Глава 1Говорю вам, точно! Если бы я не умер, все было бы куда печальнее, чем есть сейчас (с) Жан Кокто
Ночь первая.
Стена была холодной и шершавой; создавалось впечатление, будто из мелких-мелких щелей дуют пронизывающие сквозняки, хотя в этой комнате воздух был неподвижен, казалось, с самого дня ее построения. Тед подтянул колени к груди и обхватил их руками. Он приготовился слушать.
Неясный силуэт вверху, издали похожий на серебристую летучую мышь, чуть опустился, и очертания стали более ясными. Широкая мантия, худое лицо, с тонкими,
бескровными (хотя какими они еще могут быть?) губами, и глаза, каких Тед не видел еще ни у одного привидения.
Профессор Северус Снейп.
Имя оказалось горьким и немного неприятным — не таким, как оно звучало из уст Гарри, и не таким, как проговаривал его дядя Рон. Странным. Не мертвым, но как будто неподвижным, застывшим. Как одинокое «здравствуйте», сказанное в пустоту.
Привидение опустилось еще ниже, и теперь почти нависало над Тедом. Присмотревшись, он заметил, что оно больше похоже на патронус. Он. Профессор Северус Снейп.
— Вы хотите еще раз услышать, что они были героями? — голос прорезал тишину, вспорол, словно гнойную рану, и Тедди вспомнил, что пришел сюда
задавать вопросы.
— Я знаю, что они были героями. Я хочу узнать, почему они меня оставили.
На полупрозрачном лице появилась такая же — полупрозрачная — усмешка. Тедди сжал зубы.
— Они умерли, мистер Люпин.
Сквозняки стали совсем острыми, как ножи. Они пронзали спину, доходили до легких и сердца. Тедди хотел крикнуть, но не получилось.
— Зачем?
Профессор застыл, и Тедди на какое-то мгновение показалось, будто перед ним — фигура из тонкого стекла. У Джинни стоит такая же на трюмо.
— Может быть, им так легче.
Стекло рассыпалось на мелкие-мелкие осколки. Профессор протянул руку Теду, как будто хотел помочь ему подняться на ноги, но потом резко опустил ее. Стремительно развернулся и прошел сквозь каменную кладку противоположной стены, оставив его одного. Тедди думал, что их не осудят. Как никогда не осуждали Гарри или бабушка. Они же, в конце концов,
герои.
Ночь вторая.
Холодно было так же, как и вчера, и шерстяная мантия совершенно не спасала. Тедди подозревал, что холод — визитная карточка этой комнаты. Он здесь всегда. Пробирается сквозь ткань, осторожно обхватывает за плечи, и ниже, ниже.
Северус Снейп, очевидно, любит эту комнату. Раз прячется здесь уже тринадцать лет. Ему-то холод нипочем.
На этот раз Тедди не сидел у стены, а стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы. Он задрал голову, высматривая знакомый серебристый силуэт. Он должен здесь появиться. Они ни о чем не договаривались, и это — только вторая ночь, но он должен.
— Вы уже здесь? — голос раздался слева, и Тедди резко повернулся на пятках.
— Здравствуйте?
— Мистер Люпин.
Тедди не хотел бы увидеть на этом лице улыбку. Что угодно, но только не улыбку. Он осторожно сглотнул.
— Задавать вопросы, так?
— Так, — ответил Северус Снейп, потом отлетел к стене и скрестил руки на груди.
— Вы же знали моего отца.
Наверное, профессор посчитал это слишком очевидным, чтобы отвечать. Тедди торопливо продолжил:
— Можете рассказать о нем?
На лице профессора отразилась странная усмешка, и Теду на мгновение стало страшно. Одинокое приведение развлекается. Одно из чудес ночного Хогвартса.
— Вы хотите понять его нежелание принять ребенка как ответственность?
Тедди осторожно взглянул на усмехающегося Северуса Снейпа.
