Глава 1***
«Я, Северус Тобиас Снейп, будучи в здравом уме и трезвой памяти, настоящим завещаю все принадлежащее мне движимое и недвижимое имущество, а именно…
Мерлин, какая чушь.
Во-первых, давайте начистоту – не такая уж и трезвая память. Конечно, пара бутылок огденского – ерунда, да и как написать-то это, на трезвую-то голову.
Во-вторых, кто в здравом уме поверит во все, что мне сказал Дамблдор. Я и сам не очень-то верю. Может, он свихнулся от постоянного перенапряжения из-за бесконечных войн. Или впал в детство, что объяснимо, когда вокруг тебя столько лет одни маловозрастные недоумки. Может, просто книжек перечитал. И – что наиболее вероятно! – его, наконец, постиг старческий маразм. Все-таки сто пятьдесят – не шутка.
Хотя какой смысл обманывать себя. Вопрос не в том, кто поверит Дамблдору, будь ему хоть все триста. А в том, кто поверит мне? Особенно после того, что я с ним сделаю.
Зачем я вообще настоял, чтобы он раскрыл мне всю эту информацию! Обижался, как мальчишка, ах он Поттеру доверяет больше! Что я, ребенок, которому конфетку не дали? Вот тебе, Северус, теперь конфетка. Недаром говорят: меньше знаешь, лучше спишь.
Жаль, что мне надо ждать подходящего случая, чтобы убить тебя, старый длиннобородый ублюдок. Вот сейчас я как раз в форме. Так и залепил бы тебе авадой прямо в переносицу, чтоб твои гребаные полумесяцы, наконец, треснули. Не промахнулся бы, как пить дать.
Альбус, Альбус… Все-то ты за всех решил. Кому что делать, где что сказать, кому когда умереть… А что, если Поттер не готов? Хорошо, пусть это на время, потом живехонек будет, но он-то об этом не знает?
А ты сам готов, Альбус?
Я вот – нет».
***
— Значит, мальчик… мальчик должен умереть? — спросил Снейп очень спокойным голосом.
— И убить его должен сам Вольдеморт, Северус. Это самое важное.
Они в кабинете Дамблдора. Директор ходит по кабинету, его мантия шелестит, соприкасаясь с полом. Он смотрит под ноги, хотя Снейп и пытается поймать его взгляд.
— Вольдеморт не сможет отнять у него жизнь, Северус. Не сможет так же, как душу. Он убьет только ту часть себя, что живет внутри Гарри. Он сам станет уязвим, уязвим настолько, чтобы, наконец, умереть. И Гарри его убьет. Наша задача защитить Гарри, не дать умереть от чьей-либо другой руки. Или раньше, пока все крестражи не будут уничтожены.
Снейп молча кивает, хотя голова готова взорваться от сотни вопросов.
— Есть еще кое-что, Северус. – Директор останавливается у клетки с Янгусом. Теперь он стоит спиной к Снейпу. Это безумно раздражает, но Снейп знает, что директора лучше не прерывать, пока он не закончит свою мысль. – Да, он победит. Я в этом уверен. Он совершенно точно останется жив. Но ему крайне трудно будет справиться со всем грузом эмоций, которые ему придется испытать. Он еще совсем ребенок, а его эмоциональный щит совсем истощен. Он не сможет вести нормальную жизнь, если мы не позаботимся об этом заранее.
Худое лицо Снейпа искажается злобой. Конечно, мало спасти жизнь этому самовлюбленному сопляку, который к тому же уверен, что жив исключительно благодаря собственным недюжинным магическим способностям. Надо обеспечить ему и счастливое будущее.
— Он заслужил это, Северус. – Голос директора звучит мягко, словно он точно знает, что думает в ту секунду его собеседник. – Он еще не видел практически ничего хорошего. Он наверстает, у него вся жизнь впереди. Но нельзя дать его рассудку расколоться.
