Глава 1Она выглянула в окно, нет, она высунулась по пояс.
Внизу полыхали живым огнем настурции и георгины. За густой зеленью угадывались холмы, в сумерках дымчато-сиреневые. А может, это был вереск.
- Нееет, шестнадцать футов, - громко прошептала Мерви и сплюнула вниз. Обычно плеваться было запрещено, поэтому она довольно улыбнулась и, опершись на подоконник, глубоко и вдохновенно вдохнула запахи спелого, бархатного лета.
А внутри комнаты пахло лавандой. Этот запах должен был быть фиолетовым, как и сами цветы, но за год пучки травы, которые ее мама клала в платяной шкаф от моли, сопрели. Из-за этого, наверное, Мерви всегда казалось, что этот запах призван скрыть затхлость так же, как их напыщенное, чопорное обращенье – нищету.
Их – это малочисленных, да к тому же разорившихся МакГонагалл, обретших приют в этом ветхом корнуоллском поместьице. Нет, Мерви даже нравилось их теперешнее положение: нет ничего скучнее, чем быть наследницей богатого древнего рода. Рано или поздно придут самцы и будут околачиваться вокруг нее, пока ей не придется выбрать одного, чтобы смиренно вручить ему бразды правления хозяйством. И постель. Ее, Мерви, постель. Нет, она не могла представить, чтобы там каждый день кто-то спал вместе с ней.
Думая об этом, Мерви чинно оправила линялое коричневое платье из тонкой шерсти и скорчила зеркалу недовольно-капризную морду. Такие морды, по ее представлению, появлялись у тех, кто обременен властью, деньгами и тем, что называется престижем.
- Я уточненная юная леди, - с издевательским придыханием проворковала Мерви и пустилась танцевать рил. Старый дощатый пол ответил ворчливым скрипом.
- Ты там не плачешь, Минерва? – осведомился мамин голос, строгий, но с надрывом. С хрипотцой от затянувшегося бронхита, а может - от крепких папиных сигар. Мерви видела, как она тайком брала их из секретера. Старого секретера из светлого дуба, привезенного еще из той, пресыщенной жизни. В нем хранилось много всякой всячины и еще отцовское бренди.
Заладили опять свое – Минерва, Ми-нер-ва! Чего они от нее хотели, называя так? Вероятно, чтобы она выросла мудрой и справедливой. Но она получилась скорее умной, чем мудрой. Даже нисколько не разумной. Мерви была умницей, но умницей наивной и доверчивой, пусть провести ее было достаточно трудно. А ее справедливость частенько мешала жить.
Она предпочитала представляться как Мерви. Мерви и точка, никаких тебе фамильярных Минни. Вот почему они не назвали ее Венерой? Но именно потому, что Мерви была умной, она понимала, что вряд ли это добавило бы ей хоть чуточку красоты. Впрочем, ее блеклое личико не помешало бы ей завтра пойти под венец.
Если бы на то была ее воля. Но Мерви задумала иначе.
- Я танцую рил, маменька. Танцую ри-и-ил! – крикнула она.
Пританцовывая, она сняла с полки толстый том и уселась в скрипучее кресло-качалку, укрытое дырявым клетчатым пледом. Вообще, оставлять Мерви наедине с книгами было крайне неразумно и опасно, пусть и отец ее, достопочтенный мистер Кормак МакГонагалл, в совершенстве владел чарами и позаботился о том, чтобы взбалмошная дочь его не сбежала.
В принципе, впереди была еще целая ночь, и если Мерви не успеет, она всегда сможет трансгрессировать, когда они выпустят ее на улицу. О трансгрессии Мерви знала только из книг, но это бы ее не остановило.
А если не трансгрессировать – то подсыпать им с утра снотворное зелье в апельсиновый сок.
Если не сок, то…
Вариантов-то у нее было много. Старинные часы – их привез прадед толи из Франции, толи из Норфолка, но Мерви с удовольствием бы от них избавилась – пробили десять. Старая перечница, Люсинда МакГонагалл, пойманная в коричневые рамки портрета, как по команде укрылась шалью цвета гнилой вишни и захрапела.
- Спокойной ночи, тетя Люсинда, - вежливо, но рассеянно сказала Мерви, перелистывая хрусткие пожелтелые страницы.
