри – в щечку, и не более того! Я надеюсь, что вы, мистер Поттер, истинный джентльмен, и не позволите себе лишнего!
- Дора!
- Да ладно тебе оскорбленную невинность изображать! Я тебе доверяю. Ну, до скорого!
И Тонкс первая разжала пальцы.
***
Момент разрыва, как всегда, был мучителен. С ощущением сосущей пустоты внутри Гарри осторожно уложил мягкую безвольную руку Тонкс поверх одеяла, рассеянным взглядом окинул маленькую одноместную палату. Все было как прежде: белая, сверкающая неживой чистотой одноместная палата, окно с фальшивым видом на лондонскую улицу, задернутое шторой, прикроватная тумбочка с тремя белыми лилиями в вазе, столик, уставленный пузырьками с разнообразными снадобьями… только молодая женщина, лежащая на специальной «анатомической» кровати, была абсолютно неподвижна. Бледное лицо обрамляли аккуратно расчесанные волнистые волосы неожиданного розового цвета – единственное яркое пятно в стерильной белизне. Матрас почти не проминался под тоненьким стройным телом; редко-редко тонкое одеяло чуть заметно натягивалось на груди, когда пациентка делала медленный вдох. Она пребывала в таком состоянии уже более полугода – с тех самых пор, когда на следующее утро после битвы за Хогвартс Гермиона обнаружила, что Смертельное Проклятие, поразившее Тонкс и Люпина, почему-то пощадило молодую авроршу, хотя ее муж погиб окончательно и бесповоротно. Целители делали все возможное, чтобы вывести Тонкс из комы, но пока ни на йоту не продвинулись в своих стараниях.
Гарри неохотно поднялся со стула, подтянул неизвестно зачем одеяло, - ворот больничной сорочки чуть раскрылся, обнажив ключицу и, чуть ниже, тонкий зигзаг шрама, близнеца того, что пересекал его лоб над правой бровью, - и, не удержавшись, коснулся губами щеки Тонкс.
- Вот видишь, Дора, слово я держу, - прошептал юноша и покинул палату, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Если бы кто-нибудь из целителей заглянул сейчас в лицо молодого человека, неторопливо идущего по коридору пятого этажа госпиталя Сент-Мунго, то, пожалуй, подумал бы, что пора искать палату для очередного пациента: с таким лицом, немного печальным, но в то же время словно светящимся изнутри, из отделения для безнадежных больных не выходят. Судя по рассеянному взгляду, посетитель пребывал сейчас душой в неких неведомых далях, не имеющих ничего общего с «здесь и сейчас».
Однако коридор был пуст. Дежурная-ординатор за столиком машинально отметила в журнале уход посетителя и вернулась к пухлому томику «Йети Йоркшира» (о том, что автор сего эпохального бестселлера пребывает здесь же, буквально за стенкой, и успел украсить автографами все салфетки и носовые платки, распространяться было как-то не принято).
Гарри вызвал лифт. Как всегда после разговора с Тонкс – пусть странного, почти нереального – на душе было удивительно легко. Входя в кабинку, юноша заметил краем глаза, что двери соседнего лифта открылись, и из него вышла высокая статная молодая женщина, скорее даже девушка, в дорогой мантии. Медно-рыжие волосы удивительно знакомого оттенка рассыпались по плечам. Не удостоив дежурную вниманием, новая посетительница уверенно устремилась в направлении отделения, которое Гарри только что покинул. «Интересно, к кому она? – подумал Гарри мимоходом. – Я же за лето и осень почти всех посетителей наизусть выучил. «Фениксов» и мракоборцев навещают только свои – коллеги и родня, но для них рановато… Да и не из наших она, судя по мантии – у аврората не те доходы. Старика Эбернети иногда навещает внучатая племянница, вернее, проверяет, стервочка, не отдал ли концы обожаемый родственник, а значит, не пора ли вступать в права наследства… нет, не она. Стелла тоже рыжая, но посветлее. Тогда к кому? Неужели к Локхарту за автографом?» Гарри усмехнулся, провожая девушку взглядом. «Вот сейчас, через две двери…»
Гостья миновала палату незадачливого экс-преподавателя ЗОТИ и устремилась дальше.