- У вас, как всегда, уже есть решение? – Снейп не в силах скрыть сарказм, да и не особо старается.
- Да. И оно требует твоего участия. Видишь ли, - директор отходит от клетки феникса, но по-прежнему упорно избегает встречаться с ним взглядом, - единственный способ сохранить рассудок мальчика - разделить с ним ответственность. Все последующие годы после победы над Вольдемортом, - в голосе директора нет ни малейшего сомнения, он говорит об этом так, словно все уже произошло, - Гарри будет снова и снова возвращаться к событиям прошлого. Сознательно ли, или нет, но это неизбежно, он будет переживать все заново. Говорить об этом, видеть во сне, вызывать в памяти. Он взвалит на себя всю тяжесть принятых когда-либо решений, постепенно изглаживая из памяти, что он не всегда принимал их сам. И рано или поздно эта тяжесть его раздавит.
Снейп молчит. Он вынужден согласиться с тем, что говорит Дамблдор, но не понимает, куда тот клонит.
Дамблдор останавливается перед камином и внимательно изучает язычки пламени. Снейп снова пытается взглянуть ему в глаза, но очки-полумесяцы отражают отблески огня, и глаз не видно.
- Поэтому, - продолжает директор, - ему нужно разделить ношу воспоминаний, связанных с войной. Чтобы всегда, когда он будет вспоминать о ней, в его голове, в его сердце, был еще один образ. Образ человека, которому было бы так же трудно, как самому Гарри. – Дамблдор поправляет потрескивающие поленья и в раздумье вертит некоторое время кочергу, как трость.
Снейп по-прежнему хранит молчание. Он не собирается облегчать директору задачу.
- Его родители не подойдут, это очевидно. Мистер Уизли и мисс Грейнджер тоже. Они, конечно, уже оказали ему неоценимую помощь, и окажут, я уверен, в будущем. Но у них нет, как бы это сказать поточнее, - директор жует губами, - личной заинтересованности. Они не потеряли в этой войне никого столь близкого, как родители для Гарри, к примеру.
- Вы сами можете стать таким человеком, - голос Снейпа звучит сухо. – Расскажите ему историю с Арианой, я уверен, он поймет.
- Да, я, безусловно, мог бы, - кивает Дамблдор. – Но она умерла не от руки Вольдеморта. Это лишь прольет свет на одну из причин моей борьбы с темными силами. К тому же, Гарри понадобиться много времени, чтобы победить свою обиду на меня. Ведь я его в какой-то мере предал. Не надо, Северус, - машет он рукой, замечая, как Снейп невольно подается вперед. – Ты и сам в глубине души так думаешь. Мальчику нужно будет много, много времени, чтобы правильно расставить приоритеты. Может статься, столько, сколько его рассудок не выдержит.
- Надо думать, вы предлагаете меня? – иронически спрашивает Снейп, и вопрос какую-то долю секунды словно висит в воздухе. – Я – герой для Поттера? Этого его рассудок уж точно не выдержит.
Дамблдор не отвечает. Снейп заворожено смотрит на его обугленную руку, бессильно свисающую вдоль тела, не в силах оторвать взгляд. Он нарушает тишину первым.
- Даже если… Даже если он узнает всю правду обо мне. И о мотивах, которые мной управляют. Разве сможет он это принять? Или примет так близко, что я не отвяжусь от него до конца дней? И в силах он будет справиться с фактом, что он обязан мне жизнью и отчасти своей победой, раз уж вы так в ней уверены? Мне, человеку, которого он ненавидит?
- Есть только один способ примирить его рассудок с этим. И он зависит полностью от твоего решения.
- Что я еще должен сделать?
Дамблдор, наконец, подходит к столу, за которым сидит Снейп, снимает очки и внимательно вглядывается ярко-синими близорукими глазами в угольные глаза собеседника.
- Ты должен будешь умереть, Северус.
***
«Что же, по крайней мере, я получил на размышления три дня.
