Глава 1Записи в дневнике профессора Снейпа.
Понедельник - Поттер опять крался за мной в своём дурацком плаще. Убил к чертовой бабушке.
Вторник - Грейнджер и Уизли показывали мне на уроке язык из-за котла. Убил идиотов.
Среда - весь Хогвартс на меня ополчился! Перебил всех нафиг!
Четверг - Скучно...
Профессор Снейп вздохнул. За долгие годы практики вздохи удавались профессору великолепно, особенно вздох «Альбус, какого подштанника Мерлина вам еще надо?!». Правда, сейчас профессор Снейп вздохнул скорее печально, и это могло бы означать что-то вроде «Чем бы себя занять?». Дело в том, что профессор целых три дня без дела сидел у себя в Паучьем тупике и за это время прочел два трактата и один научный труд, посвященные зельям, которые собирался прочитать лет уже... Ну, долго, короче... Сварил всего-то десяток экспериментальных ядов, до которых все руки не доходили, улучшил зелье против простуды, убрав дым из ушей и заменив его чесоткой... В общем, профессору Снейпу не осталось ничего такого, чем можно было бы себя занять. Ведь оба его шефа, мерси Поттеру, мертвы, и некому угощать его лимонными дольками или насылать Аваду пополам с Круцио. Некого изводить насмешками и снятием баллов, некого травить фирменными ядами и не к кому применять легилименцию.
Кстати говоря, возможно, кто-то заинтересуется тем, почему уважаемый и почитаемый канонный профессор Снейп умер, а наш с вами АУшный – нет. В этот раз дело не в неземной страсти к: Грейнджер/ Поттеру/ Малфою (все равно к какому)/ Блэку/ Люпину/ Машке Сью (тоже все равно к какой)/ Дамблдору/ Макгонагалл/ Миртл/ Добби и т.д., нужное подчеркнуть, никакого оборотного зелья, никаких маховиков времени, никаких ритуалов Черной Магии и прочих экзотических идей моих коллег фикрайтеров. Все гораздо проще. А вы знаете, что боггарт профессора Снейпа – Нагини?
Вот так-то. Умный профессор представил, что змея его укусит за горло. Ну, боггарт и укусил, ничем не навредив профессору Снейпу и испортив кучу нервов снейпоманам и снейпоманкам. Освобожденный ото всех профессор Снейп скучал, смутно надеясь на то, что, быть может, кто-то позвонит в дверь, или аппарирует, или... Но никто не приходил. Даже слэшерам в тот ясный августовский день он был не нужен, потому что даже он пошли прогуляться, оторвавшись от монитора и отношений какой-нибудь необычной пары. Люциуса Малфоя и Трелони, например. Хотя, скорее, Дадли Дурсля и Аргуса Филча. А может быть, Букли и Живоглота. Или Живоглота и Рона. Короче, именно этот момент, когда профессор Снейп собирался начать жалеть себя, мысль выбрала для появления в его мозгу.
«А если я забуду все, что было в прошлом?!».
Эта мысль, как удар тока, пронзила насквозь профессора Снейпа. Ну конечно, как он не догадался! Что может быть проще? Нужно избавиться от старой жизни, старых привычек, раз уж профессора Снейпа, зельевара международного класса и так далее больше нет в списке живых. Отличный шанс! И никто не помешает – и Дамблдор, и Волдеморт на том свете. Совершенно не к месту вспомнилось, как Пожиратели Смерти проверяли степень трезвости. Если испытуемый выговаривал «Дамблдор – придурок, слава его темнейшеству Волдеморту!» без запинки и ошибки в именах, то он был, соответственно, не пьян.
Потом профессор Снейп задумался. Если он хочет начать новую жизнь, нужно придумать новое имя. И новую профессию. И еще подстричься и привести себя в порядок. «Ладно, слэшера на дом вызову. За несколько слов так изменит, что Джордж Клуни моей внешности позавидует!», - подумал не без удовольствия профессор Снейп. Но что делать с профессией? Первоклассному отравителю, потомственному к тому же (Тобиас Снейп умер от свинки? наивные...), никогда не избавиться от профессиональных навыков. И тогда профессору Снейпу повезло во второй раз: вторая мысль забрела в его голову! И была не менее гениальной, чем первая. Профессор Снейп решил отправиться туда, где уж никак он не мог кого-нибудь отравить.
В монастырь.