— Мне всего лишь тринадцать,
мистер Снейп.
Тот скривился. Наверное, обращение Тедди резануло ему по ушам, и он еле-еле удержался от «профессор-и-десять-баллов-с-Гриффиндора». Вместо этого он сказал:
— Это не страшно.
Все это — неправда. Родители его любили. Так говорила бабушка, и Гарри так говорил. На фотографиях в бабушкином альбоме они выглядят счастливыми, они улыбаются. Мама держит его так осторожно, будто боится лишний раз вздохнуть. Ведь не могут же все врать, так?
Но они его все-таки оставили.
— Я был им нужен. Они меня очень хотели. Все так говорят.
— Им нужна была война, мистер Люпин, — в голосе профессора прозвучали странные нотки. Как будто он хотел перед кем-то оправдаться, или наоборот — оправдать кого-то сам. — А об этом говорить не принято.
Ночь третья.
Тедди не думал о том, чтобы прекратить эти встречи. Они были нужны ему не для того, чтобы узнать, а для того, чтобы вылечить, — и он это понимал. Бабушка говорила, что все лечится временем. И тоска, и обида. Тедди не знал, какого чувства в нем — именно сейчас — все-таки больше.
Он не знал и того, кто был прав — бабушка или Северус Снейп. Может быть, гибель родителей — всего лишь случайность. А может, им было действительно легче умереть, чем воспитывать его. По крайней мере, так бы их точно никто не осудил. Мертвый оборотень и мертвый аврор — герои. А живой оборотень и живой аврор, прошедшие войну, — угроза для общества.
Тедди даже не знал, что было бы проще для него самого. И он ни разу не спросил Северуса Снейпа, почему тот прячется. Может, ему так тоже проще?..
— Вы сегодня не в пример задумчивы, мистер Люпин.
— Может быть, сегодня я не хочу с вами разговаривать, — огрызнулся Тедди, ощущая спиной, затянутой в ткань теплой мантии, привычные шершавые камни.
— Но вы все равно пришли, — в голосе профессора явно звучала насмешка. Тед уже и не представлял, чтобы что-то было иначе.
— Я хочу сказать, что… — Привидение чуть колыхнулась, и по нему пошла непонятная серебристая рябь, как по воде. Он и вправду был до странности похож на патронус.
— …что мы больше не будем разговаривать о моих родителях.
— Как скажете, мистер Люпин.
Северус Снейп поднялся выше, почти под самый потолок. Тедди уставился на носки своих кед, а видел каменный пол, излучающий холод. Его мучили вопросы, но больше всего он боялся ответов.
— Как думаете, я вам верю, мистер Снейп?
— Мне это неинтересно.
Слышать этот голос у себя над головой было странно. Как будто там вовсе не покойный профессор. Кто-то другой. Тот, кого Тедди совсем не знает, но кого изредка поминает бабушка — у деда научилась, так она говорит. Дурная привычка.
Тедди кажется, что эта комната тоже скоро станет его дурной привычкой. Ему нельзя много знать. Военному сироте не пристало сомневаться в том, что его родители умерли совершенно случайно.
— А как вы умерли?
— Вероятно, героем, — съязвил профессор.
— Вы этого хотели?
— Нет.
Ложь в этой комнате чувствовалась так же явно и ясно, как и холод.
Ночь четвертая.
Слушать о войне «с другой стороны» было не сложно. Даже интересно. А профессор рассказывал так, что мурашки бежали по коже — не только от вездесущих сквозняков. Тедди почти осязал, как история окутывает его, погружая в мягкую пучину. Палочки-мантии-заклятия-лица. Белые, бледные пятна на фоне войны. Он вслушивался, стараясь, надеясь оказаться там и разглядеть знакомые силуэты.
— Скажите, кто убил моего отца?
Северус Снейп замолчал. Он немного удивленно посмотрел на Теда и опустился чуть ниже.