Точнее, Дамблдор ждал тогда минут пятнадцать, старательно оберегая тишину, даже на Янгуса шикнул слегка, чтобы не мешал мне принимать судьбоносное решение. И только когда понял, что никакого ответа от меня не дождется, дал мне на раздумье трое суток, пообещав, что примет все, чтобы я ни решил.
И попросил меня взять формуляры завещания в министерстве.
Для него, конечно же. Только для него. Просто, чтобы все было заполнено заранее, на всякий случай. Ты ведь знаешь, Северус, так положено. Может, и ты заодно заполнишь?
Нет, я ничего не решил. Пока не решил. Поэтому я сижу за этим чертовым пергаментом, пытаясь набросать черновик завещания. И вместо черновика пишу все подряд, что приходит в голову. Чтобы только не принимать, не озвучить решения. Итак, на чем я остановился… Движимое и недвижимое имущество, а именно… Что именно? Ну, с недвижимым более-менее понятно, это дом в Спиннерс-Энд. А какое у меня движимое имущество? Метла?
Зачем вообще вся эта бюрократия, интересно знать.
Сегодня я наблюдал за Поттером. Конечно, я всегда не спускал с него глаз, но теперь вглядываюсь пристальнее. Все-таки, хочется знать, за кого тебе предлагают сдохнуть.
Поттер на квиддичной тренировке. Носится по всему полю, за игрой не следит, выделывается перед младшей Уизли. Жаль, увернулся от кваффла… Вот и потом, Поттер, ты будешь форсить на своей дорогущей метле, строить девчонкам глазки, а меня будут жрать белые склизкие черви.
Ах, Гарри еще не видел ничего хорошего. А что хорошего видел я, Альбус?
Конечно, я все уже решил, кому я лгу. Еще тогда, в кабинете. Разве я хоть раз отказал Альбусу? Разве хоть раз не сделал, чего он от меня ждал? Он, поверивший в меня. Он, заменивший мне отца. Он, все это время использовавший меня и собирающийся превратить в пушечное мясо.
Я сделаю так, как тебе нужно. Но я должен сказать тебе вот что. Я готов умереть.
Но я не хочу».
***
Утро тихонько поднимается по старинной каменной кладке стены, бесшумно крадется по узкому карнизу стрельчатого окна, скользит на подоконник и растекается по стенам директорского кабинета. За столом, на самом краю кожаного директорского кресла сидит Дамблдор. Глазами, полными слез, он смотрит на Северуса Снейпа, забившегося как можно глубже в кресло напротив.
— Как мне повезло, как невероятно повезло, что у меня есть ты, Северус.
Снейп на мгновение закрывает уши руками. Он не хочет, не может слышать, что сейчас еще будет сказано, после того, как он сообщил о принятом решении. Дамблдор смотрит пронизывающими, всезнающими близорукими глазами, словно читает хорошо знакомую книгу. Что ж, книга действительно знакома хорошо, изучена вдоль и поперек. И больше не нужна.
Снейп справляется с чувствами, отнимает руки от ушей, вытягивает их перед собой на столе. Теперь он сидит прямо, неестественно прямо. Сейчас он больше всего похож на натянутую до предела струну, готовую лопнуть при любом прикосновении.
Директор понимает это, и оставшееся до завтрака время они разговаривают на совершенно отвлеченные темы. Только когда Снейп поднимается, чтобы уйти, Дамблдор негромко бросает ему вслед:
- Пожалуйста, заполни формуляры завещания, Северус.
***
«Формуляры. Как будто я две предыдущие ночи не просидел над этой корявой фразой. Странно, теперь, когда решение не только принято, но уже сообщено Дамблдору, и тем самым как бы неотвратимо, такая мелочь, как завещание, не дает мне покоя. Мне легче бы дался план по основательному разрушению Хогвартса и последующему его восстановлению.
Мне почти нечего после себя оставить. И некому.