Профессор Снейп подошел к делу основательно. Главным условием было то, чтобы он не мог выходить за ограду монастыря, дабы избежать искушения отравить кого-нибудь. Под эту категорию подходил только женский монастырь Ордена Святой Клары, или, как их еще называли, Бедные Клары. Дело в том, что принадлежащие к этому Ордену женщины не имели права покидать монастырских стен, и всю жизнь жили на одном и том же месте, в одном и том же окружении. Но из-за того, что профессору Снейпу предстояло общаться с одними и теми же людьми, он подозревал, что через пару месяцев общения ему захочется если не отравить, то передушить всех. Кроме того, это был женский монастырь, но об этом профессор Снейп как-то не подумал. Поэтому он решил искать другое место, а для этого решил немного попутешествовать... Скажем, по Франции. Там всегда было множество монастырей (в одном Париже – более трехсот!).
***
Через два дня, подстриженный, ухоженный профессор Снейп в черном облегающем джемпере (это была идея слэшера) и серых простых брюках, с небольшим чемоданчиком в руках ждал отправки во Францию. Серая куртка была перекинута через руку, чтобы скрыть волшебную палочку в рукаве. Слэшер стоял рядом, оглядывался по сторонам и, в общем-то, не знал, чем себя занять. До поезда было еще с полчаса, а так как профессор Снейп был иногда слишком предусмотрителен (да и слегка нервничал, вступая на путь добропорядочного гражданина под именем Севы Снегова), то в зале ожидания эти двое стояли уже около часа. За это время слэшер перепробовал все сорта кофе и какао из автомата с надписью «Cofeделка», добыл из автомата с всякими бутербродами и шоколадками все, что только можно было добыть, перерыл все бесплатные спичечные коробки на барной стойке привокзального кафе и отмерил пару комплиментов официантке. Кстати говоря, слэшер был русский – а как иначе, профессору Снейпу... то есть господину Снегову требуется все самое лучшее – и он скучал. А из этого ничего хорошего не выйдет, или, точнее, ничего хорошего до сих пор не выходило. В самых, так сказать, «легких» случаях скука слэшера заканчивалась мысленным монологом с самим собой на предмет завершения, написания, написания продолжения фанфика. Это самый «легкий» вариант, ибо слэшер еще только собирался взяться за перо и начать творить нетленку. В худшем случае, например, как сейчас, когда любимый персонаж оказывается рядом (или просто похожий на него человек) начинается чаще всего претворение в жизнь смелых фантазий.
К счастью для господина Снегова, слэшер был а) мужского пола; б) традиционной ориентации; в) пятнадцати лет от роду. Так что воплощение фантазий если не отменялось, то откладывалось. Собственно, звали слэшера Артемом, в Интернете Темой (а не Тёмой), а слэш писал юмористического содержания – то есть, конечно, иногда рейтинг R ставил, но чаще из-за жестокости происходящего (ну, не любят русские, когда возводят плагиат на их президента...). Наружности Тема (будем использовать его ник, ладно?) был обычной, если не сказать непримечательной – темные волосы, зеленые с карим глаза, худощав и носит джинсы. Еще Тема носил очки, когда хотел выглядеть солиднее, или когда ему было интересно, что все-таки написано на рекламном щите метрах в десяти от него. То есть почти всегда, но он тщательно делал вид, что очки – так, прихоть, а не почти острая необходимость. Еще Тема носил серые и черные водолазки, обычные футболки, обычные кеды и редко причесывался. Характер в общем спокойный, учится тоже нормально, а юмористический слэш пишет для развлечения себя и интернет-сообщества в его немалом количестве. К его чести, сообщество никогда не требовало от него «НАЙДИ БЕТУ!!!», кидаясь попутно белыми тапочками, овощами и яйцами туманного срока годности, а также не отправляет писем профессору Снейпу с просьбой выслать этому аффтору йада. (Кстати, яда часто предлагают выпить, но почему-то не проверяют, выполнил ли кто-то их пожелание).
Итак, Тема, русский слэшер, выписанный самим бывшим профессором Снейпом в Англию (или Ю-Кей, как учат в школе), потратил почти всю выданную нынешним Севой Снеговым наличность на ерунду. Так как потратить три пенса и шиллинг было не на что, потому что ничего на эти деньги купить было нельзя, то юному слэшеру заняться было больше нечем. Ну, он, конечно, потратил некоторое время на поиск туалета, стырил оттуда мыло и засунул его в сэндвич нынешнего господина Снегова, но все-таки в его голову мысль об удалении в монастырь не забрела, как это было с бывшим профессором Снейпом. Тема похихикал над ворчанием господина Снегова: «Что за странный сыр они кладут в эти бутерброды?» и снова заскучал.
