Глава 1Многие не верят, но у меня тоже есть принципы. «Не показывать эмоции». «Не дать причинить себе боль». Я всегда верен им, всегда, вне зависимости от обстоятельств. Почему же тогда я раз за разом возвращаюсь в пыльные коридоры Министерства, желая и боясь вновь увидеть Грейнджер? Моя жена удивлена неожиданным интересом к заботам попечительского совета, а отец лишь вопросительно поднимает бровь, когда я бросаю в камин горсть летучего пороха, направляясь «по делам».
Впрочем, это просто попытка убедиться, что я смог побороть свое нездоровое увлечение грязнокровкой, и ничего не почувствую при встрече! Убедиться, что поступил правильно, когда резкими словами разрубил Гордиев узел наших запутанных отношений. Убедиться, что с ней все в порядке… Да о чем это я?! Она прекрасно себя чувствует! Ее интервью в защиту униженных и оскорбленных печатают все магические издания. Кажется, не проходит и дня, чтобы я не наткнулся в прессе на имя «героини войны и подруги Гарри Поттера». Она спит, вообще, или днями и ночами трудится на благо магического мира?
Сегодня был в Министерстве действительно по делу. Разговор о размещении активов в маггловских банках отнял много сил, поэтому я оказался морально не подготовлен к встрече с Грейнджер. Она вошла в мой лифт, неся в руках кипу разнородных бумаг, которые так и норовили рассыпаться. Она на секунду замерла, увидев меня, но тут ее нагнал Уизли:
- Герм! Подожди, - он тоже протиснулся в лифт и заметил мое присутствие. – О, и Малфой тут! Просто встреча выпускников!
В руке у него был завернутый в салфетку пирожок, он с видимым удовольствием жевал его, вытирая руки об мантию. Видимо, мой взгляд отражал все то презрение и раздражение, которое я чувствовал, потому что он вдруг поперхнулся и закашлялся.
- Ты не говорил, что собираешься в Министерство сегодня, - Грейнджер выглядела сконфуженно.
- Да, с Гарри увязался! Он отправился рапорт сдавать, а я дай, думаю, к тебе загляну! – он попытался приобнять жену, но от резкого движения бумаги все-таки выскользнули у нее из рук и разлетелись по полу. Я наклонился, чтобы помочь их собрать и случайно коснулся ее руки. Ощущение было такое, будто жар от incendio прошел по всему телу, выжигая волю.
- Герм, приехали! Чего ты там возишься? – лифт прибыл на нужный этаж, Уизли вышел в коридор и теперь стоял там, нетерпеливо ожидая жену. Сквозь шум закрывающейся двери донеслось его возмущенное:
- Вот ведь хорек! Чего он здесь рыщет?
Я остался один и с размаху въехал кулаком в гладкую стену. И еще раз. И еще. Пока не стали саднить разбитые костяшки, притупляя боль в душе.
***
Раньше я не верила, что один человек может заслонить собой весь мир. Романтические истории, которые я читала в книгах, оставляли меня в легком недоумении – ведь прочные и уважительные отношения между людьми казались мне более правильными, чем обжигающие вспышки страсти. Моя любовь к мужу (упомянутая даже в учебниках по Новой Магической Истории) была как раз такой – надежной, спокойной. Нет, я не испытывала особого душевного подъема в его присутствии, наши отношения выросли из дружбы, мы знали недостатки и слабости друг друга и давно научились их прощать. Он не был идеальным мужем, как и я не могла считаться примерной женой, тем не менее, долгие годы прожили рядом и даже, казалось, были счастливы.
То, что происходит со мной в последние месяцы, после возвращения из Америки, больше всего похоже на сумасшествие. Во всех моих мыслях и действиях неизменно присутствует Малфой: я представляю, как он смеётся над моей привычкой читать за едой, спорит со мной на заседаниях в Министерстве, едко шутит над привычками моих родственников… Настенные часы шепчут мне: «Дра-ко-дра-ко…». А капли воды из крана вторят им, разбиваясь об оставленную в раковине посуду: «Мал-фой-мал-фой…»
Единственное спасение, временное забытье – это работа. Здесь, запершись в кабинете, я отдаюсь моему любимому делу и хотя бы несколько часов не возвращаюсь мысленно к нашим Нью-Йоркским прогулкам, спорам, единственной ночи вдвоем…Я не виню его за то, что он ушел. Чем больше проходит времени, тем отчетливей я понимаю, что он сделал это для нашего блага. Неважно, что он сказал тогда. Я помню его глаза, его нежность, его дыхание на моей коже. То, как он шептал по слогам мое имя, когда думал, что я сплю. «Это был просто секс», - сказал он тогда, словно сектумсемпрой пройдясь по моему сердцу. Он был так убедителен…я поверила, что он действительно имел это в виду. Но в глубине души я знала, что это не так… Он все решил за нас обоих, и я благодарна ему за это. Мы не вправе разрушать жизни нашим супругам и детям, а связь на стороне выжжет, выест наши души. Он все сделал правильно, мой Драко…
Несмотря на постоянные мысли о Малфое, встреча с ним в министерском лифте застала меня врасплох. Видеть его, чувствовать его запах, просто быть рядом оказалось невообразимо больнее и одновременно желаннее, чем я это помнила. Я ощущала в то же самое мгновение и стыд за Рона, этого вечного ребенка, и смущение, и обиду, и раздражение, и… радость. Мимолетное прикосновение, такое невинное касание рук заставило мое сердце затрепетать от горького, неудовлетворенного желания. Я с ужасом понимаю, что если бы он только поманил меня за собой в этот момент, я бы отправилась за ним на край света…
- Герм! – в министерском камине появилась голова моего мужа. Рыжая шевелюра, изрядно поредевшая за последние годы, подсвеченная зелеными бликами магического пламени придавала Рону несколько потусторонний вид. – Мы тут расписание обсуждаем… Ну, дежурств аврорских. Я ж раньше в Рождество не оставался, вот уже и разговоры пошли – дружок начальника, типа того!