«Все страньше и чудесатей… - течение мыслей, поначалу ленивое, внезапно ускорилось. Накатило ощущение неясной тревоги. – Не к Локхарту… Не к Эбернети… Дальше лежат инвалиды войны. Девочка явно торопится… такие мантии надо уметь носить, а ей явно в новинку… торопится… нет в ней аристократического лоска, а дорогущая мантия есть. И походка какая знакомая… в «Холихэдских Гарпиях» подъемные немаленькие… Джинни! ЧЕРТ!!!»
Девушка завернула за угол. Дверцы лифта начали закрываться. Гарри в полной растерянности схватился было за палочку, потом, два раза промахнувшись, нажал-таки кнопку «стоп» и, как только дверцы вновь разъехались на достаточное расстояние, рванулся по коридору обратно. О том, что в нужную палату можно было бы аппарировать, юноша даже не вспомнил.
В двух шагах от двери Гарри услышал, как знакомый голос произнес: «Люмос Максима!», а затем из щели между неплотно прикрытых створок полыхнула короткая ослепительно-белая вспышка. Юноша распахнул дверь и ворвался в палату. При его появлении Джинни Уизли – а это оказалась именно она – вскрикнула и отпрянула от постели Тонкс, держа в правой руке палочку, а в левой – откупоренный пузырек с каким-то зельем.
Действуя на чистом инстинкте, Гарри мгновенно призвал к себе злополучный пузырек. Пальцы девушки сжались, но поймали только воздух. В ответ на яростный взгляд Джинни выпрямилась и попыталась улыбнуться – вышло вымученно и криво, точно при зубной боли.
- Гарри? Честное слово, это не то, что ты думаешь!..
- Интересное дело… Откуда ты знаешь, что я думаю, Джин? Я ведь и сам пока не знаю, что думать… - Гарри поднес к лицу флакон, осторожно потянул носом. Поморщился – содержимое отчетливо пахло жженым миндалем. – Забавно… Ну-ка, что тут у нас? Эликсир Ахарата, - прочитал он на желтоватой полоске пергаментного ярлыка. – Укрепляющее, сильнодействующее, показано к применению в случае обширных травм для экстренного восстановления магической энергии, а также для поддержания жизненного уровня таковой у больных в состоянии магической комы, кататонии, летаргии и иных подобных состояний… Внимание! Беречь от прямого солнечного света, продукты разложения чрезвычайно ядовиты. Так… Еще забавней. А «Люмос Максима» ты, вероятно, применила, чтобы прочитать рецепт. Еще бы – какие буквы мелкие… Экспеллиармус!
- Гарри, ты что?! Ты в своем уме? Верни палочку, сейчас же! – завизжала Джинни, но тут же сменила тон. – Ну пожалуйста! Это же я, Гарри! Я! Твоя Джинни…
- И я тебе верю… И что мне теперь думать прикажешь? Ты превращаешь укрепляющее лекарство в смертельный яд, подносишь флакон ко рту совершенно беспомощной женщины, матери моего крестника… Я не буду спрашивать, откуда ты узнала о свойствах Ахарата – читать нас всех учили. Не буду спрашивать, придумала ты это заранее или прямо сейчас. Это по большому счету не так важно. Меня интересует одно: зачем? Чем тебе помешала Тонкс?
- Зачем, тебе хочется знать?! – Джинни шагнула навстречу Гарри и остановилась, уперев руки в бока. Сейчас она как никогда была похожа на свою мать. – Думаешь, я не вижу, что происходит? Ты застрял в прошлом, Гарри Поттер! Ты словно в шорах, и не желаешь видеть никого и ничего, кроме того, что хочешь видеть! То ты в суде, то у Андромеды, то здесь… Ты бы и ночевал здесь, если бы целители позволили! А о том, что у тебя есть друзья, которые беспокоятся о тебе, о том, что у тебя есть невеста, ты забыл? Да если бы не Тонкс, мы бы еще полгода назад поженились! Ты – мой, Гарри Поттер, и только мой! Я никому, слышишь, никому не позволю стоять между нами!