- Профессор... Снегов, - поправился Тема, - А как получилось, что вы решили исправиться?
- Артем...
- Вы еще добавьте «мистер», - фыркнул Тема, - И Поттер. Сколько раз говорил: вы – не в Хогвартсе, детей, кроме меня, нет, по крайней мере, тех, на кого вы семь лет шипите.
- Ладно, - кивнул Сева Снепов... То есть Северус Снейг... А, ладно, профессор Снейп пусть будет. А то все запутаются. – Так вот, а чем мне еще заняться? Со шпионажем покончено – не на кого шпионить, оба шефа сам знаешь где...
- Ага, у Мерлина, - кивнул Тема. – В бороде.
- Ну да, - нетерпеливо отозвался профессор Снейп. – Не перебивай. Так вот, отравителем теперь тоже не заделаться – видишь ли, Поттер мою смерть официально засвидетельствовал. Грейнджер даже нашла в пасти Нагини мое ДНК, так что моя смерть подтверждена со стопроцентной вероятностью. После такого укуса и количества яда никто не выживет, это точно. Поэтому однажды вечером делать мне было нечего...
Слэшер фыркнул.
- Кхм, - кашлянул профессор Снейп, - Ну, вот я и решил исправиться. Яды, шпионаж, шефов оставить в прошлом, а самому устремиться в будущее... Что ржешь?!
- Пафос – враг... Э-э-э... Хорошего лозунга! – пояснил Тема.
- А лозунг тут при чем? – не понял профессор Снейп.
- Ну, видите ли, господин Снегов, чтобы благополучно дойти до цели, надо сначала найти цель. Затем – мотивацию, а то, например, есть цель: залезть на Джомолунгму. Зачем? Вот тут-то и находится лозунг. То есть лозунг – это, так сказать, концентрат вашей мотивации. Взять тот же Эверест...
- Ты сказал: Джомолунгма, - поправил его профессор.
- А, это европейцы и азиаты гору поделить не могут, - отмахнулся Тема. – Кто зовет Эверест, кто – Джомолунгма, а русские политкорректно пишут: Джомолунгма, а в скобочках – Эверест. Или наоборот. Ну так вот, скажем, цель – залезть на Эверест. Мотив... Ну, это круто. И исходя из этого...
- Стоп, погоди. «Круто», по-моему, мотив короче некуда, - возразил профессор Снейп.
- А вы подумайте. Вот лозунг: «Залезть на Джомолунгму (Эверест) – это круто!». Звучит? То-то! Тут еще с миллион мотивов можно насобирать. Так что, скажем, лозунг: «Узнай, что такое Эверест, и почему он – Джомолунгма!» звучит... ну... проще.
- Пф, - фыркнул профессор Снейп. – А почему не «Узнай, что такое Джомолунгма и почему она – Эверест!»?
- Так тоже можно, но я не о том. Так каков ваш лозунг? «Снейпа могила исправила»? - хихикнул Тема.
- Нет уж, - ядовито отозвался профессор Снейп. – Скажем... «Исправление злостного отравителя».
Тема расхохотался.
- Ага, и, - он снова рассмеялся, - «Исправление злостного слэшера»...
- «Вдвоем на пути истинном», - хмыкнул профессор Снейп.
Отсмеявшись, Тема продолжил.
- Так вот, этот пафос – враг нормального лозунга. Лозунг должен быть прост, понятен, и содержать максимум смысла.
- И что ты предлагаешь? – заинтересовался профессор Снейп.
- «Профессор Снейп исправляется». А наш поезд сейчас отправляется, - озабоченно заметил слэшер. – И через четыре минуты мы на него опоздаем.
***
Париж встретил слэшера и отравителя хмурым небом, периодически чихающим мелким дождиком, и несвойственным летнему Парижу отсутствием всевозможных ярких палаток с сувенирами. Из-за погоды парижане предпочли остаться дома, а не торчать на улице ради развлечения иностранцев, с трудом выговаривающих «бонжур» и «мерси». Попадались экземпляры с более-менее приличным знанием языка, но и у них не хватало словарного запаса, чтобы объяснить, что они хотят именно клубничное мороженое с шоколадной крошкой, а не мороженую клубнику в крошечном шоколаде. Тема и профессор Снейп натянули куртки, огляделись в поисках такси и минут через пять отправились в отель.
