...Ты, спасибо, помогла, чем могла:
Ты на феньки порвала удила...
Веня Дркин
«Color d'amore e di pieta sembiante…»*
Данте Габриэль Россетти
**
- Если бы ты жила в Древнем Риме, ты бы была – Прозерпина. – Тягучий, неторопливый, обволакивающий голос. Она бы сказала – «родной», если бы так не боялась этого слова. И если бы существовало слово, еще более чуждое ему, чем «родной».
– Ты это к чему? – она подула на только что законченный маникюр. Нарисованные на миндалевидных ногтях листочки затрепетали, будто под порывом ветра. Очень по-слизерински: зеленые, с серебристым блеском – и никаких тебе змей и прочих рептилий.
– Я подумал, знаешь ли…
– Поздравляю, и как ощущения? – в который раз за вечер непочтительно перебила она. В серых глазах мелькнуло раздражение.
– Я подумал, твое полное имя – Персефона. Она же – в древнеримской мифологии – Прозерпина, дочь Цереры и жена Плутона.
– Повелительница царства мертвых, как же. Знаем и гордимся такими корнями. – Панси закончила любоваться маникюром и теперь небрежно играла держащейся только на кончиках пальцев туфелькой. Драко задержал взгляд на точеной ножке.
- О-о, узнаю о тебе много нового. И не скажу, что мне это не нравится… - Драко гибким движением подвинулся – скорее, перетек – ближе к девушке, от его прикосновения едва заметно вздрогнувшей. Его взгляд скользнул по длинным темным ресницам, вздернутому носу, молочно-белой коже. Идеальная белизна: ни веснушек, ни пятен, ни кругов под глазами. Почти как у него. И губы – ярко накрашенные, но без капли вульгарности… – Покровительствуешь алхимикам, возвращаешь миропорядку гармонию, объединяешь духовное и материальное?
Панси никогда серьезно не интересовалась ни римской мифологией, ни алхимией, ни историей собственного имени. И сейчас, вместо того, чтобы слушать, она пропускала слова Драко мимо ушей, сейчас она могла чувствовать лишь одно: он еще на шаг ближе, а ее руки – еще чуть холоднее, глаза – восторженнее, и плевать, что ее сейчас можно принять за влюбленную дурочку. Она почти забыла о внушаемом с детства правиле: девушки не выказывают чувств первыми. Девушки их по возможности вообще не выказывают…
Панси вжала ногти в ладони, понимая, что должна вести себя как-то по-другому, и борясь с желанием сделать очередную глупость: то ли вскочить и убежать в спальню девочек, то ли протянуть руку и дотронуться до него.
- А ты, - глаза Драко неожиданно оказались совсем близко от ее собственных, ближе, чем когда-либо, - спускалась бы каждые полгода в подземное царство – вслед за мужем?
Гостиная Слизерина начала медленно вращаться. Свечи, огонь камина, портреты и гобелены на стенах, забытые кем-то пергаменты и книги – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, завертелись сумасшедшей каруселью. Неподвижными оставались только глаза напротив, серые, почти прозрачные, с четким синеватым ободком – такие глаза, Панси помнила, бабушка называла русалочьими и говорила, что их обладатели способны утянуть за собой в самую страшную бездну.
Девушка медленно моргнула.
Гостиная больше не вращалась. Гостиной – просто – больше не было.
Не было ничего – кроме удивительно-колючих глаз и неожиданно настойчивых губ, и в голове пронеслась только одна мысль.
«Так не бывает…»
…А потом, спустя всего несколько недель – не счастья, а взаимного удовольствия, - начались кошмары и пытки, бессонные ночи и дни - с нервами, натянутыми, как струна, на которых каждый так и норовил сыграть – от симфонии до гаммы. Тогда она с кристальной ясностью осознала, что ее нет и никогда не было, что она существует только для того, чтобы быть его зеркалом: белоснежной кожей отражать все темнеющие круги под его глазами, безупречным маникюром – до мяса обгрызенные ногти, беспокойством в карих глазах – панику серых. Темноволосая, темноглазая и курносая, в ту зиму она стала почти его – светлоглазого остролицего блондина – копией…
Но, несмотря на постоянный страх и осознание собственной беспомощности (ведь Панси впервые хотела помочь – и не знала, как), только тогда она была по-настоящему счастлива: когда, выбравшись ночью из спальни девушек шестого курса, находила его, бледного и измученного, с голубоватыми от недосыпания веками и слипшимися влажными волосами, на диване в гостиной, - и до рассвета баюкала у себя на коленях, прогоняя норовящие вернуться страшные сны и кивая в ответ на его бессвязные монологи.
- …Только пойдем со мной, пожалуйста… - в такие ночи он забывал, что Малфои не просят, - там так темно, холодно, я боюсь. Я не должен, не знаю… и это… это сущий ад, я больше не могу… - а Панси отирала холодный пот с его лба и понимала, что готова спуститься за ним в преисподнюю не на полгода, не на год – на всю жизнь, будь она короткой, как казалось тогда, или бесконечно, изнуряюще длинной.
Сумасшедшая и очень холодная осень медленно шла своим чередом, превратилась в зиму, ледяную и практически бесснежную, - и Панси почти смирилась с тем, что ад не закончится никогда. У Драко, казалось, оставались только два чувства: страх за родителей и ненависть ко всему остальному миру, - и иногда Панси верила, что и ее он ненавидит, возможно даже, еще острее, чем остальных: ведь только она была свидетельницей его преступной слабости, его слез, его отчаяния. В эти дни Панси ярко красилась и дерзила преподавателям, ссорилась даже с однокурсниками и направо и налево снимала баллы – так, что Снейп однажды пригрозил лишить ее поста старосты.