- Я дал клятву, Джинни, если помнишь.
- Да плевать я хотела на твою клятву! Ты так возишься с Тедди, словно он – твой ребенок, а не Люпина! А я хочу, чтобы дети были у нас с тобой! Наши, понятно тебе?! Андромеда справится и без твоей помощи, а Тонкс все равно уже не жилец. И, если хочешь знать, ей ничем не поможешь, так все целители говорят! Лучше бы ей было умереть сразу, чем вот так мучиться… Эй, ты что?! Что ты де…
Девушка, беззвучно разевая рот, отшатнулась и села мимо стула. Гарри с закаменевшим лицом нависал над ней, и на конце его палочки мерцала зловещая красная искра. Дохнуло холодом; тревожно задребезжали пузырьки и флакончики с зельями на столике, сорвался с гвоздя пейзаж в раме, лопнула вазочка с букетом лилий… Джинни съежилась, пытаясь закрыться руками. Гарри заговорил, тихо и отчетливо:
- Отличная была речь. Если бы не флакон с отравой, я бы даже поверил. А теперь вот что. Война давно закончилась. Дамблдор и Волдеморт мертвы. И мы давно не дети. А это значит, что я сам волен выбирать, как, где, и главное, с кем мне жить. Никто больше не будет решать это за меня. А если ты рассматриваешь меня, как престижный трофей, главный приз или законную добычу – мне тебя жаль. Я такого мнения не разделяю.
И вот еще. Если бы не это, - Гарри поднял темный флакон, - я предложил бы тебе мирно разойтись и остаться друзьями. Но сейчас… Тебя извиняет только одно: ты все же не успела стать убийцей. А теперь уходи. Да… Фините Инкантатем! А палочку твою я оставлю у охранников Министерства. Завтра, если не забыла, слушается дело Кэрроу, а ты – свидетель обвинения.
Джинни с трудом поднялась на ноги, багровая от ярости. Гарри держался между ней и Тонкс, пока девушка медленно отступала к двери. Однако стоило ей коснуться дверной ручки, Джинни словно прорвало:
- Ты! Урод шрамоголовый! Думаешь, Темного Лорда завалил, так теперь все можно?! Я-то, дура, ждала его, надеялась… а он сбежал! Нас в школе Пожиратели Смерти целый год с дерьмом смешивали, а он в это время прятал свою задницу по лесам, вместе с этой долбаной заучкой и моим придурочным братцем! Может, поделишься, чем вы там втроем занимались?! Потом вернулся, весь из себя герой, и что в конце концов? Я тебя любила, сволочь, а ты предпочел мне, нормальной живой девушке, эту… это… этого хамелеона полудохлого! Ну и живи с ней, и трахай ее во все дыры, она тебе ни слова против не скажет! Ты ведь этого хотел, да?!
- Все сказала? – поинтересовался Гарри ровно, когда словоизвержение иссякло.
- Да! Правда глаза колет?
- Тогда пошла вон, - ответил Гарри скучным голосом.
- Чего?..
- Пошла вон. И чтобы я больше тебя не видел. Особенно здесь. Иначе…
- Иначе что? В суд на меня подашь? Все равно ничего не докажешь! Я – герой войны, кавалер Мерлина Второй степени, и ничего мне не будет! Ну давай, герой с дырой, что ты мне сделаешь?!
- Пристрою по соседству с Локхартом. Шутки кончились, Джинни. Считаю до трех…
- Ты не посмеешь!
Вместо ответа Гарри занес палочку над головой. Поймав его взгляд, Джинни с отчаянным визгом вылетела в коридор. Голубоватая молния заклятия ударила в стену и растаяла в ней без следа.
Гарри на ватных ногах вышел в коридор и обессилено опустился на корточки, привалившись спиной к стене. В голове было гулко и пусто.
Из оцепенения Поттера вывел звук знакомых шагов и голос:
- Эй, Гарри! Дружище, да что с тобой?