- Знаешь, ты прав, ни к чему тебе друга подставлять. Поздравишь нас через камин, а когда Роза приедет на каникулы, мы отпразднуем все вместе, - мысль о том, что в праздничный вечер не придется притворяться, и можно будет, уложив Хьюго пораньше, спокойно посидеть у огня с книгой, меня очень обрадовала.
- Так ты это… может, и на прием ваш без меня сходишь? Ты же знаешь, я их просто не перевариваю…
- Рон…
- Ну пожалуйста, Герми! – его умоляющие интонации нисколько не изменились со школьных времен, и я иногда кажусь себе матерью не двоих, а троих детей, старший из которых уже никогда не вырастет.
- Давай обсудим это дома, - мне вовсе не хотелось идти на министерский прием, но как все сотрудники этого ведомства, я обязана была там присутствовать.
***
Как водится, на прием по случаю Рождества мы отправились всей семьей: отец, по-прежнему эффектный в свои 60, неизменно элегантная мама, Астория и я. Но уже через час родственники отбыли в поместье, оставив меня «налаживать деловые связи». Думаю, сколько бы ни прошло времени, отец неуютно чувствует себя в окружении бывших противников. Тем более, что любой праздник даже спустя 20 лет, превращается в вечер воспоминаний о войне. А уж если там присутствует Поттер…
Не люблю я эти вечеринки! Виду не показываю, конечно, мне все эти светские мероприятия привычны и обычны, «необходимое зло». Меня лет с 5 обучали манерам и умению общаться с нужными людьми. Но удовольствие, согласитесь, то еще – крутиться в компании тупых бюрократов и их прихлебателей. Отвратительное дешевое шампанское тоже настроения не поднимает. Медленно перемещаюсь по залу, присоединяясь то к одной, то к другой группе людей, не задумываясь, делаю дамам комплименты. Мозг в этой деятельности участия не принимает, это, можно сказать, инстинкт.
Когда я вижу Грейнджер, сердце пропускает удар. Я понимаю, что весь вечер жил предвкушением этой встречи. Как ни странно, она одна – оглядываю зал еще раз, но нигде не вижу ее рыжего мужа. Она выглядит усталой, я замечаю, что ее рука часто поднимается поправить прическу и слегка потирает висок. Спустя какое-то время Грейнджер выходит на веранду, и я иду следом, не понимая и не анализируя причин своего поведения. Она стоит, прислонившись к колонне, потирает лодыжку, одна туфля лежит рядом. В ее жестах столько простого не наигранного изящества, что я несколько мгновений просто любуюсь ею.
- Ноги не держат, моя прекрасная леди? – говорю, чтобы хоть что-то сказать. Она вздрагивает, поворачивается ко мне и… улыбается.
- Да уж, Элиза Дулиттл из меня неважная.
И в этот момент я понимаю, что проиграл. Что невозможно больше сопротивляться этой ошеломляющей нежности. Я словно в полусне, поднимаю руку и провожу большим пальцем по ее губам, повторяя контуры улыбки. Грейнджер смотрит на меня не отрываясь, в ее глазах, кажется, отражается целая гамма чувств – от радости до боли. А по щеке скатывается одинокая слезинка.
- Если ты собираешься рыдать каждый раз, как я прикоснусь к тебе… Знаешь, это сильно повлияет на мою уверенность… - мне хочется сказать так много, а вырывается только эта полушутливая фраза.
- Ну, кто-то должен был сделать тебя менее самоуверенным, - она стоит так близко, что ее дыхание согревает мою щеку. Молчание, кажется бесконечным. Грейнджер вся дрожит, и я абсолютно уверен, что не от холода. Она обхватывает свои плечи руками, а потом произносит совсем другим тоном. - Как нам быть дальше, Драко?
- Не знаю, Гермиона, - это первый раз, когда я называю ее по имени, по крайней мере, сознательно, - только я больше тебя не отпущу.
- А если у нас с тобой ничего не выйдет? – я точно знаю, что она имеет в виду. Мы взрослые люди, такие разные, такие непростые…
- Можно всегда начать с начала.