Ночи в августе были ясные, терпкие, выдержанные. Их хотелось вдыхать. Мерви постоянно принюхивалась: искала в лавандовом смраде горькие нотки полыни или мед вереска. Громко кричал коростель в заливных лугах около реки. Где-то совсем далеко прогудел паровоз: завтра он будет везти ее к Лондону, Мерви не сомневалась.
«… сосредоточиться и отточенным движением руки взмахнуть палочкой сверху вниз».
- От-точен-ным, - пробормотала Мерви, что-то рисуя в воздухе. – Интересно, оно достаточно отточенное?..
«Превращение происходит в считанные секунды. Если же Вы ничего не почувствовали, попробуйте открыть глаза и оглядеться. Возможно, вам повезло, и вы…»
- Вы все еще находитесь в собственном теле, черт возьми! – прочла она вслух и расхохоталась.
Мерви не любила долго обдумывать что-либо и на дух не переносила людей, которые все взвешивают. Это было нудно, часто только портило результат и – самое главное – лишало радостной улыбки, когда все завершится. Только неожиданный исход мог обеспечить Мерви минутку искреннего веселья. О нет, она была не настолько беспечна, чтобы всегда доверяться случаю, скорее просто чувствовала, когда именно стоит прекращать рассуждать и начинать действовать. Сейчас нужно было действовать быстро и отринуть страх. Нужно было бежать.
Честно говоря, Мерви не ожидала, что ее отец пойдет на эту сделку. Да, МакГонагалл погрязли в долгах, но эта свадьба выглядела слишком откровенно, она шла наперекор тому поведению, которое они негласно договорились демонстрировать тринадцать лет назад. (Они решили изображать попранную фамильную гордость и оскорбленное достоинство).
Свадьба нарушала сам стиль их жизни, а ведь они всегда болезненно старались избавиться от всего, что идет вразрез с их представлением о себе. Вещи без прошлого, безродные люди, сомнительные книги, смелые мнения– все это МакГонагалл предпочитали оставлять за щербатой оградой поместьица. Ведь они были благородными, чистокровными волшебниками, не такими, как все. А свадьба выходила простым актом купли-продажи. Поэтому Мерви было совсем не стыдно сбежать. Она даже почувствовала прилив гордости от мысли о том, что отец будет клясть ее на чем свет стоял на глазах у чопорной белобрысой кузины из Суссекса и ее скользкого муженька. А самое восхитительное – на глазах у миссис Форекс, пронафталиненной, скаредной нахалки.
Это было бы здорово!
Мерви не считала себя эгоисткой, но была уверена, что именно это слово будет звучать чаще всех. А так же, «черная неблагодарность» - так называется все, что их не устраивает. У МакГонагалл в закромах было множество слов, чтобы обрисовать недостойное поведение или позор. Мерви порой сама пользовалась этим семейным достоянием, чтобы осадить кого-нибудь четко и красиво.
Вечерело стремительно. Нужно было приступать к исполнению плана. Мерви решительно встала и уперлась взглядом в свое бледное и растерянное отражение. Отражение нервно теребило подол платья.
- Итак, Минерва МакГонагалл, - торжественно обратилась к себе Мерви.
Люсинда заворчала и постучала по раме своей тростью. Мерви молча расправила белый кружевной воротничок, откашлялась и подняла руку с палочкой.
- Ну, поехали – прошептала она.
Взмахнула палочкой и произнесла заклинание. Ничего не произошло. Гулко билось сердце, за окном вопили кузнечики.
И все.
Мерви взглянула на отражение: оно тоже недоумевало, его серые глазища округлились.
А в следующий миг ее скрутило так, что Мерви согнулась пополам, чтобы не закричать. Краски, звуки – все обращалось в боль. Должно быть, она ошиблась и превратила себя невесть во что. А Дамблдор еще хвалил ее. Черт!
Предметы вокруг нее росли. Старинное зеркало устремилось ввысь, под шкаф теперь можно было залезть. Мерви углядела там свое любимое перо, которое потеряла весной. Звуки тоже изменились. Они были разлиты в воздухе, они расширялись и сужались, завораживали.
Мерви повела ухом, раздраженно прошлась хвостом по полу. Неужели у нее под паркетом живет так много жуков?!
Заинтригованная, она запрыгнула на столик и приблизилась к зеркалу. И почти уткнулась в свой розовый нос.
- Ха! – восхищенно воскликнула Мерви.
Но услышала только жалобное «мяу».