2 Проснулся я часов в семь утра, от надрывных хриплых криков павлинов в саду. Не выспавшись совершенно. Спину ломило, шея затекла, а веки нестерпимо чесались. Неудивительно – принять на ночь бутылку эльфийского вина и уснуть в кресле на продуваемой сквозняками веранде. Вино разочаровало – обычно после него должны приходить светлые сны и покой, а не мёртвые бывшие друзья. Хорошо ещё, что не свояченица, не к завтраку будь помянута.
Хотя, возможно, и не в нём дело. Чушь.
Я позвал Ниссе и велел принести крепкого горячего кофе. Хоть какая-то от этого эльфа польза – он догадался укрыть меня пледом, хотя будить, похоже, не решился. Лучше бы всё-таки растолкал.
Основы прорицания, чуть ли не половину которых я в далёкие школьные годы благополучно пропустил мимо ушей, вспоминаться не желали. Покойники снятся к деньгам? К долголетию? Неплохо бы. К перемене погоды?
Снейп в моём сне был явно ироничнее и раскованнее, чем при жизни, даром что сквозь него время от времени просвечивали увитая виноградом стена и ночное небо. Выглядел он почти таким, каким я его запомнил – тощим, неухоженным и уставшим. Признаться, я ждал всего того, за чем обычно приходят фантомы – обид, упрёков и нравоучений, а уж от зануды Северуса их можно было получить в тройном размере. Ждал, но не получил, и из-за этого был несколько растерян. Впрочем, сейчас, в ярком утреннем свете всё привидевшееся ночью представлялось расплывчатым и смутным – достаточно досадная особенность сознания. В молодости переключаться с ночных мыслей на дневные было несоизмеримо легче.
И два бокала стояли – в забытьи я трансфигурировал, что ли? Вторую бутылку я, получается, принёс сам. Или призвал. В том же сомнамбулическом состоянии.
Из-за равномерного стука, с которым Ниссе методично долбился головой о дверной косяк (он запоздало сообразил, что я вовсе не собирался спать на холодной веранде), сосредоточиться было совершенно невозможно, потому я велел ему прекратить и заняться работой в саду. Один такой уже достучался – до фрондёрства.
Беседа со Снейпом получилась глупой и сумбурной. Ну что может быть хуже, чем говорить с
нездешними? Только предлагать им выпить. А Снейп и не отказывался.
– Люциус, – говорил он, с явным удовольствием отпивая глоток, – не собираюсь я стонать над твоим супружеским ложем, не волнуйся.
И я что-то отвечал, вспомнить только бы, что именно. Серьёзное я бы запомнил, а так – пьяная чушь; спрашивал, помнится, зачем он сбежал с Дикой Охоты. Я расклеился, должно быть, и только подливал себе и ему вина – а бутылка всё не заканчивалась, будто я пил один.
– Я, знаешь ли, мёртвый, - ворчал он. – А вот ты сопьёшься.
Из сада наползал густой сырой туман, и забавно – в моём состоянии – было наблюдать, как он стелился по полу, просачиваясь сквозь чёрные ботинки Северуса.
Снейп, кажется, спросил о Драко – и тут я, не ответив, как-то очень резко провалился в сон, заметил только, что облака на востоке уже подёрнулись розовым и лиловым. Забавно, во сне мне ещё засыпать не доводилось.
После пары чашек кофе в голове прояснилось, но сон окончательно превратился в мутную серо-лиловую кашу из обрывков слов и мыслей. Жаль, что его нельзя было слить в думосбор.
Я решил всё же подумать о приятном – о том, например, что вчерашняя проверка была последней
официальной (с людьми, проводящими неофициальные, гораздо проще общаться) этим летом, что многие нужные люди остались на своих местах (просто потому, что
их бы никому и в голову не пришло подозревать), что… Что я заразился вчера этим витающим в воздухе Диагон-аллеи ощущением жизни – будто огромный феникс возрождался из пепла.