«Я, Северус Тобиас Снейп, будучи в здравом уме и трезвой памяти, настоящим завещаю все принадлежащее мне движимое и недвижимое имущество, директору школы Хогвартс Альбусу Дамблдору».
Нет, не пойдет. Мне еще придется пережить тебя, Альбус. После тебя, наверное, наследует этот твой братец из «Кабаньей головы», а он ни разу не подал мне чистого стакана».
***
Снейп мечется среди ночи. Что-то невыносимо давит грудь, не дает вздохнуть, сжимает горло тугими кольцами. Надо проснуться, понимает он сквозь сон, и силится открыть глаза. Веки словно придавлены чьими-то пальцами, перед глазами пляшут бешеные цветные круги. Он пытается пошевелить рукой или ногой, но тело вдавлено в кровать. Язык не слушается, из горла не вырывается даже хрипа, только едва различимое шипение, но оно отнимает последние силы. Проснуться, проснуться, проснуться, - мазуркой стучит в голове. - Открыть глаза. Веки по-прежнему налиты свинцом. Отчаянным усилием, словно сквозь густой туман, он пытается различить хоть полоску света, и видит перед собой нечто длинное, тусклое, невероятно тяжелое….
Он просыпается весь насквозь пропитанный холодным липким потом. Ему требуется несколько минут, чтобы осознать, что все, что с ним произошло – всего лишь сон. Медленно ведет рукой по измятым и дурно пахнущим от пота простыням, словно проверяя, существуют ли они на самом деле. Потом также медленно поднимается с кровати, блуждая по комнате отсутствующим взглядом. Упорно избегая собственного отражения в большом, в человеческий рост, зеркале, идет в ванную.
Струя воды бьет так сильно, что брызги разлетаются во все стороны, образуя маленькие скользящие ручейки. Он не обращает на это никакого внимания, скидывает влажную ночную рубашку и шагает под ледяной душ.
***
«За завтраком я снова наблюдал за Поттером. Вечная тройка все время косится по сторонам и перешептывается. Видимо, им никто не говорил, что вкушать пищу принято молча. Да, я, видимо, слегка увлекся наблюдением и не успел отвернуться, когда Поттер заметил мое особое внимание, и пронес ложку с овсянкой мимо рта. Что ж, молодой человек, надеюсь, после войны у Вас найдется время посетить несколько занятий по этикету.
До обеда у меня нет уроков, поэтому я решил посвятить пару часов библиотеке. И, конечно, натолкнулся там на всезнайку Грейнджер, которая без умолку трещала, разъясняя подробности войны с гигантами рыжему Уизли (ах, да, они же все рыжие) и моему дорогому суицидодателю.
«Я, Северус Тобиас Снейп, будучи в здравом уме и трезвой памяти, настоящим завещаю все принадлежащее мне движимое и недвижимое имущество магглорожденной студентке факультета Гриффиндор Гермионе Грейнджер. С надеждой, что она откроет на вырученные от продажи имущества средства собственную библиотеку, в которой может вещать хоть Сонорусом».
***
Два коротких стука, жалобный скрип несмазанных петель, и мягкие шаги, подхватываемые гулким эхом каменного пола. Это подземелья, а не директорский кабинет, тут ковров нет. В комнате вообще почти ничего нет, по крайней мере, ничего лишнего - узкая железная кровать, письменный стол, пара стульев с изогнутыми высокими спинками, камин. Большое зеркало, во весь человеческий рост, в тяжелой витиеватой раме – подарок Дамблдора на Рождество.
Снейп не поворачивается от котла, всем видом стараясь дать понять, что занят донельзя.
Снейп точно знает, кто пришел. Он отлично умеет различать стуки. Но зачем вообще стучать, если никогда не удосуживаешься дождаться ответа?
- Северус, - шелест мантии, осторожное покашливание. – Северус, я вижу, ты занят, но мне необходимо с тобой поговорить.