Отель был по-парижски вычурен снаружи – лепнина, кованые решетки, и все такое, а внутри по-парижски скромен: две простые деревянные кровати в номере под самой крышей, тюлевые занавесочки, между кроватями лоскутный коврик, длинная тумбочка (даже, скорее, низкий комод) и окно. Слева – дверь в ванную, справа – белый, крашеный, как и дверь, масляной краской шкаф. При желании, перескочив через комод, можно было усесться на узкий подоконник, сдвинув куда-нибудь горшок со странным вечнозеленым растением, открыть окно и выбраться на крышу или свесить ноги над рю Д'Анжу, которая недалеко от церкви Мадлен и Елисейских полей.
Тема, конечно, не удержался, распахнул окно и высунулся наружу. За шиворот ему тотчас накапало, и пришлось залезть в теплую комнату. Профессор Снейп взмахом палочки закрыл окно, пока Тема невнятно ругался и встряхивал куртку.
Закончив ругаться и распаковывать нехитрые пожитки, слэшер поинтересовался:
- Ну-с, и что теперь?
- Я бы предпочел сходить куда-нибудь пообедать...
Тема встретил это предложение радостным выражением лица, но профессор Снейп продолжил.
- Но кое-кто съел все чипсы из аппарата на вокзале, так что, думаю, никто не голоден. Поэтому предлагаю прогуляться.
На этот раз Тема расстроился.
- Но, Всеволод Анатольевич, там же такая погода... – попробовал отвертеться он.
- Нормальная погода, - пожал плечами профессор Снейп. – В самый раз, чтобы прогуляться и забрести в какой-нибудь храм.
- Ну давайте хотя бы в Лувр пойдем, - взмолился слэшер. – Сокровищница французской культуры... Может, у меня в детстве репродукция Джоконды была, я ее по полу валял, теперь хочу настоящую повалять...
- Ты уверен, что у тебя после этого неприятностей не будет? – покосился на него профессор Снейп.
- Не-а, - жизнерадостно помотал головой Тема. – Вы ж всем свидетелям память сотрете.
Профессор Снейп поразился такой наглости.
- Еще слово – и в Лувр мы не пойдем! – заявил он.
Тема хитро улыбнулся.
***
В Лувре особого шуму никто не наделал – там, во-первых, было много посетителей из-за плохой погоды, во-вторых, Джоконду закрыли на какую-то процедуру. Впрочем, одним глазком Тема все-таки посмотрел на знаменитую картину, но его за шиворот оттащил профессор Снейп.
После обеда распогодилось, и Тема с профессором отправились к Монмартру в какое-нибудь кафе. Профессор Снейп более-менее говорил по-французски, Тема знал «бонжур», «мерси» и «же не манж па сис жур» (я не ел шесть дней). Еще, конечно, «шерше ля фам», но подозревал в этой фразе тайный пошлый смысл, поэтому ее оставил про запас. Кстати, то, что Тема не ел шесть дней, произвело впечатление на официантку, когда он выпалил ей это вместо заказа. Официантка принесла жульен, жаркое и еще несколько сортов сыра. Сыр Тема любил, так что запасы багета существенно уменьшились, так же, как и запасы денег в кошельке профессора Снейпа.
Потом они прогуливались в направлении своего отеля, но нежданно-негаданно снова полил дождь. Пришлось бежать в ближайшее укрытие, коим оказалась церковь Мадлен.
Церковь Мадлен – это большое греко-римское здание, образчик неоклассицизма. Ее крышу поддерживают 52 коринфские колонны, первый камень церкви заложил в XVIII еще Людовик XIV. Строительство церкви растянулось на 85 лет, так что закончилось оно в XIX веке. Сама церковь посвящена Марии Магдалине – вот все, что узнали профессор и Тема из экскурсии, на которую нечаянно попали. Профессор Снейп отправился разговаривать со священником по поводу ухода в монастырь, а Тема, будучи исторически православным человеком – осматривать церковь. Он осмотрел фрески, иконы, скамьи и пару гробниц, подошел к алтарю, посмотрел на чашу со святой водой. Посмотрел на временно выставленные в церкви мощи какого-то святого. Когда он собирался уже открыть ящик со стеклянной крышкой, чтобы убрать фиолетовое покрывало с головы святого, к нему подошел профессор Снейп.
