Глава 1Любовь – над бурей поднятый маяк
В. Шекспир
Сон в летнюю ночь.
Ещё в детстве мама говорит Гермионе, что сны, которые снятся с четверга на пятницу, обязательно сбываются. Правда, дочь уже в юные годы всё воспринимает с недетским скептицизмом, поэтому вряд ли верит этому.
***
Сон чёрно-белый, а вовсе не яркий и красочный, но от этого легче не становится. Гермиона садится, первую секунду не понимая, где находится. В комнате очень душно, и она лениво тянется за палочкой, чтобы распахнуть окно, не вставая с кровати. Летний ветер врывается в комнату, и Гермиона даже ёжится, хотя он тёплый. Она вспоминает, что ей приснилось. Точнее, кто.
***
- Гермиона! – Кингсли приветливо улыбается ей. – Ты рано.
- Не спалось, - коротко бросает Гермиона.
- Рановато для бессонницы в твоём возрасте, - замечает Кингсли.
Гермиона строго смотрит на него.
- Иногда я чувствую себя сорокалетней, - вдруг признаётся она.
- Что ты такое говоришь? – Кингсли подходит к ней ближе и заглядывает в глаза. – Война закончилась, всё будет…
- Не будет по-прежнему, - резко отвечает она, но тут же берёт себя в руки.
- Извини, Кингсли, я в порядке.
- Это хорошо, - кивает он. – Потому что у меня есть для тебя задание.
Глаза Гермионы загораются. После окончания войны она начинает стажировку у Кингсли в министерстве, но он практически никогда не даёт ей по-настоящему ответственных заданий. Гермиона решает, что он пытается дать им отдых, который они заслужили, но сама не может отдыхать – любая свободная минута воскрешает в памяти гибель Люпина, Тонкс, Фреда и всех, кто пострадал в битве за Хогвартс. Поэтому она практически ночует в Министерстве, иногда делая самую примитивную работу вроде разбора старых бумаг и дел – только чтобы снова не слышать тишину своей комнаты, прерываемую разве что стуком клюва совы по стеклу.
- Какое задание? – жадно интересуется Гермиона, и Кингсли довольно отмечает румянец на её щеках.
- Ты назначаешься новым контролёром за соблюдением приговора, - сообщает он.
Гермиона вскидывает голову. После войны идут непрерывные суды над сторонниками Волдеморта. Те, кто выжил в войне, попадают в Азкабан, но некоторых пособников ждёт иная участь.
- Как ты знаешь, - продолжает Кингсли, - некоторых лишили палочки, но это их не останавливает – многие пользуются палочками своих жён, детей.
- Я знаю об этом, - кивает Гермиона. – Контролёр за соблюдением приговора может воспользоваться Веритасерумом, чтобы узнать, не пользуется ли осуждённый магией, а также принять решение о том, когда ему можно будет вернуть палочку. И за кем же я буду наблюдать?
Кингсли, казалось, смущается.
- Понимаешь, на должность его контролёра немного желающих. То ли боятся, то ли…
- Кингсли! - Гермиона начинает догадываться, и ей не легче от своих догадок.
- Это Люциус Малфой, - Кингсли замирает, как будто ожидая, что Гермиона набросится на него с кулаками.
Она опускается на стул.
- Вы с ума сошли! Я – и Малфой?!
- Ты же сама хотела работать в Отделе магического законодательства, - замечает Кингсли. – У тебя будет для этого отличная практика.
Гермиона молчит пару секунд, глядя в окно.
- Вот тебе и сон с четверга на пятницу, - бормочет она.
- Что, прости?
- Ничего, - Гермиона решительно встаёт и встряхивает головой. – Я всё равно не верю снам.
Буря.
- Что, она, простите, здесь делает? – решает уточнить Драко, даже не пытаясь скрыть свою обычную иронию.
Люциус строго смотрит на сына.
- Драко, мисс Грейнджер назначена контролёром за соблюдением моего приговора, разве ты не слышал?
- Да, но…
- Поэтому проводи её в гостиную и прикажи принести нам всем чай, - продолжает Люциус и с нажимом добавляет:
- И как можно быстрее.