А нужно было ещё договориться с Макгонагалл о встрече. Впрочем, Цисси настояла, что побеседует с ней сама – женщины. У них свои зацепки и свои крючки, и свои подходящие слова.
Я провёл рукой по мантии и кончиками пальцев нащупал камень. Холодный даже сквозь ткань, будто бы и не пролежал ночь в кармане. Похоже, я всё-таки призвал его с пола и сразу же заснул.
– Люц?
Пустые бутылки и бокалы Ниссе уже убрал, но Цисси, судя по тому, каким взглядом она обвела веранду, догадалась. Не то чтобы это был великий секрет и постыдная тайна, но я решил, что пора прекращать. Покойники – уже нехороший сигнал.
Она выглядела отдохнувшей и уже не такой напряженной, как вчера, а на её распущённых волосах и жемчужно-серой домашней мантии играли блики золотистого солнечного света. На веранде бодряще запахло лимоном – отдушка её любимого крема для тела.
– Давно не спишь? – спросил я, взмахом палочки придвинув ближе второе кресло.
– Не слишком. – Она взяла у подскочившего Ниссе чашку и убрала волосы за уши. Как девочка. – Мелисса и корица?
Ну, этого следовало ожидать.
– Неполная порция.
– Драко ещё спит. На него сильнее действует.
Солнце поднялось выше, слепило глаза из кофейной чашки, и павлинов больше не было слышно – только слабое журчание фонтана. Запах лимонов таял в воздухе.
– В твоём был Глоток Живой Смерти. Разведенный. Несколько капель.
Если бы Цисси решила меня отравить, это удалось бы ей без труда – с такой удивительно лёгкой рукой. Хорошо, что она ограничилась только снотворным. И удивительно, что я заснул не сразу после неё, или даже раньше. Мертвого Северуса это тоже объясняло – и после небольшого количества Глотка Живой Смерти мне всегда снился всякий бред. Небольшая женская месть за вчерашнее, очевидно.
Нарцисса вообще была взрывная – хоть и казалась спокойной, чуть ли не холодной, но если вспыхивала, то совершенно неожиданно, с треском и искрами, холодной, опасной яростью, и могла обжечь весьма болезненно. Впрочем, успокаивалась быстро.
– Туше.
Мы рассмеялись.
И второй раз за утро я подумал о фениксе.
***
Тележка в Гринготтсе неслась с такой скоростью, что у меня на поворотах уши закладывало. За столько лет я так и не привык, а единственным приобретенным полезным умением стала способность сохранять бесстрастное выражение лица в то время, как меня одолевала тошнота. Гоблины держались как всегда высокомерно и подчеркнуто безразлично, хотя я интуитивно понимал, что они скорее причисляют меня к
своей стороне, чем к
противоположной. Мы оказались кем-то вроде товарищей по несчастью. Учитывая недавнее прошлое, а также то, что впутавшиеся – впутанные – в «человеческие дрязги» гоблины теперь активно возвращались к прежней покровительственно-нейтральной позиции, это было более чем хорошо.
После темноты тоннелей резкий металлический блеск слепил глаза. Я наполнил кошелёк и положил с десяток галеонов в карман – расплатиться в аптеке, да и просто побренчать монетами.
В одной руке у меня был ключ от сейфа, в другой – чёрный камень. Гоблин ждал снаружи.
Гринготтс ничуть не худшее место для вызова духов, чем любое другое, и уж точно одно из самых безопасных. Гоблинам было ровным счётом наплевать, что я делаю со своим сейфом, лишь бы соблюдались интересы банка. А нарушать их я и не думал.
Я зашёл за семифутовую гору из кое-как наваленных золотых кубков, шкатулок и прочего драгоценного хлама, зачем-то подкинул камень, поймал его и повернул в ладони, так же, как поворачивал вчера.