- Буквально полминуты, я почти закончил, - на самом деле, он уже закончил, но ему нужно пару секунд, чтобы сделать глубокий вдох. Последние два дня Снейп, как может, оттягивает очередную встречу с Дамблдором. Метка молчит, вызовов нет, соответственно, нет и ничего, требующего немедленного обсуждения. Он со свистом втягивает воздух, пока в легких не начинает покалывать, и круто разворачивается лицом к гостю.
- Да, директор?
- Ты плохо выглядишь, мальчик мой, - Дамблдор окидывает его ласковым взглядом.
Синие глаза смотрят печально, здоровая рука тянется к нему, словно хочет погладить. Снейп отшатывается, и рука повисает в воздухе.
Мерлин, не надо. Не надо со мной так, ты, старый подонок. Не делай вид, что тебе не все равно. Что тебе даже как будто жаль. Ты, длинными красочными тирадами говорящий о любви и сострадании. Ты, выдавивший из меня два этих нелепых жутких обещания. Убить тебя. Умереть самому.
- Ты составил завещание, Северус?
- Я ведь не собираюсь умирать завтра. У меня еще есть время, - он пытается избежать прямого ответа. – Я вообще не понимаю, какая в этом необходимость.
- Так положено, Северус, - в мягкости голоса проступают твердые нотки. – Таков порядок. Кто мы такие, чтобы его нарушать.
- Мне некому все оставить, - неохотно признается Снейп.
Брови на секунду взлетают над очками - полумесяцами, но тут же лицо директора приобретает обычный безмятежный вид.
- Все же придется. Ты можешь оставить все кому угодно, хоть соседям. Любому, кому посчитаешь нужным.
Снейп кивает. Ему и так это известно, к чему обсуждать очевидные вещи. Которые теряют всю свою очевидность, когда касаются непосредственно тебя.
- Я должен обсудить с тобой еще кое-что, Северус. Поскольку мы оба знаем, что нас ждет… Нужно найти в себе силы, и, главное, время, чтобы простить всех, кто причинил тебе какую-либо неприятность.
Снейп замирает на месте. Ему кажется, директор свихнулся, и он осторожно вглядывается в его лицо, чтобы отыскать признаки, подтверждающие безумие.
- После перехода в иной мир, тебе придется столкнуться со всеми, кто уже там. – Терпеливо продолжает Дамблдор. – А позднее, и с теми, кто придет после тебя. Время не будет иметь значения. Если в твоем сердце останется злоба или обида, все равно к умершим, либо к живущим, она обернется внутрь тебя, принося страдания.
Снейп молчит, скрестив руки на груди.
- Я сказал все, что хотел, мальчик мой. Главное, не забудь, это может потребовать больше времени, чем тебе кажется. У меня это заняло несколько часов. Я даже простил Джайлсу Прислоу, что он украл у меня пакет шоколадушек в первом классе, - и, без какого-либо прощания, Дамблдор покидает подземелье, оставляя ошарашенного Снейпа.
Он такой, Альбус Дамблдор. Никогда не поймешь, серьезно ли он говорит.
***
«Я никак не могу понять, действительно ли Дамблдор имел в виду то, что сказал. Я даже просмотрел справочник по таинственным обрядам, но в нем нет ни слова про прощения.
Как это должно происходить? Нужно вызывать образ того, кого собираешься простить? И – главное – как простить?
Голова гудит после на редкость тяжелого дня. Никак не могу сосредоточиться. Перед глазами только Грейнджер, размахивающая пергаментом. Ну, вот с нее и начнем.
Мерлин, готов поклясться, что только что видел сноп рыжих волос в этом уродливом зеркальном монстре! Вот как, значит, это работает… Что же, благодарю вас, многоуважаемый профессор Дамблдор, за ваш рождественский подарок. За то, что еще зимой, не будучи уверенным в собственной скорой смерти, вы уже были уверены в моей.
Рыжая голова нетерпеливо маячит в зеркале. Ладно, юная леди. В конце-концов, чем вы хуже дамблдоровской шоколадушки?