Гермиона пьёт чай со стойким ощущением, что тут что-то не так. Люциус сама любезность: он рассказывает ей о Мэноре, интересуется положением дел в Министерстве, одёргивает Драко, пытающего вставить свои пять кнатов, благодарит домового эльфа за чай и лишь иногда прикасается к трости, на которой уже нет набалдашника в виде змеиной головы.
Она даже заставляет себя вежливо посмеяться над какой-то шуткой из жизни Брутуса Малфоя, после чего решает, что больше не выдержит – слишком всё идеально. Она ожидала язвительных насмешек, даже оскорблений вроде «грязнокровки», в лучшем случае – молчаливого сопротивления и ледяной любезности, но это никак не вяжется с тем, что она наблюдает сейчас. Кажется, Люциус Малфой все дни после окончания войны только и жил ожиданием встречи с Гермионой Грейнджер.
Она аппарирует за воротами Мэнора прямо к Министерству, решив высказать своё негодование Кингсли, но он не освобождает её от должности.
Вскоре она уже перестаёт считать свои посещения дома Малфоев и удивляться радушию Люциуса. Порой ей, правда, хочется ворваться к Кингсли в кабинет с криками: «Да верните же ему палочку, я больше не выдержу!», но всегда сдерживается. Что бы ни задумал Малфой, она решает быть сильнее его.
***
В одно сонное утро, когда заснеженный Лондон только начинает просыпаться, она бредёт по Косому переулку в ожидании открытия магазинов. Наступает первое послевоенное Рождество, и Гермионе страстно хочется отпраздновать его так, как будто ничего не было, так, как будто всё по-прежнему. Она понимает, что это невозможно, но не попробовать не может. Подарки Рону и Гарри должны стать первым шагом к возвращению.
Проходя мимо магазина Олливандера, она невольно улыбается – мастер снова начал свою работу, и осенью первокурсники пошли в школу с новыми палочками. Гермиона проводит замёрзшими пальцами по массивной ручке на входной двери, как вдруг слышит странный шум внутри магазина.
Её сердце начинает бешено стучать, а в голове за секунду проносятся военные картинки и воскрешается мёртвая тишина опустевшего Косого переулка. Гермиона вытаскивает из кармана мантии палочку и, замешкавшись только на секунду, распахивает дверь.
- Гору галлеонов, Олливандер! Мерлин тебя дери, гору – за одну палочку!
Сначала она узнаёт голос. Слишком часто в последнее время она его слышит.
Люциус оборачивается и видит Гермиону, направившую на него палочку. Сжимает трость и, прищурив глаза, поднимает голову:
- Как обычно – спасаем всех и вся, мисс Грейнджер? Не надоело?
Он проходит мимо неё, как чёрная тень, зацепив плащом.
Гермиона секунду стоит на месте, а потом не выдерживает. Выбегает на морозный воздух, и, найдя глазами быстро удаляющуюся фигуру Люциуса, со злостью кричит:
- А вы думали, он продастся вам, да? После того, как вы держали его в подземельях своего Мэнора?
Люциус идёт, не замедляя шаг, и она бежит за ним, раскрасневшаяся, растрёпанная и ужасно злая.
- Вы отлично играли свою роль, мистер Малфой, я готова стоя вам аплодировать. Но до чего же вы жалко смотрелись там, у Олливандера, вымаливая то, что потеряли совершенно заслуженно! Мне жаль вас, искренне жаль.
Он резко останавливается, оборачивается и сжимает плечо Гермионы.
- Жаль, Грейнджер? Да что ты можешь понять, магглорождённая девчонка?
Она растерянно смотрит на него. Она ожидала, по меньшей мере, «грязнокровки».
- Я вас не понимаю…
- Вот именно, - он отпускает её плечо, и отворачивается. Странно – в его голосе ей слышится – горечь? тоска?
- Вы имеете в виду, - осторожно начинает Гермиона, - что я не могу понять, каково это – лишиться волшебной палочки? Потому что до одиннадцати лет я вообще не знала, что волшебство существует?
Люциус вновь поворачивается к ней и усмехается.
- Зря мой сын вас так не терпит, мисс Грейнджер. – Вы действительно умная девушка. А теперь уходите – аппарируйте к своему министру и скажите, что Люциус Малфой шантажировал Олливандера. Я уже бывал в Азкабане, меня там встретят, как доброго знакомого, - Люциус галантно кланяется Гермионе, переводит взгляд на свою трость – и отбрасывает её резким движением.