А когда становилось невыносимо, Панси уходила в библиотеку читать тонкие истертые пергаментные свитки с мифами, доставала с верхних полок тяжелые астрологические фолианты, чтобы узнать, чем закончилась история Плутона и Прозерпины, и рассчитать, как одноименная планета влияет на судьбы рожденных под ней или попавших под ее влияние. Получалось – помогает им переродиться, обрести гармонию и идти дальше…
Панси не верила в астрологию.
**
…Она не могла не прийти на эту свадьбу. Слишком многое их связывало, слишком близки они были когда-то, слишком резко их оторвали друг от друга. Панси редко вспоминала седьмой курс – год, когда они, перестав встречаться, стали настоящими друзьями. Год, после которого они оба стали изгоями. Панси пришлось в чем-то легче – ведь она так и не приняла метку. Но неосторожно брошенная фраза откликнулась ей ненавистью всей школы – ненавистью настолько сильной, что Панси на восьмом курсе не смогла посещать занятия и была вынуждена готовиться к ТРИТОНам дома. А Драко – Драко делал вид, что ничего не произошло, молчал, усиленно учился и прятал глаза за отросшей в тот год челкой.
Тогда им запретили общаться – «дабы еще больше не компрометировать друг друга». Обоим было ясно, что и брак, о котором они вполне серьезно думали еще полгода назад, никогда не состоится: и Паркинсонам, и Малфоям необходимо было породниться с семьями, никак не замеченными в связи с Волдемортом. Панси удалось выбить себе несколько лет отсрочки, а вот Люциус подыскал Драко невесту сразу после окончания школы.
Панси никогда не общалась ни с Дафной, ни, тем более, с Асторией Гринграсс, и этому были свои причины: несмотря на безгрешность перед законом, репутация этой семьи не была безукоризненной с точки зрения магического сообщества.
Первым браком Феб Гринграсс был женат на маггле, умершей вскоре после рождения дочери Дафны**. О причине смерти тогда, почти двадцать лет назад, ходили разные слухи, но никто не верил в ее естественность. Большинство считало, что миссис Гринграсс стала жертвой нападения Упивающихся Смертью, но кое-кто склонялся к мысли, что Феб Гринграсс сам был замешан в убийстве жены: в начале восьмидесятых связи с магглами отнюдь не приветствовались.
Феб Гринграсс женился второй раз – на представительнице боковой ветви семейства Мальсиберов. Ее в свете тоже не любили – за ослепительную красоту и невероятную высокомерность, хотя Азалия Гринграсс казалась настоящей леди. Какой она была матерью, Панси знать не могла, но в Хогвартсе часто удивлялась жутко дорогим – и настолько же безвкусным и неудобным вещам Дафны, которые ей подбирала belle-mère***: туфли всегда жали, а кричащие цвета парадных мантий делали неброскую внешность девушки еще невзрачней. Впору было бы упрекнуть вторую миссис Гринграсс в отсутствии вкуса – если бы младшая дочь не была всегда безукоризненна.
По слухам, Астория была копией матери.
Во всяком случае, она была сногсшибательно красива – в свадебном платье, расшитом бриллиантами и жемчугом, сверкающем, как снег на январском солнце, с мудреной высокой прической и тяжелыми кольцами на тонких пальцах. А Драко рядом с невестой казался бледным и каким-то потерянным, будто это вовсе не его свадьба.
Зима. Астории очень подошло бы это время года, решила Панси. Не август…
- Я думаю, ты не ждешь от меня многословных излияний, - Драко наконец-то смог вырваться из толпы гостей и, бросив непонятный – неужели обреченный? – взгляд на Асторию, подошел к Панси. …А она почти не изменилась за те несколько лет, что они не виделись: как всегда, макияж и прическа безупречны, платье и мантия полностью соответствуют событию, хотя и кажутся несколько мрачноватыми, на камешке в сережке – несомненно, драгоценном и безумно дорогом – радугой переливается солнце...
Драко попытался снисходительно улыбнуться. Улыбка вышла кривая и растерянная. И виноватая.
- Тебе с такими провидческими данными надо было зваться Кассандрой… Прозерпина.
Панси вздрогнула – она вздрагивала всегда, когда он называл ее полным именем, всегда, когда вспоминала, как вслед за ним, юным, хрупким и таким непохожим на Плутона, раз за разом, ночь за ночью спускалась в подземное царство, чтобы с первыми лучами солнца все-таки вывести его назад, в мир живых, чтобы снова наступила весна…
- Пожалуй, Прозерпина у нас теперь ты, милый. И увидишь, твой Плутон тебя и на неделю из своих владений не отпустит. – Теперь уже вздрогнул Драко, а Панси, поймав взгляд его пустых и почти совсем бесцветных глаз, поняла, что угадала: в ад он спускается именно сейчас – и сам прекрасно это понимает.
Она легко коснулась губами воздуха у щеки Драко и повернулась, чтобы поздравить подошедшую и явно обеспокоенную отсутствием мужа Асторию Малфой, в девичестве Гринграсс, с чрезвычайно выгодной партией, - как будто бросила ком земли на гроб старой дружбы и, возможно, единственной настоящей любви.
*Цвета любви и внешность скорби (вообще-то по большей части относится к иллюстрации).
**В блокноте Дж. К. Роулинг напротив фамилии «Гринграсс» стоит пометка, что она либо полукровка, либо магглорожденная. Правда, там не «Дафна», а «Амелия», но, я думаю, не суть.
*** мачеха (фр.)
Картина Россетти «Прозерпина»: http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/9/93/Rosetti02.jpg
Как мне кажется, очень и очень…
Моя темка на форуме: http://www.hogwartsnet.ru/forum/index.php?showtopic=14897