Я прощаю тебя, Гермиона Всезнайка Грейнджер, затычка для каждой бочки, за то, что тебе вечно надо больше всех. И за то, что ты в первом классе разгадала мою загадку, охранявшую философский камень. Это унизительно все-таки, что бы там ни говорила МакГонагалл.
Вслух это звучит почти забавно. Странно, но в голове проясняется. Раздражение слегка утихомиривается, уступая место иронии. Хорошо, Северус, давай дальше. Давай с мелких вредителей, сладенькое на потом.
Я прощаю тебя, Невилл Лонгботтом, за то, что руки у тебя растут из этого твоего боттома, и поэтому ты испортил котлов больше, чем все Уизли, вместе взятые.
Да, Уизли... Я прощаю тебя, Молли Уизли, за твое вечное приглашение остаться на ужин после собрания Ордена, хотя твои глаза каждый раз твердят «ах-северус-не-мог-бы-ты-убраться-поскорее-а-то-у-меня-сейчас-сгорит-пудинг».
Я прощаю тебя, Артур Уизли, за то, что ты каждый раз выжидаешь пару секунд, прежде, чем протянуть мне для приветствия руку. И каждый раз твоя ладонь потная.
Я прощаю всех остальных Уизли оптом.
Лиц неожиданно всплывает так много, что они уже не помещаются в раме. Я, кажется, начинаю понимать, что говорил Альбус про время. Может, составить отдельный список, чтобы никого не забыть? Не хочется потом страдать, даже после смерти, когда внутрь меня обратится то, что я упустил из-за собственного склероза.
Я прощаю тебя, Люциус Малфой, за то, что ты холеный аристократический засранец, и за то, что в одиннадцать лет мне хотелось быть на тебя похожим.
Я прощаю тебя, Нарцисса Малфой, за твой полный вожделения взгляд после Нерушимой Клятвы и за шепот: «Теперь, Северус, делай со мной, что хочешь…»
Я прощаю тебя, Драко Малфой, за то, что мне придется выполнить за тебя всю грязную работу, чтобы спасти и твою душу тоже. Видимо, спасать души – мое второе имя.
Я прощаю тебя, Лили Эванс, за то, что виноват перед тобой. И эта вина больше, чем я мог бы вынести, но все же вынес. И ненавижу себя за это.
Я прощаю тебя, Джеймс Поттер, за то, что ты украл то единственное, чем я дорожил… Нет, я не могу тебя простить. Ради Мерлина, пусть мне будет плохо, но будет гораздо хуже, если я тебя прощу.
И… Я прощаю тебя, Альбус Дамблдор, сукин ты сын. Прощаю».
***
Сдвоенный урок зельеварения превращается в сущий кошмар. Для обеих сторон.
Уже через час Лонгботтом взрывает очередной котел. Вязкая соплеподобная слизь жирными сгустками разлетается по стенам и медленно ползет вниз, оставляя за собой липкие зеленые дорожки.
- Десять баллов с Гриффиндора, - цедит Снейп. - Видимо, если вы не взорвали хотя бы один котел, день прожит зря, да, Лонгботтом?
Невилль нечленораздельно мычит, покрываясь пунцовыми пятнами. Обычно его затравленный взгляд только усиливает раздражение профессора. Однако, к собственному удивлению, сегодня Снейп не испытывает непреодолимого желания дать пинка под круглый пухлый зад.
Гермиона уже минут десять подпрыгивает от нетерпения на стуле, всем видом давая понять, что она уже закончила. Снейп старательно игнорирует угол, в котором она сидит.
Отчаявшись дождаться, пока на нее обратят внимание, она тянет руку.
- Профессор Снейп!
Ну да, куда тебе сдержаться, маленькая выскочка. Валяй, сообщи все окружающим, какая ты молодец.
Раньше Снейп снял бы еще парочку баллов за то, что она вообще посмела заговорить с учителем первой. Она это знает, не может не знать. Однако, желание доказать собственное превосходство над остальными учениками, помноженное на отчаянный гриффиндорский авось не дает ей дождаться, когда остальной класс справится с заданием.