Гарри с неохотой открыл глаза. Над ним склонился Рон, небритый и пахнущий огневиски, и его веснушчатая физиономия выражала крайнюю степень удивления:
- Что у вас тут творится? Джинни мимо меня, как бешеный бладжер, пролетела – вся растрепанная, в слезах… Надеюсь, с Тонкс все в порядке?
Последняя фраза – неуловимо странная, сказанная небрежно и невпопад, - заставила Гарри встрепенуться. Он легко поднялся на ноги, проигнорировав заботливо протянутую руку, и пристально вгляделся в лицо приятеля. Тот занервничал, опустил глаза. Болезненно обострившейся интуиции Гарри этого было достаточно. «Рон что-то знает… нет, не так, - поправил Гарри сам себя, видя, что рыжий дылда украдкой бросил взгляд на приоткрытую дверь палаты и снова опустил глаза, изучая трещины в истертых мраморных плитках пола. – Он знает все».
- Да… дружище, - привычное обращение вдруг встало поперек горла. – С Тонкс все в порядке. А почему ты спрашиваешь?
- Ну как это почему? – Рон то краснел, то бледнел, то шел пятнами, причем с такой скоростью, что Гарри готов был заподозрить в нем открывшиеся способности метаморфа. – Джинни в последнее время сама не своя. Тренировки пропускает, своими истериками всех уже достала, и маму, и Билла с Флер, и близнецов даже, жалуется по сто раз на дню, что ты ее забыл совсем, забросил, что она, мол, тебе надоела… нехорошо это, дружище, я сестренку обижать никому не позволю, хоть ты мне и друг, но все равно… Ведь полгода уже прошло, а ты все тянешь, а она тебя любит, уже ведь и о помолвке договорились, если бы еще не процесс этот, и не торжества эти дурацкие…
Рон продолжал бубнить, все больше запутываясь в словах, пока не умолк окончательно, встретившись глазами со взглядом Гарри, полным холодного брезгливого любопытства.
- Гарри… ты чего?
- Рон, она что, вправду ревнует?
- Да ну, дружище, нет, конечно! То есть да, но это совсем не то! – рыжего явно понесло по второму кругу. Он не знал, куда девать руки, то прятал их в карманы, то складывал за спиной, то вытирал вспотевшие ладони о ткань некогда дорогой, но уже потрепанной мантии. – Она же тебя любит, без памяти любит, уже шесть лет, с детства то есть, а ты вечно занят, вот она и ревнует. А характер у нее сам знаешь какой, вся в маму пошла, но ты не думай, она и в мыслях ничего такого не держала, не слизеринка же она какая-нибудь, чтобы отравить исподтишка…
- Рон!
- Э-э… что?
- Рон… Вот в этом и беда у всех нас, у гриффиндорцев. Все тайны на лице написаны. Вот такими буквами! Никакой Легилименции не надо.
- Я не понимаю…
- Знаешь, до чего противно видеть, как человек, которого ты семь с лишним лет считал лучшим другом, врет тебе в глаза, и при этом даже врать не умеет… Про отравление я тебе ничего не говорил!
Глаза Рона метнулись влево, вправо…
- Какое еще отравление?! О чем ты?
- Вот что, Рон, - Гарри положил руку на плечо приятеля, отчего тот вздрогнул и пригнулся. – Не хотелось говорить, но раз ты такой упрямый… Джинни только что пыталась отравить Тонкс. Способ был выбран идеально, и если бы я не оказался рядом буквально в последний момент, Тонкс уже не было бы в живых.
Рон картинно округлил глаза. Гарри поморщился:
- Прекрати. Все улики при мне. И флакон с испорченным зельем, и палочка Джинни. «Приори Инкантатем» выявит последнее заклинание, и…
Неожиданно Рон вцепился в руку Гарри, пытаясь вырвать палочку из его пальцев. Не тратя времени на магию, тот боднул рыжего в переносицу. Что-то хрустнуло, хватка ослабла, и Гарри отскочил в сторону, выхватывая свою палочку из рукава.
- Рон, зачем?