- Я договорился, завтра мы идем на экскурсию в монастырь, - сообщил профессор Снейп. – Будем изучать жизнь монахов.
- Профессор, я-то не иду в монахи, - забеспокоился Тема.
- Расширять кругозор полезно. И вообще, кто-то собирался написать рассказ о том, как я ушел в монастырь на самом деле, а не умер, так что без детального описания жизни монахов тебе не обойтись. Может, даже уговорю тебя недельку пожить со мной в монастыре.
- Нет уж, профессор, делайте, что хотите, выкручивайтесь, как умеете. Я исконно православный, или ортодокс, по-вашему, по-буржуйски! В крайнем случае, язычник, поклоняющийся Перуну и Морене, Велесу и Даждь-богу, Ярилу и… Так, кто там еще был? – задумался Тема. – А, ладно, всему славянскому пантеону, вот! Ни в какой католический монастырь меня не затащите, меня же там как еретика заинквизируют!
- Я сейчас тебя заинквизирую, - проворчал профессор Снейп. – Твое счастье, что я больше не отравитель.
***
Бывает такое настроение, когда пальцы буквально порхают над клавиатурой, и слово за словом появляется на экране, или листы бумаги ровной стопкой ложатся рядом, или вдруг оказывается исписанной тетрадь… Как правило, такое настроение называют «вдохновением», или говорят, что пегас лягнул. В таком настроении не знаешь точно, сколько напишешь, как, но проходит часа два – и с удивлением на экране видишь страниц десять текста двенадцатым кеглем. Или исписанную стопку бумаги. Когда пишешь так, слова сами приходят откуда-то, складываются в предложения. Прямо как у Бальмонта: «Откуда, сколько, я не знаю, Но я не размышляю над стихом». Есть настроение, когда точно знаешь, что собираешься написать. Это уже скорее рабочее состояние: думаешь над каждой фразой, переделываешь раза три, представляешь все в уме, пристаешь к родным с вопросами или ругаешься с соавтором. В результате жарких дебатов выходит полноценная глава, выверенная до последнего слова, с кучей всяческих подводных камней. Моя соавтор еще увлеклась, после прочтения Толстого, характеристиками героев, так что фразы героев характеризуют их еще и психологически (боюсь, что и в этой повести тоже). Бывает еще настроение, когда работать над текстом нужно, все сроки горят, но, как назло, в голову ничего не приходит, и ты выдавливаешь из себя жалкий абзац, чтобы развить его попозже. В конце концов абзац стираешь, и пишешь по новой на следующий день. Есть еще одно настроение, самое неопределенное, которое было у профессора Снейпа. Когда хочется что-то написать, сделать, но что именно, не знаешь. Вот именно в этот момент понимаешь выражение «руки чешутся» - они, действительно, как будто зудят. Впрочем, обычно в такое настроение ничего путного не выходит ни из-под пера, ни из-под зубила. А так как профессор Снейп вообще был не склонен к писанине, то ему ничего не оставалось, кроме как сидеть в номере на кровати и ждать, пока не подойдет час отправляться на экскурсию. Тема познакомился с какой-то испанкой, и они в холле отеля общались на испанском пополам с английским. Как оказалось, Тема изучал в школе испанский, но со словарным запасом у него было не очень.
Наконец пришло время отправляться на экскурсию, и профессор Снейп спустился вниз. Тема уже что-то шептал на ухо испанке, и то, что профессор Снейп схватил его за ухо, было полной для него неожиданностью.
- Скажи этой милой леди, что мы уходим, - мило улыбнулся профессор Снейп.
- Ай… - морщился Тема. – Кармен, мы еще увидимся… Если мне будет не стыдно предстать перед тобой с одним ухом, - закончил он, встав с дивана. Профессор Снейп все еще держал его в подвешенном состоянии, но после особенно жалостливого выражения глаз парня отпустил его ухо.
- Автобус уже приехал, - сообщил профессор, и направился к выходу.
Бурча что-то про извергов, которых нельзя подпускать к детям, и измышляя разнообразные нецензурные и более-менее цензурные эпитеты для этих извергов, Тема направился за ним.