И поперёк моей тени упала чужая – еле заметная тусклая серая дымка. Я так и думал.
Сегодня Снейп выглядел гораздо моложе, на вид – лет двадцать, не больше. Я слабо помнил его в юности; узелками из прошлого возникали только спутанные сосульки волос, наглухо застёгнутая у горла мантия, да узкие, вечно ссутуленные плечи. И страстное желание Северуса одновременно и держаться высокомерно, и быть полезным.
– Здравствуй, – хрипло сказал он и прокашлялся. Со звоном покатилась по полу задетая им серебряная чаша.
– Здравствуй.
Он с любопытством огляделся по сторонам.
– Ты догадался? Про камень?
– Я решил проверить. На всякий случай. К тому же, – среди теплых монет в кармане камень по-прежнему холодил пальцы, – он всё ещё не поддаётся ни одному из простых заклятий. Если бы не это, я так и думал бы, что ты мне приснился.
Снейп кивнул.
– Простым – нет. Зачем ты меня… позвал?
– Вчера ты пришёл сам. Я не звал, – заметил я и взмахнул палочкой. Серебряная чаша медленно проплыла по воздуху и скрылась за грудой нутов.
– Почти призвал.
Я пожал плечами. По сути, он был прав. Говорят, что духи преданных друзей просто так не улетают в Загробный мир.
Он усмехнулся – криво, с вызовом. Камень в кармане стал ледяным, и я обернул его тканью мантии.
– Могу я пойти с тобой? В Лондон?
– Ты нуждаешься в приглашении?
– Я пытаюсь быть вежливым, – огрызнулся Снейп. В точности как в молодости, внезапно вспомнил я.
Я догадывался, что от камня (и от меня) он всё равно не сможет отойти далеко.
– Хорошо, – нейтрально сказал я. – Идём.
– Я буду наверху, – рассмеялся он, словно бы вчерашнее вино всё ещё кружило ему голову. – Никто, кроме тебя, меня не увидит и не услышит.
Он исчез мгновенно, не дожидаясь, пока я отвечу.
Словно и не умирал, а путешествовал в Гадес и обратно по каминной сети.
Всё время, пока тележка мчалась наверх, к свету, я пытался вспомнить то немногое, что знал о вызове духов. Не то чтобы меня волновал официальный запрет некромантии, но я всегда относился к этому разделу Тёмных Искусств с опаской и брезгливостью, и немногое изученное в молодости уже успело забыться сильнее прорицаний.
К тому же казалось, что я что-то упускаю.
Гоблин заложил особенно крутой поворот, меня ощутимо замутило, и тут я вспомнил – ну конечно. Сказки барда Бидля.
***
– Расскажи мне, – жадно просил Северус. – Расскажи, что происходит.
Вчера он так не настаивал – больше спрашивал я, а он поддерживал разговор.
По Лондону он молчаливой тенью шёл за мной, из-за чего было не слишком уютно, хотя смотрел он не мне в спину, а исключительно по сторонам. Как и обещал, незаметный для всех, кроме меня. Только зашипел, выгнув спину дугой, и бросился прочь облезлый полукнизл. Я нервничал и старался лишний раз не оборачиваться.
Из-за него же пришлось снова вызывать «Ночной рыцарь» и сходить за несколько миль от поместья. Я дождался, пока автобус рванул с места и в облаке густой желтой пыли исчез за горизонтом, и достал из кармана палочку. Получилось с первого раза, хотя она и капризно заискрила. Сеть из зелёноватой волшебной паутины дрогнула на ветру, блеснула, словно подмигнула, и в ровном полотне пшеничного поля передо мной возникла тропа. На первой же развилке я выбрал узкую крайнюю тропинку – одну из самых дальних. Она шла в обход старой маггловской фермы, да ещё и петляла по полям, таким окольным путём выводя к поместью, что без необходимости мне и в голову бы не пришло отправиться этим путём.