— А вы разве не знаете?
Тедди почувствовал, как его челюсти сжимаются сами собой.
— Нет. Мне никто не сказал. Наверное, они боятся.
Профессор тихо рассмеялся, но в маленькой холодной комнате его смех прозвучал как звон разбившегося бокала — резкий и почти неприятный.
— Боятся, что вы будите мстить?
Тедди почувствовал, что эту насмешку, это неравенство скоро можно будет потрогать. Взрослый-ребенок, молодой-старик, умный-глупец. Живой-мертвый. Последнее — самое страшное и осязаемое, наверное.
— Тринадцать — это не вечный возраст, мистер Снейп.
Сквозь тугое напряжение наступило молчание, вязкое и липкое, как мед. Профессор парил абсолютно неслышно, а Тедди просто не мог ничего сказать. Не хотел говорить.
— Так кто? — вопрос прозвучал странно и неуместно, но к этому, пожалуй, пора было привыкать.
— Антонин Долохов. Не спрашивайте, я просто видел.
— А я и не хотел. Мы же прошлой ночью договорились, что не будем говорить о моих родителях. Долохов, кстати, умер в Азкабане. Так «Пророк» писал.
— Я не интересуюсь судьбою бывших соратников, мистер Люпин.
Тедди слегка улыбнулся. Может, он тоже сможет позабавиться?..
— Да нет, я просто хотел спросить… А он смог бы стать Азкабанским Привидением?
Профессор, как показалось Тедди, нахмурился и чуть скривился.
— Если бы согласился — смог.
— Согласился?
— Согласился.
Непонимание раздражало. Словно Северус Снейп опять доказал, что он намного сильнее как собеседник, хоть и мертвый. Ребенку с привидением, на самом деле, только и остается, что говорить.
— А папа… согласился бы? — Тед на секунду запнулся, а потом продолжил, насмешливо и явно подражая: — И не спрашивайте, мне просто любопытно.
Он был готов к очередному «Я не знаю, мистер Люпин» или «Вы слишком словоохотливы сегодня».
— Нет.
Тедди никогда бы не подумал, что уверенность в голосе профессора сможет его напугать.
Ночь пятая.
Сегодня все ответы, которые он мог бы получить, казались слишком страшными и слишком серьезными.
Просто упущенные возможности действительно пугали. Ведь они знали, что ему будет плохо без них. Что фотографии и рассказы не заменят родителей. Знать, что они когда-то были, и ощущать, что они где-то есть сейчас, — разные вещи.
Хотя… Может, они действительно живы? Не той жизнью, которой живет он, нет. Но Северус Снейп же прятался последние тринадцать лет в этой дементоровой комнате. Так может?..
— Можно вас спросить?
— По-моему, вы именно за этим и ходите сюда каждую ночь.
— Вы можете обидеться на этот вопрос, — кажется, Тедди впервые смутился.
Возможно, профессор смог разглядеть в почти полной темноте румянец на его щеках. В любом случае, это его очень позабавило — и Тедди честно не мог понять, почему.
— Вы это серьезно, мистер Люпин?
Тедди прокашлялся и подпер рукой подбородок.
— Ладно. Как хотите, — он ненадолго умолк. — Как-вы-стали-привидением?
— Я согласился, — невозмутимо ответил Северус Снейп, едва заметно усмехнувшись
— На что?
С минуту Тедди ждал ответа, но профессор молчал. Он парил под потолком и молчал. На ум приходило что-то страшное. Может, для того, чтобы стать привидением, чтобы
жить после смерти, надо вытерпеть какие-то нечеловеческие муки? Может, поэтому родители и?.. Но нет, они же не трусы! Они бы смогли, это точно!
А потом Северус Снейп заговорил:
— Забудьте, мистер Люпин. Вы были правы.
— Прав в чем?
— Этот вопрос меня обидит.