- Он еще спрашивает, блин… Теперь ты просто обязан на ней жениться, понятно? Ты же не хочешь, чтобы ее судили? И вообще… - Рон замолчал, осторожно прижимая платок к обильно кровоточащему носу.
- Интересное дело… Я ей ничего не обещал, и ты это знаешь.
- Вот так вот, да? Думаешь, я не видел, как вы с ней целовались? А может, и не только?
- Чтобы «и не только», Вон-Вон, надо остаться с девушкой наедине минимум на полчаса, тебе это по собственному опыту известно. Помнишь, сколько раз вы с Лэвви Браун опаздывали на первые пары по понедельникам, потому что у выходов из хогсмитских тоннелей вечно кто-то ошивался? А меня наедине с твоей сестрой никто не оставлял более, чем на минуту. Ты же первый и старался, так что у меня с ней ничего не было, ясно?!
- При чем тут Браун? Это совсем другое…
- Ну да, еще бы! У нее же не было старшего брата, столь непримиримого борца за нравственность! А напомнить тебе, пуританин хренов, как ты валялся в ногах у Гермионы, плакал, каялся и вымаливал у нее прощение? А я вынужден был тебя покрывать, лишь бы вы не расплевались окончательно? Дерьмо ты, приятель!
- При чем тут Браун? При чем тут Грейнджер? Мы о моей сестре говорим!
- Честь твоей сестры не пострадала ни в малейшей степени. Сразу после победы вся твоя семья не спускала с нее глаз, и ты это знаешь. Потом начался Трибунал, и нам всем было уже ни до чего. А после того, что она мне сейчас наговорила…
- Я не знаю и знать не хочу, что она говорила, но готов подписаться под каждым ее словом! – заявил Рон, заставив Гарри криво усмехнуться. – Я заставлю тебя просить у нее прощения, или…
Повисла пауза.
- Или что, Вон-Вон? Может, стоило сначала придумать пугалку пострашнее, а уж потом грозить?
- Все равно… - Рон пытался выглядеть угрожающе. С разбитым носом получалось плохо. – После всего, что моя семья сделала для тебя, ты просто обязан жениться на Джинни!
- Дурак… - Гарри, понурившись, тяжело вздохнул. – Короче, так. Я никогда не забуду, что твоя семья для меня сделала, и только поэтому не буду доводить дело ни до суда, ни до скандала в печати. Это во-первых. Во-вторых, запомни раз и навсегда: принуждать меня к чему бы то ни было никто и никогда больше не будет. Ни Волдеморт. Ни Дамблдор. Ни Снейп. Ни твоя мать. Тем более – ни Джинни и ни ты. В-третьих, Джинни Уизли после сегодняшней выходки уже никогда не будет Джинни Поттер. Так ей и передай. И в-четвертых, в память о нашей былой дружбе… - Гарри кинул Рону палочку его сестры, и тот машинально поймал тонкий деревянный стерженек. – Верни ей. Да, вот еще что. На дверь палаты я немедленно попрошу наложить защитный барьер. Отныне никто из вашего семейства, пусть и с самыми благими намерениями, этот порог не переступит. Понятно?
Рон взглянул на Гарри исподлобья, затем, давясь, выкрикнул на весь коридор:
- Да пошел ты… Козел-Который-Выжил! – и бросился прочь, не разбирая дороги.
Гарри вернулся в палату, осторожно прикрыв за собой дверь и наложив на замок мощный «Коллопортус». Юношу трясло. Присев на стул возле кровати, он склонился над неподвижно лежащей женщиной, взял ее руку и прижался пылающим лбом к тыльной стороне ладони.
- Вот так, Дора… Был у меня товарищ – и нет его. Была подруга – и тоже пропала. Мерлин Бессмертный, как пусто! Дора, до чего же пусто! Только вы втроем у меня и остались: ты, Тедди и тетя Энди. Только вы…
Внезапно он замолчал. То ли ему почудилось, то ли и в самом деле тонкие пальцы Тонкс, только что мягкие и безвольные, чуть заметно шевельнулись и на миг сжали его ладонь, словно ободряя.