- Да, мисс Грейнджер?
- Я закончила, профессор. Не могли бы вы проверить, правильно ли я смешала ингредиенты?
С языка Снейпа уже готова сорваться очередная язвительная фраза, но он сжимает тонкие губы, так сильно, что они становятся белыми. Стремительными шагами пересекает класс, останавливается у ее стола. Зелье действительно соответствует рецепту, насколько об этом можно судить по насыщенному лиловому цвету, аромату лаванды и мелким пузырям, с легким чмоканьем лопающимся на поверхности.
- Все выглядит правильно. Сдайте образец, чтобы я мог оценить практическую действенность.
Гермиона сияет так, словно ей посвятили передовицу «Ежедневного пророка».
Гарри с соседнего стола сверлит профессора взглядом поверх очков. Снейп останавливается возле его котла, с интересом заглядывает внутрь.
- Поттер, вы действительно думаете, что силенсиум форте – это что-то вроде компота? Достаточно побросать все в кипяток и посыпать сахаром?
В зеленых глазах столько неприкрытой ненависти, что мантия Снейпа вот-вот задымится от сыплющихся из них искр.
Снейп отходит к учительскому столу и облокачивается на него спиной, оставаясь стоять. Он обводит взглядом класс, заставляя некоторых пригнуться пониже над своими котлами, и поворачивается к окну. В стекло бьется большой ярко-золотой шмель, недавно очнувшийся от зимнего сна и ошалевший от прозрачного свежего воздуха. Сильный ветер гонит огромную волну по траве на квиддичном поле, отчего оно кажется похожим на море. Северус один раз видел море. На губах появляется солоноватый привкус, и не разобрать, то ли это отзвук воспоминаний о волнах, то ли слеза.
Снейп больше никогда не увидит море.
- Ну же, Поттер, - бросает он через плечо. - Ну же, - добавляет про себя, - не заставляй меня пожалеть о принятом решении.
***
«Сколько раз я рисковал, оставаясь всего в полушаге от смерти. И верил, что не умру, что еще не все сделано, а, раз так, мой час еще не пришел. Но тогда это был вопрос веры, а теперь я знаю. Я знаю, что меня ждет.
Наверное, меня убьет Темный Лорд. Странно, что мы с Дамблдором обсуждали только то, что должно произойти, и никогда – как. Возможно, ему все равно. А может, он оставляет это на мое усмотрение.
Впервые я задумываюсь об этом после того сна. Я так его боюсь, что не могу заставить себя закрыть глаза вечером в постели. Я просто лежу, глядя в потолок, пока не проваливаюсь в забытье. И с облегчением открываю глаза утром. Какое счастье, что ночь уже позади.
В зеркало я тоже стараюсь не смотреть.
Темный Лорд, больше некому. Или один из Упивающихся, по его приказу, что в сущности то же самое. Значит, мне самому придется нащупывать ту хрупкую грань, когда уже можно будет умереть, когда Поттер уничтожит крестражи, и Темный Лорд ослабнет, но еще будет жив.
Все ради того, кто не в состоянии отличить мандрагору от лишайника.
Ох, как много для тебя разумеется само собой, Дамблдор!
«Я, Северус Тобиас Снейп, будучи в здравом уме и трезвой памяти, настоящим завещаю все принадлежащее мне движимое и недвижимое имущество Гарри Поттеру. Пусть сдохнет со мной за компанию. От удивления».
***
Снейп сидит за учительским столом в Большом зале. В воздухе, как всегда, плавают тысячи свечей, мягкими бликами отражаясь в золотых блюдах и кубках. Он сидит неподвижно, тарелка с нетронутым обедом отодвинута в сторону. Вот уже несколько дней, как еда потеряла для него всякий вкус. Чтобы он ни ел, у него каждый раз лишь одно впечатление – что он набивает рот и желудок массой из серого картона.
