Глава 1 Я никому не посвящаю этот фанфик. В нем я сама от начала и до конца.
******
Я достаю баночку чернил из сумки, ставлю ее на стол в гостиной башни Гриффиндора, чудом уцелевшей после битвы, беру мое любимое орлиное перо – мне его Гермиона когда-то подарила – обмакиваю его в чернила и подношу к тетрадке. Эту тетрадь (смешно сказать!) я купила в магловском магазине. Мне очень понравился рисунок на обложке: огромный черный дракон-змея с шипастым хвостом и перепончатыми крыльями обвивался кольцами вокруг башни замка. Замок напоминал Хогвартс, а дракон – венгерскую хвосторогу, это глупо, ведь маглы не могли знать об их существовании, но, похоже, даже они иногда нуждаются в волшебстве, пусть даже и в своих фантазиях.
Я подношу перо к тетрадке и замираю, не зная, с чего начать, - капля чернил падает на строку и расплывается замысловатым пятном. Зачем я это делаю? Я не знаю. Просто я не могу больше держать все в себе, а обращаться к кому-то и плакаться в жилетку – не в моих правилах. Итак, я, Джиневра Молли Уизли, собираюсь описать на бумаге свой шестой курс в Хогвартсе, эти ужасные для всех семь месяцев. Как я их провела? Как совершенно конченая идиотка. А может быть и нет. Я запуталась… Наверное то, что я собираюсь написать,- единственный для меня способ разобраться и понять, кем я была в это время. Конечно, я могла бы воспользоваться Омутом Памяти, я думаю, сейчас многие в этом нуждаются, но… нет. Я просто не смогла бы смотреть на все это со стороны, не могла бы смотреть на СЕБЯ со стороны, так что вспоминать будет легче, гораздо легче…
Сейчас, когда все кончено и есть время обдумать прошлое, мне кажется, что все поступки я совершала спонтанно, не думая, как рефлекс. Часто меня не понимали самые близкие мне люди: подруги, родители, братья… мой брат… О Мерлин! Как больно… Нет, я, естественно, как все, боролась с Пожирателями Смерти, с новыми учителями, со слизеринцами… со своими мечтами, совестью, мыслями и реальностью. В этой битве невозможно победить, а если проиграешь – ты никто. Я с детства в этой войне, и за "боевыми действиями", к сожалению, не замечала многих важных и совершенно очевидных вещей, которые могли бы полностью изменить мою жизнь. Но мне тогда было все равно и…и в какой-то момент я просто поняла, что потеряла двух самых дорогих мне и любимых человека. Один покинул этот мир навсегда, а другой вроде бы и стоит всего в нескольких метрах от меня, и кажется, стоит мне лишь протянуть руку, и я верну его, но… увы, протянуть руку не хватает сил, и он ускользает. А сама я стою и тихо плачу над телом того, кому я действительно была нужна все это время, кто действительно меня любил. Я осталась одна.
Черт, черт, черт! Эти слезы! Ненавижу! Слезы – это приговор, означающий, что всю жизнь ты будешь жить под гнетом своих несбывшихся надежд, неудавшихся идей и невосполнимых потерь. А я так не хочу. Я смотрю на свою мать, и понимаю, что жизнь подарила мне яркий пример того, кем я никогда не должна стать: бедной многодетной женщиной с мужем-подкаблучником, задыхающейся от собственной беспомощности, списывая все неудачи на "трудную жизнь". Абсурд! Жизнь сама по себе не бывает трудной, мы сами делаем ее такой.
Я все еще не начала писать, и на бумагу падает вторая капля чернил. Это пятно сливается с первым, и теперь они похожи на птицу, широко расправившую крылья. Впервые за много лет я решаюсь написать что-то о себе не для того, чтобы отдать это МакГонаггл для заполнения классного журнала. Это точно будет не дневник, я с одиннадцати лет боюсь этого слова. Может быть мемуары? Нет, слишком уж пафосно звучит. Да и какая разница, как это назвать? Все равно я думаю, что меня не хватит больше, чем страниц на десять. У меня просто устанет писать рука, я закрою глаза и откинусь на спинку стула. Позже я, конечно, перечитаю записи и, скорее всего, брошу тетрадь в камин к Мерлиновой матери. Впрочем, кто знает? Не нужно загадывать наперед, обычно это плохо заканчивается.
