Глава 1Данное творение представляет собой гремучую смесь джена и преслэша. Канону не противоречу ибо никто из нас не может доказать, что этого не было. Девятнадцать лет пропущеных Роулинг каждый заполняет по-своему. У меня получилось так.
When it’s time to live and let die
And you can’t get another try
Something inside this heart is died
You’re in ruins…
Когда приходит время – жить или умереть,
И второго шанса уже не будет,
Что-то в твоей душе погибло...
Твоя жизнь в руинах…*
Ты улыбаешься. Не потому, что действительно счастлив. Просто ты – Гарри Поттер, а статус спасителя магического мира обязывает тебя улыбаться, радоваться, быть счастливым. Особенно в день твоей свадьбы. Джинни любит тебя. Как и всегда с того момента как впервые увидела. Любишь ли ты ее? Думал что да. Думал, до того момента, как из бездонных черных глаз ушла жизнь. Из глаз, которые всегда смотрели на тебя с ненавистью, презрением, раздражением. И только тогда, в самый последний момент… Ты так и не понял, что в них мелькнуло. И хриплый шепот: «Посмотри на меня…» вдруг стал нужнее, чем все признания. Ты ненавидел его. Искренне, исступленно. Ты мечтал его убить. А тогда…все слишком резко изменилось.
Осознание его смерти обрушилось не тогда. В тот момент вокруг было слишком много смерти и боли. И не после просмотра его воспоминаний. Они оставили светлую грусть в душе. Но ты был слишком испуган. Тебе нужна была соломинка, чтобы выдержать то, что ты должен был умереть. Дамблдор был для тебя идеалом. Снейп…он был, по крайней мере, почти честен. И в его смерть было куда сложнее поверить. Ты никогда не думал, что с ним действительно могло что-то случиться. Ты забыл и то, как его укусил за ногу Пушок, в твой первый год обучения. Ты начисто забыл, как оглушил его, хотя в глубине души всегда гордился этим.
Нет. Ты со всей ужасающей очевидностью осознал, что Северуса Снейпа больше нет лишь тогда, когда увидел его лежащим на кровати в лазарете. Мадам Помфри очистила его одежду от крови, и только зияющая рана на шее давала понять, что он не спит. Ты выбежал из лазарета и бежал, пока не упал на пыльный пол в Визжащей хижине и не зарыдал в голос. Ты крушил мебель, разбивал руки в кровь, а когда сил не осталось, просто лег рядом с засохшим пятном крови на полу и завыл. Тебе было слишком больно тогда. Ты знал, что изящные, чуть желтоватые пальцы больше никогда не сожмут палочку, чтобы проникнуть в твои мысли, уничтожить твое зелье, убить кого-то. Больше никогда не взлетят полы черной мантии, напоминая всем крылья гигантской летучей мыши. Черные глаза не обожгут презрительным взглядом. Тонкие бескровные губы не изогнутся в презрительной усмешке.
Гермиона нашла тебя через несколько часов. Грязного, продрогшего, с опухшими и покрасневшими от слез глазами. Ты щурился, потому что и сам не знал, куда дел очки. Почувствовал только теплую руку, протягивающую стакан. Горло обожгло огневиски.
- Спасибо.
Ты увидел, как пышная шевелюра девушки качнулась в разные стороны.
- Тебе больно? – в голосе не было жалости. – Мне бы было больно.
- Я сошел с ума, да?
- Нет. Знаешь, я всегда подозревала, что так все и будет. То есть, конечно, не так…ты заслужил счастья, но…Черт, ты же знаешь, я не умею утешать.
Ты хихикнул. Вспомнился третий курс. Гермиона тогда была такой черствой с Лавандой.
- Так даже лучше, правда. Я не выдержу, если меня будут жалеть. Особенно вы с Роном. Черт… то мне делать, Гермиона. Как я буду жить со всем этим? Мне чертовски больно от того, что умер человек, которого я ненавидел семь лет! Это нормально разве?
Она вздохнула.
- Помнишь поговорку? От любви до ненависти один шаг. А здесь, наоборот. Ты его ненавидел, но и любил тоже. Он ведь тебя защищал. Больше чем кого-либо. Поэтому тебе так больно.
- Не шаг, Гермиона. Взгляд. Он, наверное, тогда увидел мою маму. Он ее любил. Он и защищал меня только потому, что я ее сын. Может, я зря себя мучаю? Может это просто извращенная форма уважения?
- Я не знаю, Гарри. Правда, не знаю. Мне всегда сложно было понять вас с Роном. Я его никогда не ненавидела. Мне было обидно и досадно, что он часто очень несправедливо оценивает мои знания. Но ненависти я к нему не испытывала. На самом деле я всегда мечтала учиться у него после школы. Он был одним из лучших в Британии зельеваров. Вряд ли он взял бы меня в ученицы, но мечта такая была. Так странно… не могу поверить, что его больше нет – она сделала глоток огневиски. – Какая гадость.