Кто сказал, что ярость – разрушает? Ярость, как и ненависть, обладает мощной движущей силой. Она не дает спокойно сидеть на месте, распирает изнутри, жжет внутренности похуже метки. Она ищет выхода, заставляет действовать.
С кем эти сопляки его обычно сравнивают? С летучей мышью? Хорошо, пусть. Огромная летучая мышь яростно сверлит их всех антрацитовыми глазами, особенно стол, за которым сидят гриффиндорцы.
Я вижу, Уизли, твою руку под столом на колене у рыжей всезнайки. Я вижу, Лавгуд, как ты рисуешь что-то на салфетке. Я вижу, Лонгботтом, что ты даже сюда приволок свой кактус. Я вижу, Поттер, как ты размахиваешь руками, изображая вчерашнюю квиддичную игру. Это вообще трудно не заметить, ты сейчас точно снесешь какой-нибудь столовый прибор.
Почему же мне так больно.
«Я, Северус Тобиас Снейп, будучи в здравом уме и трезвой памяти, настоящим завещаю все принадлежащее мне движимое и недвижимое имущество новому Темному Лорду. Просто, чтобы никто особо не расслаблялся».
***
Решение посетить Годрикову Лощину приходит внезапно. Он должен найти в себе силы сделать то, что всегда откладывал, то, на что не мог набраться решимости. Потому что потом уже может быть поздно.
Снейп аппарирует прямо к разрушенному дому Поттеров.
Он проводит почти час, прислонившись спиной к тому, что когда-то было печной трубой. Как можно более отчетливо, дотошно рисуя себе в подробностях каждую мелочь, он пытается представить события, произошедшие той октябрьской ночью. Вот Лили в домашнем цветастом халатике слышит предсмертный вопль мужа и бросается к плетеной кроватке. Вот она на коленях умоляет Темного Лорда пощадить ее сына, и на ее виске бешено бьется маленькая голубая жилка. Вот вспышка зеленого света, и ее тело тяжело оседает на деревянный, выкрашенный коричневой краской пол, задевая горшок с цветком на подоконнике, и тот летит за ней вслед, и громкий дребезг разлетающейся на куски керамики заглушает глухой стук затылка об пол.
Каждая воображаемая мелочь выдирает из Снейпа кусок живой плоти. Но он не собирается щадить себя. Никто не виноват в том, что произошло, больше него.
Пешком добравшись до кладбища, Снейп опускается на землю напротив белой надгробной плиты, сильно поросшей травой. Мелкие золотые трещинки опутывают ее, словно тонкая солнечная паутина. Позолоченные буквы облезли и потускнели, но надпись на камне отчего-то кажется только четче. Он долго смотрит на два высеченных имени. Легким взмахом наколдовывает букет белых лилий. Через несколько минут глубоко вздыхает и наколдовывает еще один букет – красных роз с золотой каймой по краям. Бережно ставит рядом с первым.
Я прощаю тебя, Джеймс Поттер. Самое дорогое, что было у меня в жизни, я потерял сам.
***
«Я знаю, что должен сделать. Теперь, когда я это понял, во мне нет больше ни испепеляющей злости, ни затаенной обиды. Только решимость довести дело до конца.
Прости, Альбус, но я нечаянно порвал твои формуляры. Ну, хорошо, не так уж нечаянно. Это всего лишь министерские правила. Кто мы такие, чтобы их соблюдать.
Живи, Гарри Поттер, и пусть жизнь твоя будет долгой и наполненной счастьем. Живи так, как будто каждый день может стать последним. Потому что один из них обязательно станет, и никто не в силах этого изменить».
Северус Снейп встает из-за стола и подходит к огромному зеркалу в тяжелой витиеватой раме. Там только одно отражение, в полный рост - его собственное.
Я прощаю тебя, Северус Тобиас Снейп.
Последний же враг истребится — смерть.
The End.