Паутину зачарованных расходящихся дорожек создал один из моих предков. Не слишком часто использующаяся, зато идеально подходящая для побега, конфиденциального разговора или просто прогулки по полю без риска наткнуться на маггла.
– Расскажи, – повторял Снейп. Тропинка была достаточно широкой для того, чтобы мы могли идти рука об руку, и я видел, как солнечный свет играл в его призрачных волосах, отчего те казались почти седыми. И видел, как сминаются стебли, на которые он наступал.
Я рассказывал.
– Скитер пишет про тебя книгу.
– Что?
– Скитер пишет…
– Я понял.
– Поздравляю.
– Ничего хорошего от неё ждать не придётся, полагаю? – обречённо спросил он. Выглядел он по-прежнему непривычно юным, почти как Драко.
– Я к ней в рукопись не заглядывал.
– Неужели?
– Неужели, – я пожал плечами. Действительно не заглядывал. И так было ясно, что она там напишет. – Хочешь заказать главу по вкусу?
– Мог бы – отдал всё моё, – он усмехнулся, – имущество, чтобы она оставила эту затею.
– Даже если бы ты составил завещание на её имя, у тебя не нашлось бы столько денег, чтобы побить гонорар, который она получит с продажи.
Думаю, даже я не смог бы в случае чего проплатить её молчание – Рита писала самозабвенно и из любви к искусству.
– Я уже не успею проверить.
Странно было разговаривать с ним сейчас – при дневном свете, на пшеничном поле. И бутылки вина не было под рукой – запить неприятную неловкую горечь.
– А что Поттер? – медленно спросил он.
– Пересмотрел своё отношение к тебе.
Снейп презрительно фыркнул и отвернулся.
Что ж, я бы тоже чувствовал себя неловко, начни покойный милорд и Поттер прилюдно обсуждать, кого я всю жизнь любил, а с кем спал. Хотя что Снейпу, он к тому времени был уже мёртв.
А Лили Поттер, которая запомнилась как девчонка, рыжая, грязнокровная и умершая за Гарри Поттера, для Снейпа, оказывается, так и осталась Эванс.
Я всегда подозревал у него любовно притащенную из юности тайну разбитого сердца и тому подобного, но не думал, что это достигло таких размеров. Да и теперь сомневался.
С истошным визгом мне в ноги метнулось что-то маленькое, бледно-серебристое.
– Петрификус Тоталус! – выкрикнул я, прежде чем сообразил, что это был всего лишь не ко времени вылезший из норы детёныш лунного тельца. Хорошо, что отреагировал я безобидным заклинанием – глупо было бы истерически заорать «Авада Кедавра!».
Я освободил тельца, и он исчез в густой пшенице ещё быстрее, чем появился. Снейп тихо рассмеялся.
– Как Драко? Ты не рассказал вчера.
– Он… сожалеет.
– Ты растил его так, словно в мире ничего не меняется. Он совершенно не приспособлен к жизни, – помолчав, сухо заметил Снейп.
– Ты преувеличиваешь. Я старался, но испортить его окончательно не удалось.
В общем и целом, оказалось, что избаловать сына было не лучшим, но и не худшим вариантом из всех возможных – для нового мира.
Не считая того, что теперь я и сам не знал, что же осталось в Драко от него прежнего. Выцветшая Метка, разбитые иллюзии и самое неприятное, что может быть для побеждённого энтузиаста не той стороны – мир после войны.
Хотя Драко панически боялся и Лорда, и большей части Рыцарей, в чём-то он был гораздо честнее меня. В отношении к идеалам, пожалуй.
– Что с его Т.Р.И.Т.О.Н.ами?
– Сдаёт в августе. В Хогвартсе.
Снейп поморщился.
– Ты с ума сошёл?
– Есть выбор?
Естественно, эти экзамены были по большей части фикцией – для Драко. Лишний раз ткнуть носом.
