«Я сижу. И передо мной этот уже не совсем чистый кусок пергамента, на котором я вывела это первое совершенно нелепое предложение.
Черт, совсем не умею писать. Спалю этот листок к чертовой матери, как только закончу.
Так с чего я начала? Я сижу за столиком в… маггловском кафе. Да, в маггловском кафе, которое как ни странно, не закрыто в рождественский сочельник. И пью горячий кофе. Магглы делают превосходный кофе. Не помню, что бы в «Трех метлах» когда-нибудь водилась такая вкуснятина.
Что же я делаю в этом практически пустом кафе в сочельник, когда все нормальные люди проводят время со своими семьями? Когда дети слушают рождественские истории и оставляют в своих гостиных морковку для некоего Рудольфа? Когда женщины пекут рождественские пироги и украшают дом веточками омелы, а мужчины напевают праздничные гимны? Я просто убиваю время. Полное равнодушие ко всему, связанному с этим праздником. Это так странно, ведь я всегда его очень любила.
Вчера я сказала Джеймсу, что хочу отправиться к родителям на Рождество. Он, естественно, порывался поехать со мной, но я прекрасно понимала, что в маггловском доме он вскоре заскучает. Поэтому настояла на том, что бы Джеймс веселился с мародерами в Годриковой впадине. У нас с ним уже было одно совместное Рождество в прошлом году, и мы случайно подарили друг другу одинаковые шарфы. Не правда ли, романтично – дарить друг другу шарфы, встречаясь уже два года? Это было самое лучшее Рождество в моей жизни. Честное слово. И самый лучший шарф.
Еще одной причиной, по которой я не хотела брать его с собой, была Петунья. О, да, я не сомневалась в том, что она не сможет удержаться от своих язвительных замечаний в нашу сторону. С ней мы еще как-то уживались, не смотря на то, что я уже окончила школу и стала настоящей волшебницей, но как она отнеслась бы к Джеймсу… Рисковать и портить всем праздник мне совершенно не хотелось.
Я поехала одна. Родители были очень рады меня видеть, и я их тоже. А Тунья опять осталась недовольна. Она притащила в дом какого-то своего друга… со странным именем… Верон…нет, Вирнон. Я не запомнила. Не буду описывать самой себе, что произошло, но закончилось все это всеобщем криком и моим громким уходом из когда-то родного дома.
И я сижу здесь, с чашкой очень вкусного кофе, с очень поганым настроением и пишу на пергаменте всю эту глупость. Пишу, что бы как-то успокоиться… Мне совершенно не хочется возвращаться в наш дом, мой и Джеймса. Не хочу, что бы он зря беспокоился за меня, а, видя мое состояние, обязательно будет. Впрочем, мне даже нравится сидеть тут, среди магглов. Так было в детстве, когда я еще не знала, что я волшебница. Теперь же я понимаю, что магглы от волшебников, в сущности, ничем не отличаются. У тех и у других есть проблемы, которые просто невозможно разрешить взмахом волшебной палочки.
Иногда мне...»
- Ты, никак, поэму пишешь, принцесса? – веселый звонкий голос прямо над моим ухом. Родной голос. Весь в снегу, он чмокнул меня в щеку и уселся напротив.
- Что ты тут делаешь? – ошарашено спросила я, комкая листок со своими глупостями.
- Не знаю, Лили. Правда, не знаю, - Джеймс улыбался. Игриво, по-детски, загадочно, прямо как в школе. Я не могу подобрать слов, что бы выразить, как сильно я люблю его улыбку.
– Просто несколько часов назад, - продолжил он, - я подумал, что Рождество без тебя - это очень грустно.
- А как же мародеры? Сириус?
- Мы с Сириусом уже выпили за счастье в это Рождество, и он пообещал прийти завтра к нам на обед. У Римуса были какие-то неотложные дела, о которых он не пожелал мне рассказывать, а Питер… - Джеймс захихикал, пряча лицо в руках. Талый снег с его взъерошенных волос посыпался на стол. – Кажется, у Питера появилась подружка!
- Да что ты говоришь? – я тоже не смогла сдержать улыбки, - Где же он ее нашел?
- Ну, я пока что не вникал, - деликатно ответил Джеймс, подперев голову рукой. – Но он сегодня ведет ее в какую-то забегаловку.
- Надеюсь, не в «Три метлы»? – фыркнула я.
- Я посоветовал романтичное кафе мадмуазель Паддифут, а Хвост посоветовал мне заткнуться, – и он опять захихикал. У Джеймса потрясающий дар возвращать собеседнику, в данном случае мне, душевное равновесие. Я улыбнулась.
- И все-таки, как ты меня нашел?
- Ты же мне подробно рассказывала, где ты живут твои родители. Забыла? - с нежностью спросил он.
- Рассказывала? Когда? – я прищурилась, пытаясь вспомнить.
- Когда ты уехала на рождественские каникулы на седьмом курсе, мы начали переписываться, - Джеймс опять улыбнулся. – Я прекрасно помню, как ты описывала свой дом.
Он помнил мои письма. Я не нашлась, что ответить. Как всегда, в нужный момент не могу подобрать слов!
- Я просто шел по дороге, - продолжил он, видимо заметив мое настроение, - и увидел тебя в окне этого кафе. Почему ты тут? И что ты писала? – он взглянул на скомканный пергамент в моих сжатых руках.
- Да так… - я опустила взгляд на свои руки. – Поссорилась с родными, а на листочке писала просто для того, что бы успокоится. Это не имеет значения…
-Нет, имеет, - перебил Джеймс. Он протянул руку через стол и ласково дотронулся до моей щеки. Я вздрогнула, подняв на него взгляд.
- Лили, я не хочу, что бы ты расстраивалась, но ты же знала, как Петунья к тебе относится.
- Знала. Знала, но верила, что когда мы повзрослеем, все изменится, все будет как раньше! На самом деле стало только хуже, - теперь я отчетливо понимала, что вела себя по-детски.
Мы замолчали. Подошла официантка и я заказала еще два больших кофе. Грея руки о чашку, я задавалась вопросом, что лучше – говорить с Джеймсом или сидеть вот так, молча, глядя друг другу в глаза. И ответить на этот вопрос не могла. Просто находиться рядом с ним – это уже было для меня счастьем. Смешно, но ведь когда-то я его ненавидела! Он, казалось, думал примерно о том же – его взгляд постоянно менялся. С задумчивого на веселый, с грустного на радостный и обратно... Когда с кофе было покончено, Джеймс взволнованно прошептал:
- Лили… Счастливого Рождества… - и, вытащив из кармана куртки маленькую коробочку, протянул ее мне.
Коробочку с кольцом.
И я опять не могу ничего сказать! Это, что, проклятье свыше?!
Но, посмотрев в его карие глаза, я поняла, что слов совсем не нужно. Улыбка Джеймса светилась счастьем.