Тедди уставился в пол. Профессор не ответил — значит, согласиться надо было на что-то по-настоящему ужасное. Мерлин, это же
смерть. Несмотря ни на что, Тедди ее боялся. Очень.
— Я могу идти? — тихо спросил он. Ему почему-то захотелось добавить «профессор».
— Можете, Люпин. Идите.
Ночь шестая.
Возможно, Тедди в первый раз задумался о том, так ли тверда почва для его сомнений. Может быть, он просто все выдумал. Его родители умерли героями — и это неоспоримо. Это случайность, они не хотели. Не знали, что так будет.
Сейчас ему все казалось очень зыбким, даже чья-то смерть.
Северус Снейп — Снейп, как всегда говорил дядя Рон, сколько бы его ни поправляла тетя Гермиона, — вполне мог насмехаться. Это ведь чувствовалось.
И может, в насмешку, а может, и нет, разговор впервые начал именно он.
— Вы помните прошлую ночь, мистер Люпин?
Тедди кивнул. Он странно обрадовался тому, что уже почти привык к холоду этой комнаты.
— Я скажу вам, почему я стал привидением.
— Не надо? — вяло попросил — или подсказал — Тед, ежась от вечных сквозняков.
Он не был уверен, нужно ли это ему самому. Он привык к тому, что не понимает. Не понимает ни мотивов родителей, которые решили умереть, ни собственных — почему он считает, что они сделали это специально.
— Я думаю, не вам решать, что мне говорить, а что — нет.
— Хорошо, — согласился Тедди, чувствуя, как странный, иррациональный страх окутывает его плечи и покрывает мурашками спину.
Молчание, наверное, было бы сейчас самым желанным подарком.
— Я струсил, мистер Люпин.
Тедди молчал. Северус Снейп продолжил:
— Последняя подстраховка есть у всех. Черта, за которой все уже никак. Грех не воспользоваться шансом не переступить ее — и остаться здесь, во всем привычном.
Сердце колотилось как сумасшедшее. Тедди мог поклясться, что его лицо пылает, а на лбу и над губой выступили капельки пота. Хотя холодно было все так же — вроде.
— А где мои родители? За чертой?
— Скорее всего.
— Для них все теперь — никак?
Раньше Тедди не знал, как различить усмешку горькую и мрачную, но теперь понял — разница очевидна. Северус Снейп усмехался — или насмехался — горько. Неподвижно. Даже его имя было таким.
— Вряд ли. Они были на другой стороне.
— Вы думаете, есть разница? К тому же,
они меня все-таки оставили. Это ведь… грех, да?
— Просто они не были трусами. Это и есть другая сторона.
Тишины, казалось, никто не заметил. Было просто не до нее. Тедди мог поклясться, что именно сейчас Северус Снейп светился, как патронус. Он не был привидением.
— Почему вы прятались?
— Я же сказал.
— Вы побоялись?
— Только трусы искупают вину после смерти.
И Тедди эти слова не показались странными.
Ночь седьмая.
Комната было пуста — абсолютно. Даже холод исчез, перестал окутывать тело сквозь шерстяную ткань мантии. Воздух был неподвижен; сквозняки — и как будто бы щели между шершавыми камнями — исчезли.
Профессор Северус Снейп. Его здесь не было, и Тедди это знал.
Иногда ему казалось, что этой комнаты тоже нет. А сегодня — последняя ночь. Пустая.
Тедди так и не понял, перед кем именно профессор искупал свою вину (перед ним, перед Гарри, перед мертвыми — неважно), но то, что ему это удалось, — точно.
Кажется, то был очень хитрый договор со смертью. «Вполне в духе Снейпа», — так сказал бы крестный.
И, возможно, сейчас Тедди был очень готов к тому, чтобы смириться с тем, что его родители погибли. Случайно. Ребенок, в конце концов, не намного страшнее смерти.
В этом его убедил профессор Северус Снейп.
Fin