Он идёт вперёд, пока его не останавливает голос Гермионы.
- Мистер Малфой, но ведь вы тоже не понимаете!
Он оглядывается.
- Чего, мисс Грейнджер?
- Жизни без волшебства, - она краснеет и на мгновение опускает взгляд, но когда вновь поднимает голову, её глаза улыбаются – как всегда, когда нужно действовать решительно.
- Позвольте показать вам.
Люциус смотрит на неё, как на сумасшедшую, но Гермиона просто протягивает ему руку.
- Позвольте.
***
Маггловский Лондон видел за свою жизнь многое, он привык к диковинным нарядам и людям, поэтому он не обращает внимания на длинноволосого мужчину в чёрной мантии и девушку с кудрявыми каштановыми волосами, которые пытаются найти чудо в том, что Лондон давно привык считать серой обыденностью.
«Это спички», - говорит она. «Видите – огонь без Инсендио», - и Люциус нехотя берёт в руки странные палочки и впервые зажигает огонь без волшебства, и бросает коробок только тогда, когда догорает последняя спичка.
Гермиона тихонько усмехается про себя.
«Это метро», - говорит она, и поезд мчится под землёй, а Люциус рассматривает людей, которым нет дела до него и его удивлённого взгляда на эту железную грохочущую коробку.
Гермиона прячет улыбку в пушистый шарф.
«Это автомобиль», - говорит она, и таксист-араб крутит пальцем у виска, лавируя через лондонские пробки похлеще «Ночного рыцаря». Люциус пытается сохранить хладнокровие, с опаской глядя в лобовое стекло, а Гермиона отворачивается и улыбается своему отражению.
«Это электричество», - говорит она. «Мы умеем это делать без Люмоса», - и Люциус смотрит на деревья, оплетённые рождественскими гирляндами, на сияющие витрины магазинов, на старинный уличный фонарь и снег, искрящийся в его свете.
Гермиона смеётся.
***
- А это как работает? – Люциус подозрительно смотрит на кофе из автомата.
- Без волшебства, - иронически замечает Гермиона и делает глоток обжигающего напитка.
- Это можно пить?
- Только не часто, - подмигивает Гермиона.
Она довольна. Показывая Люциусу немагический Лондон, она сама видит свой город другим – волшебным. Только не благодаря магии, а благодаря зиме, людям, спешащим кто куда, пресловутому рождественскому настроению и этому пушистому снегу, который так напоминает о чистой странице, с которой ещё можно всё начать.
- Спасибо, - вдруг говорит она.
Люциус, всё-таки отпивший кофе, удивлённо смотрит на неё.
- За… что? – недоверчиво спрашивает он, ожидая подвоха.
- За чистую страницу, - отвечает она.
Они какое-то время стоят молча, и снег падает на чёрную мантию Люциуса и каштановые волосы Гермионы.
- Почему Гермиона? – внезапно спрашивает он.
- Что? – она недоумённо смотрит на него.
- Это редкое имя. Я никогда не слышал такого. Обычно только волшебники дают своим детям очень… вычурные имена. Чистокровные волшебники.
- О Боже, но это же просто Шекспир! – восклицает Гермиона.
- Кто?
Она смеётся.
- Маггловский писатель. У него есть пьеса «Зимняя сказка». Главную героиню там зовут Гермиона. Моей маме всегда нравилась именно «Зимняя сказка».
- А вам?
- А мне – «Буря», - с жаром начинает рассказывать Гермиона, совсем забыв о том, что Люциусу, в общем-то, совершенно неинтересен маггловский писатель, о котором он не знает.
Но, кажется, он слушает с интересом.
- Что хорошего в бурях? – спрашивает он, когда Гермиона замолкает.
Она смотрит куда-то вдаль, как будто не слыша вопроса, но потом встречает взгляд его светлых серых глаз и тепло улыбается.
- Так что хорошего в бурях? – повторяет он.
- Жизнь, - уверенно отвечает Гермиона. – Жизнь.
Укрощение строптивой.