Итак, сегодня 8-е мая, то есть прошло шесть дней после Победы. Но для меня все началось гораздо раньше.
********
На днях мне исполнилось шестнадцать, так что все еще приходилось терпеть ограничения для несовершеннолетних. "Магия вне школы запрещена!" – так, кажется, говорится в правилах? Но, по-моему, они работают только для семей маглов. Я-то уже лет с четырнадцати укладываю волосы по утрам только с помощью магии, и дома тоже. Главное, чтобы мама не узнала, хотя, что она сделает? Отберет палочку? Вряд ли. Покричит, пустит слезу, всхлипывая о том, как я ужасно изменилась, и только. Скажет отцу? Ну и пусть, папа исподтишка подмигнет мне и даст несколько кнатов на карманные расходы. Бедняжка, он совершенно не разбирается в нынешних ценах. Что можно купить на несколько кнатов? Пакетик сушеных муравьиных глаз для зелий? Но я, конечно, промолчу.
Да, с родителями у меня натянутые отношения, особенно с мамой. Она всегда хотела иметь дочку, и была просто уверена, что я вырасту послушной, милой девочкой, никогда не уеду из дома и буду надежной опорой ей в старости. Что ж, могу представить ее разочарование: я выросла яркой, грубой и нетерпеливой. В детстве я постоянно дралась с соседскими детьми, теперь я с легкостью охмуряю парней намного старше меня и потом меняю их как перчатки без зазрения совести. А еще я ненавижу Нору, ненавижу этот дом, это притворное семейное счастье и идиллию, которой я почему-то никогда в своей жизни не замечала. Мне душно здесь, я хочу вырваться отсюда, улететь куда угодно, только подальше от Норы. Особенно остро я это почувствовала, когда… нет, не тогда, когда во время свадьбы Билла и Флер напали Пожиратели смерти и на моих глазах Гарри, Рон и Гермиона трансгрессировали, бросив меня здесь, а мама, заметив это, силой затащила меня в дом и заперла в комнате, нет… Это случилось в середине августа.
Число я не помню, помню только, что в этот день вышел номер "Пророка", где говорилось, что Снегг назначен директором Хогвартса. Я была на кухне и помогала маме с обедом: чистила картошку магловским способом (чудесная помощь, не правда ли? А главное как быстро!). Мама помешивала суп в кастрюле и вдруг сказала:
- Джинни, я бы хотела с тобой еще раз поговорить насчет твоего возвращения в Хогвартс.
Я закатила глаза. Опять она завела эту песню! Доченька будь осторожна, на рожон не лезь, с учителями не спорь, в лес не ходи, по коридорам не гуляй, с незнакомцами не разговаривай.
- Мам, ну сколько можно? Мы это тысячу раз обсуждали. В Хоге безопаснее всего, и все это знают. И пусть даже Снегг – страшная скотина, я …
- Джинни!
- Что?
- Я имела в виду другое, - она стала нервно вертеть ложку в руке. – Я знаю, что в школе ты поддерживала близкие отношения с некоторыми мальчиками…
- Рон натрепал? – перебила я.
- Причем здесь твой брат? – спросила мама, судорожно втягивая носом воздух. Она так и не простила ему его с Гарри побег. – Что, я, по-твоему, совсем слепая? Я разве не вижу, какая ты стала… Надеюсь, мне не нужно тебе объяснять, чем может для тебя закончиться твое безрассудное поведение?
- Мама, нашла время!
- Да-да, именно, самое время! В этом году ты едешь в школу одна, без братьев, и некому будет за тебя вступиться.
- Если ты не забыла, мама, я тоже волшебница, и уж точно могу за себя постоять!
- Я просто хочу, чтобы ты вела себя благоразумно.
- О, не волнуйся, я само благоразумие! – съязвила я. – Так что внуками в ближайшее время я тебя обеспечивать не собираюсь!
- Джинни! Да как ты можешь?!
Я поняла, что это была последняя капля, причем она обрушилась на маму десятилитровым ведром воды, и поспешила убраться из кухни. Выбегая, я столкнулась с Фредом.
- Эй, куда торопишься, сестренка? – спросил он со своей фирменной улыбкой до ушей.
- Подальше от бессмысленных разговоров, - ответила я и скрылась в своей комнате, назло хлопнув дверью так, что от грохота задребезжали окна во всем доме.