Автобус оказался… Ну, «микро» - это сильно преувеличено. Больше всего это походило на банальную русскую маршрутку – даже задрапированными в полиэтилен сиденьями. Но устроится там можно было с определенным комфортом, кабы не монах-водитель: он включил на полную громкость записи какого-то церковного хора, исполнявшего различные гимны во славу Господа. Все бы ничего, но гимнов было всего пять, а ехать – три часа! Плюс к тому, водитель еще и подпевал, причем особенно активно – «Аллилуйя!», разворачиваясь через двойную сплошную… как они миновали грузовик с матрасами, Тема не понял. Но на всякий случай пробормотал «Спасибо, Господи». Правда, тут же взял свои слова обратно: монах нажал на педаль, вломился сквозь лавку зеленщика на мостовую и, закрывая глаза и во весь голос крича «Амено!!!», погнал по тротуару. Так он объехал пробку на выезде из города.
Дальше – больше: из города выбрались (Тема чуть не поседел), въехали на скоростное шоссе. Там монах погнал на скорости двести десять, периодически сигналя и лавируя из крайнего ряда в средний и обратно, обгоняя прочий транспорт. И, разумеется, опять подпевая в нужных местах – «Амен, Аллилуйя!».
Чуть не проехав поворот (монах-камикадзе задним ходом на скорости сто двадцать км/ч развернулся, объехал фуру с рекламой йогурта и вписался в ответвление магистрали), они ворвались на шоссе поменьше – буквально ворвались, как минивэн проехал полукруглый спуск, не пробив ограждения, для Темы было тайной – и проехали еще пару километров, после чего «полицейским разворотом», прямо перед ремонтом асфальтного покрытия, развернули в обратную сторону.
Только у парня отлегло от сердца – шоссе, не считая ремонтной бригады, было пустынно – как монах свернул на проселочную дорогу, усыпанную щебенкой и гравием поверх колдобин и ухабов. Машина ухала то вверх, то вниз, ее мотало вправо-влево – так объезжались особенно глубокие рытвины – и все это, вознося хвалу Господу. Тема сидел, вцепившись руками в сиденье, и мог только попискивать, когда машину особенно сильно заносило, и ее задний бампер стукался о деревья.
Машина резко качнулась вперед, остановившись перед ржавыми коваными воротами.
Монах выключил музыку и обернулся к пассажирам:
- Приехали, слава Ему.
- Г-га, - кивнул Тема, отцепил руки от сиденья и дрожащими руками взял свою сумку. После чего, нервно оглядываясь на водителя, выбрался наружу, с четвертой попытки открыв дверь.
Тема вывалился наружу и пошатнулся, оперся рукой о дверь.
- Тема, ты что-то бледный, - заметил профессор Снейп.
Парень посмотрел на него дикими глазами?
- Б-бл-бле-едный? – выдавил он. – П-п-п…
- Так и быть, опусти обращение, - разрешил профессор.
- М-мы т-ток-ко чт-то не-е п-пог-гибли, - выдохнул Тема. – Чуд-до пр-росто…
- Ну, пожалуй, была пара волнующих моментов, - пожал плечами Снейп, - но – ничего особенного. Вы же, русские, любите быструю езду?
Выражение ужаса появилось не лице Темы, и он быстро-быстро замотал головой.
- Что ж, этот вопрос выяснили. Идемте? – профессор сделал приглашающий жест в сторону ворот.
Тема собрал остатки силы воли и поднялся на ноги. Коленки еще тряслись, но руки уже перестали, и он нетвердым шагом направился к калитке. Та явно никогда не запиралась: она вросла в землю.
За калиткой оказалась протоптанная веками тропинка, ведущая к сурового вида серому зданию, по самые бойницы вросшему в землю. Дверь, к которой некогда вели широкие пять ступеней, теперь довольствовалась одной-единственной. Однако, внутри все пять ступеней сохранились, в чем и убедились профессор с Темой, перешагнув высокий порог.
За порогом оказалось помещение, освещенное факелами, с низким потолком и завешанными гобеленами стенами. Гобелены изображали различных святых, делающих свои добрые дела. Но что именно и кто делает, понят было не так-то просто: гобелены засалились со временем, потемнели, и видны были только силуэты, когда-то бывшие людьми или предметами. Пол покрывали лоснящиеся темные плиты.
- Здрасьте, хвала Ему, - появился еще один монах, в серой рясе, подпоясанной вышитым поясом и с крестиком на простой медной цепочке. – Я – брат Зенеций.
- Всеволод Снегов.
- Артем.
- Очень приятно, слава Ему. Ну-с, вы к нам в послушники? – спросил Зенеций у Темы.