Ты снова хихикнул. Старая добрая Гермиона.
- Что с нами будет дальше?
- Ну, я выйду за Рона, ты женишься на Джинни. У нас родятся дети, и мы будем счастливы. Как и полагается героям войны.
- Я не хочу так… Я ведь не люблю Джинни. Зачем обманывать?
- Да, я знаю. Но ты будешь счастлив с ней. Насколько это вообще возможно в подобной ситуации.
- Думаешь, я смогу?
- Ты убил величайшего темного мага столетия. Неужели ты после этого не сможешь жить счастливо с девушкой, которая тебя любит?
- Ну, я уже говорил Рону, что с монстрами у меня выходит лучше, чем с девушками. Это действительно сложно.
- Ты сильный, Гарри. Ты сможешь.
- Лучше бы я умер там, в лесу.
Но ты не умер. Не умер, хотя на похоронах Снейпа сердце готово было взорваться от боли и горя. Ты не скрывал слез. Тебя некому было за них осудить. На кладбище кроме тебя и Гермионы были только мадам Помфри и Нарцисса Малфой. Но и они утирали слезы. Это было слишком жестоким испытанием для тебя. Его тело в гробу. Спокойное выражение лица, какого ты никогда не видел у него при жизни. Черная верхняя одежда, из-под которой выглядывают белоснежные манжеты и воротничок рубашки. Так привычно. И так больно. Ты позволили себе ужасающую вольность. Ты опустился на колени и прижался своими губами к его холодным, навеки сомкнутым губам. Всего на несколько секунд. Но тебе было жизненно необходимо это сделать. Последнее прощание с тем, что понял слишком поздно. Последнее прощание с частью твоего сердца, что умерла с ним. С губ сорвалось одно слово: «Люблю». Глупое, уже ненужное. Он никогда не ответит. Может это и к лучшему. Это ведь чертовски неправильно. И назови тебя кто-нибудь грязным педиком, ты бы принял это. Но ты бы отдал все блага мира за то, чтобы снова услышать резкое: «Поттер, вы идиот!». Но ты этого не услышишь. Никогда.
Ты снова переступил через себя. Отремонтировал дом на Площади Гриммо, сделал предложение Джинни, которая была невообразимо счастлива. Но вот уже больше года ты живешь с ноющей болью в сердце. И просыпаешься от собственного крика. И теплая узкая ладошка Джинни на твоей груди слишком слабое утешение. Она не может тебя успокоить. Она не может заменить того, что отобрали у тебя война и слава. Ты твердо знаешь, что никогда не избавишься от чувства вины перед ней. Она думает, что ничего не изменилось, а ты не спешишь ее разубеждать. И только Гермиона знает, что для тебя уже ничего не будет как прежде. Она самый близкий тебе человек, как сестра, которой у тебя никогда не было.
Ты один из лучших студентов Академии Авроров. Ты любим и уважаем. И почти никто не может понять почему ты так настаиваешь на том, чтобы в Хогвартсе висел портрет Северуса Снейпа. Все думают, что это дань уважения тому, кто так беззаветно любил твою мать. Тому, кто спасал тебе жизнь. Ты так не хотел открывать эти воспоминания, но без них все было бы бессмысленно.
Ты любишь. Любишь мертвого человека, которого казалось, ненавидел при жизни. Который не питал к тебе ни малейшей симпатии. Но был честен.
Наверное, так же он в свое время любил твою маму. За вычетом ненависти разумеется. Ты спускался в его комнаты. Ты был в его доме. И ты хранишь на чердаке, в своем старом школьном сундуке его письма, его личные вещи, все, что хоть как-то напоминает о нем. И временами, когда Джинни ночует в «Норе» ты часами лежишь в постели без сна, прижав к лицу его ночную рубашку. Гермиона наложила на нее чары, благодаря которым запах не выветривается. Ты понимаешь, что это безумие, что это ненормально, грязно. Но это необходимо тебе, чтобы продолжать жить. Ты знаешь, что после смерти наверняка встретишься с ним. И может быть, снова возненавидишь резкие выпады, ухмылку, бездонные черные глаза.
А сейчас ты улыбаешься, глядя, как веселятся гости на твоей свадьбе. И твердо знаешь, что Гермиона подойдет к тебе позже и увлечет в танец. И кружась с ней в вальсе, ты, наконец, сможешь дать волю слезам, что душат тебя. Потому что Гермиона непревзойденный мастер иллюзии. Потому что она тебя не жалеет и не восхваляет. Потому что она просто поддерживает. И только Гермиона Грэйнджер знает, что ты до конца своей чертовски фальшивой жизни будешь любить Северуса Снейпа.
* Песня 21 guns группа Green Day