В общем-то, наша семья никого не интересовала так, как после первой войны, но снисходительное сочувственное презрение оказалось несколько неприятнее открытой ненависти.
– Хогвартс… Его восстановили?
– Почти. Должны закончить через неделю-две. Директриса – Макгонагалл.
Мы повернули, и солнце теперь слепило мне глаза.
– Кстати, на берегу озера поставят памятник. Ты там тоже будешь – в камне.
В Министерстве Магии я столкнулся со скульптором – фанатом своего дела. И, без сомнения, талантливым. Во всяком случае, узнавались на эскизе только сам Снейп – за счёт неестественно длинного крючковатого носа, да Поттер – за счёт громадных, в пол-лица, очков. Остальным увековеченным повезло гораздо больше.
Судя по тому, как Северус скривился, перспектива остаться в виде памятника его не радовала.
– Чудовищно, – пробормотал он.
Он спросил ещё про Нарциссу, про погибших, про Министерство. Не интересовался только своей могилой. Я бы на его месте тоже не вспоминал об этом.
Хоронили его тихо, отдельно от членов Ордена Феникса и студентов. И от
наших, естественно.
Цисси плакала, Драко сначала отказывался идти, но у могилы стоял молча, сгорбившись, и попрощался очень тихо – я не разобрал слов. Я и сам не помнил, что говорил. Это была странная церемония – собравшиеся по очереди шли к могиле, шептали что-то своё и, постояв, отходили. Поттер простоял дольше всех. После похорон он обменялся парой слов с Нарциссой.
***
До поместья оставалось меньше мили. Мы вышли на заброшенную и заросшую тисовую аллею.
– Скажи, почему ты всё-таки пришёл? Только потому что я хотел?
– Ты позвал.
– И только?
– Там скучно.
Будто бы ты не покоя хотел.
– И почему я тебе не верю, Северус?
– Понятия не имею. В детские сказки же поверил.
Что ж, если у меня в кармане лежал один из сказочных Даров Смерти, настоящий, гладкий, твёрдый и холодный, то трудно было не поверить. Я уже и не удивлюсь, если фонтан в саду на самом деле – фонтан Феи Фортуны, а где-то на кухне пылится Прыгливый горшок.
Чем больше мы разговаривали сегодня, тем больше я убеждался, что он от меня чего-то хотел – что-что, а такое я чувствовать умел. Навязчиво крутилась в голове глупая мысль – перезахоронение, перезахоронение…
– Северус.
– Ну хорошо, – сказал он и остановился. – Ты прав.
Конечно, прав. Но от этого мне не становилось легче. Словно бы он мог потребовать
чего не знаю в доме своём.
– Чего ты хочешь?
Он криво усмехнулся.
– Подсчитываешь, чем можешь откупиться?
– Представь себе, даже не пытаюсь.
– Ты помнишь Последнюю Битву?
Я понял, о чём он. Странно, но тот-самый-момент в Большом Зале Хогвартса, когда тело Тёмного Лорда с глухим стуком ударилось о пол, а лица всех, кто был там в этот момент, как по команде окрасились золотыми и розовыми лучами рассвета, я вспоминал исключительно со смехом. С нервным, естественно; порой мне снилось, как Лорд поднимался, взмахивал палочкой, которая почему-то осталась у него в руке, и, смеясь, говорил: «Хорошая попытка, Гарри Поттер, а теперь продолжим». И вся сумасшедшая черная круговороть того года начиналась сначала, снова и снова.
– Совершенно не помню, – огрызнулся я. Что призраки, что духи – обожают начинать издалека и наводить туман. От Снейпа я, впрочем, такого не ожидал.
Но он меня и не разочаровал.
– Ты знаешь, что стало с Нагайной?
– Лонгботтом отрубил ей голову.
– Он убил не Нагайну.
И не ко времени запела в кустах поздняя зарянка. Почти как в пьесе.