Рождественский бал в Министерстве не обходится без натянутых улыбок, призраков прошлого и горы опустошённых бокалов как средства от воспоминаний. Гермиона поддерживает иллюзию радости, даже вытаскивает Рона на танец, только чтобы не видеть одинокого Джорджа или постаревшую на десяток лет Андромеду.
Малфои тоже тут – Гарри настаивает на приглашении Нарциссы, а Нарцисса отказывается идти без семьи. Они стоят рядом, как будто держа круговую оборону, но с ними всё чаще заговаривают, сначала из вежливости, потом – увлечённо, и вскоре Драко с довольной улыбкой ведёт в вальсе дочь кого-то из министерских работников, который в это время прикидывает в уме, какова вероятность дочери стать новой хозяйкой блистательного Малфой-Мэнора.
Гермиона не выдерживает, когда в очередной раз начинаются тосты за победу. Ей хочется Рождества, просто Рождества, без постоянных упоминаний о Волдеморте и героическом Поттере. Она знает, что Гарри тоже всё это не выносит, но он больше не принадлежит сам себе, он – достояние магической Британии. И Гермиона выпивает ещё шампанского и выходит из зала, хватаясь за последнюю возможность не потерять себя.
В её кабинете тихо и темно, за окном падает снег. Она сидит на подоконнике в полной тишине, которую нарушает знакомый голос.
- Неужели вы не веселитесь? – Люциус держит в руке шампанское и два бокала. – Выпьем, мисс Грейнджер – за победу? – он усмехается.
Она встаёт и хочет уйти, но он удерживает её.
- Постойте, мисс… Гермиона, я не хотел вас оскорбить. Напротив, я восхищён, что кто-то ещё понимает всю лицемерность происходящего.
Она пожимает плечами и позволяет налить себе шампанского.
Они пьют в тишине.
- Это же какой-то сюрреалистический бред, - вдруг произносит она. – Я и вы… пьём шампанское в Министерстве… я отказываюсь понимать.
- А я отказываюсь понимать то, что происходит за этой дверью, - отвечает Люциус. – После войны всё стало сюрреалистическим бредом. Наверное, поэтому тебе так нравятся бури – ты знаешь, что нужно делать – бороться и выживать. Но что делать, когда буря закончилась, тебя не учили.
Он переходит на «ты», но она этого не замечает. И не замечает того, кто же первым начинает целовать другого. Кажется, это всё-таки она. Но через минуту это уже не важно. И не важно ничего, кроме сюрреалистического бреда, который происходит по одну сторону двери – только неизвестно, по какую.
***
Они встречаются ещё раз в другой праздник – канун Нового года. На Лондон движется циклон с Атлантики, и приносит с собой дожди, ветер и таянье рождественского снега.
Возле автомата, где они недавно пили кофе, она протягивает ему свёрток.
- Новогодний подарок.
Люциус разворачивает свёрток и переводит взгляд на Гермиону.
- Не может быть.
- Может, - пожимает плечами она. – Я же героиня войны, помните? Олливандер сделал это по моей просьбе.
Люциус берёт в руки точную копию своей погибшей палочки и направляет её на Гермиону. Она стоит прямо и лишь выше поднимает голову.
Палочка выстреливает букетом роз чайного цвета.
Гермиона берёт розы и вдруг начинает звонко хохотать.
- Розы – это так банально, - отсмеявшись, замечает она.
- Это всё бредни тех, кто считает себя оригиналами, - презрительно морщится Люциус. – Все говорят, что розы – это банально, но не придумали ещё цветка красивее.
- Люциус, - она впервые называет его по имени. – Спасибо.
- Разве не я должен благодарить? Ты вернула мне волшебство, - спокойно отвечает он. – А теперь уходи.
- Уходить? Да как ты…
- Я не о том, - он берёт её руку в свою и показывает на небо. – Скоро начнётся твоя любимая буря.
***
Новый год в Норе заканчивается в комнате у Рона, где он, осмелев, всё же делает Гермионе предложение.
«Да», - отвечает она, и Рон засыпает, абсолютно счастливый.
Гермиона думает о семье и детях, и о том, что девочку она непременно назовёт Роуз, потому что не придумали ещё цветка красивее, и распахивает настежь старое окно, вдыхая январский ветер нового года.
Гермиона ждёт бурю.