- Я? нет. Профессор хочет стать монахом, - сдал его Тема.
- Да, - с достоинством кивнул Снейп, - хочу. И я хотел бы подробнее узнать о быте монахов, их укладе, о том, что делают послушники…
- Конечно-конечно! Я вам проведу экскурсию, слава Ему. Это у нас – холл, остался с седьмого века, как и все, слава Ему, здание. Наш орден – основатель его, слава Ему, был владельцем здания – на протяжении почти тысячи трехсот лет располагается здесь. Основал орден Гарик Кавсизский, поэтому мы зовемся «кавказцами», но сие наречение неправильно: мы «кавсизцы», слава Ему. Идемте, я вам покажу библиотеку, кельи, столовую, расскажу о распорядке дня…
С каждым новым помещением, показываемым Снейпу, профессор все более и более загорался идеей стать монахом. Вставать рано утром, читать утренние молитвы с остальными монахами. Работать в поле весной, летом и осенью, зимой – в библиотеке, с пыльными фолиантами, красивым почерком переписывая их, украшая иллюстрациями и буквицами. Затем – завтрак, скромный, достойный такого ничтожества, какое он есть на Земле. Потом снова молитвы и работа; обед. После обеда – служба, затем снова работа. Ужин. Вечерние молитвы, последние дела перед сном, и – спать. Встать рано утром…
Профессору уже представлялось, как он все это делает; как развевается ряса за спиной… как его посвящают в монахи, переводя из послушников… как он становится настоятелем одной из церквушек в Париже или другом городе Франции…
- …На этом я закончу, слава Ему, - сообщил брат Зенеций.
- Я бы хотел здесь остаться, - улыбнулся (!) профессор Снейп. – Завтра ждите меня, с вещами.
- Да-да, конечно, конечно! Но вам надо кое-что подписать, - закивал брат Зенеций и повел профессора с Темой вниз.
Они спустились с третьего этажа, где осматривали кельи, в библиотеку. Оттуда прошли в кабинет настоятеля монастыря, сухощавого мужчины преклонного возраста. Он цепким взглядом осмотрел вошедших и изрек:
- Добрый день.
- Здравствуйте, отец-настоятель, - поклонился монах.
- Здравствуйте, - профессор и Тема согнулись в поклонах.
- Вы хотите стать послушником? – настоятель обратил свой взгляд на Снейпа. – Вам нужно подписать договор.
- Конечно. Можно его просмотреть? – осведомился профессор.
- Разумеется, - кивнул настоятель. – Прошу.
Профессор взял стопку листов со стола настоятеля. Тема, заглядывая через плечо профессору, прочитал пару пунктов. Они ему не понравились: «Слушаться во всем старших и Его… Забыть грех женщины… Смиренным быть…». Где это видано, чтобы Снейп кого-то слушался? Или «смиренным» был? Н-да. И вот еще: кроме брата Зенеция и отца-настоятеля, ну и монаха за рулем, они не видели других людей. Странно. Очень.
- Пожалуй, господа, я не подпишу контракт, - сообщил, разорвав листы, профессор. – Жертвовать своей кровью ради Его блага не собираюсь. Тем более что Он – это спятивший как раз тысячу лет назад африт.
- Чт?..
Настоятель договорить не успел. «Империо», и монахи застыли, ожидая приказов.
- Пожалуй, Тема, мне придется вернуться к прежнему ремеслу. Сдать этих сектантов я не могу – все же я мертв – так что ничего не остается, кроме как…
Профессор Снейп полез в сумку, долго что-то искал на ее дне. Выудил подозрительного вида фиал, заполненный бурой жидкостью.
- В самый раз, - кивнул сам себе профессор, и влил в рот монахам по семь капель. Они повалились безжизненной грудой на пол. – Не беспокойся, жить будут, - так, в коме. Но месяца через два яд освоится в организме, будет в каждой клетке, будет циркулировать по телу. И начнет действовать…
Профессор задумчиво улыбнулся.
- Знаешь, Тем, тут есть своеобразная мораль: профессор Снейп никогда не исправится.
Тема, сглотнув, посмотрел на тела.
P.S.: Прода будет! Это - первый из цикла фиков "УпСы и их упсы", второй - "Чудо-Остров", миди, появится на следующей неделе.
P.P.S.: Оставьте, пожалуйста, отзыв. Интересно, что вы думаете о моем безобразии :)
