Глава 1- Ааааааааааааааа-иииииии-ыыыы! – коридоры ночного Хогвартса содрогаются от звонкого, надрывного, истерически-детского крика. – Нет, не-ее-ет, пустите! Я хочу домой! Мама!
Джинни и Невилл, кравшиеся с очередной вылазки в выручай-комнату, остановились и с нескрываемым ужасом уставились друг на друга. В последнее время крики в этой школе означали что-то более страшное, чем шкаф, который сбросил Пивз тебе на голову. Джинни медленно тянет Невилла за рукав и беззвучно шепчет «Посмотрим?». Тот кивает, и они, стараясь не дышать, не думать, не скрипеть половицами, вжимаясь в стену, медленно идут туда, откуда доносятся возня, ругань и плачь. Нервов надолго не хватает, через несколько минут Джинни начинает просто бежать. Ботинки оглушительно грохочут тяжелыми пятками по полу, эхо разносит звук по широкому коридору, швыряет на зеркальную гладь доспехов, те отзываются мелодичным звоном, он переходит в глухое роптание портретов, и все эти звуки еще долго гудят в ушах Джинни, не попадая в такт с часто бьющимся сердцем. Наконец она резко тормозит, по инерции с мерзким скрежетом проезжает еще полметра, врезается в угол и затравленно заглядывает в соседний коридор.
Крэбб и Гойл волокут за руки-ноги зареванную, отчаянно брыкающуюся первокурсницу. Впереди с праздным видом вышагивает Забини и декламирует что-то типа: «Директор отнесется к этому с должным вниманием… я думаю, профессор Кэрроу порекомендует… и чтобы каждая наглая гриффиндорская сопля не смела… кожу спустят, полагаю… и круциатусом припечатают».
Джинни еще успевает подумать, что Забини просто пугает ребенка, как и должно такому трусливому мелкому гаденышу. Ее наконец догоняет запыхавшийся Невилл. Джинни еще успевает повернуться к нему в попытке объяснить происходящее. Но тут девочка всхлипывает и снова лягается, Крэбб с грацией гориллы как-то неудачно выворачивает хрупкий детский локоток, и ребенок издает такой вопль, что вздрагивает даже лениво-невозмутимый Забини.
Джинни не успевает ничего осознать. Легким пружинистым прыжком она выскакивает на середину коридора, палочка оказывается в руке и звонким от бешенства голосом Уизли кричит:
- Отпустите ее!
Это выглядит так смело, отчаянно, пафосно… и глупо. И бессмысленно. Дура.
Оглушить слизеринцев из-за угла, чтоб те не подняли тревогу, было единственным верным решением. А теперь Забини поднимает палочку и, прежде чем отразить ее «Остолбеней!», выпускает в потолок сигнальное заклятие. К потасовке присоединяется Невилл, Крэбб и Гойл синхронно отпускают ребенка (девочка кулем валится на пол, наверняка ушибаясь), разминают кулаки и нескладными шкафами нависают над Джинни. Ей тоже хочется врукопашную, хочется расцарапать им лицо, расквасить нос, сломать что-нибудь. Но тут она слышит частые всхлипы, остальное становится неважным, и из палочки вылетает Инкарцеро. Крэбб и Гойл путаются в ногах и веревках и с тупым недоумением тяжело валяться на пол. Сзади перебрасываются заклятиями Забини и Невилл, а Джинни быстро ползет вперед, прижимает к себе тихо плачущую девочку, гладит ее спутанные волосы, и быстро-быстро бормочет, что «все хорошо, все будет хорошо, я не дам тебя в обиду».
А потом с обеих сторон слышаться крики и топот, в коридор вбегает почти весь Контролирующий отряд во главе с Кэрроу и палочками наготове. Невилла быстро вырубают, и вокруг участников потасовки образуется плотное кольцо из злорадствующих слизеринцев. И Джинни понимает, что хорошо ни черта не будет.
Все херово. Все очень херово.
***
Северус Снейп был зол. Не потому что к нему в кабинет в два часа ночи ввалилась Алекто Кэрроу с толпой провинившихся. Они его даже не разбудили. Директор все равно сидел в кресле и надирался дорогущим малфоевским пойлом, которое перли из поместья все, кому не лень. Зол он был на чертовых безмозглых гриффиндорцев. Ну неужели никто из них не понимает, что значит – беречь свои шкуры? Никто, никто больше так не нарывался при новом режиме, как эти недоумки. Опять Лонгботтом и Уизли. Как неожиданно.
Правда, когда тучная одышливая Кэрроу, которой бег по ночным коридорам явно не пошел на пользу, тяжело свалилась в кресло, выпила стакан воды и изложила суть проблемы, Снейп понял, что все гораздо хуже, а эти двое вообще просто проходили мимо. Беспокоиться нужно не о них. В двух словах, Контролеры поймали первокурсницу с Гриффиндора, которая собралась покинуть родные пенаты. Всерьез и надолго. Сбежать со школы домой. Девчонка теперь сидела в углу кабинета, сотрясаясь от рыданий, и была очень плоха морально и физически. А корова Алекто разливалась соловьем о том, что это уже вообще ни в какие ворота не лезет, и если не только старшекурсники, но и мелочь несознательная так мутит воду, то надо с этим что-то делать. И она настаивает на наказании со всей возможной строгостью. И очень хотела бы знать, кто родители этого ребенка. Им тоже все объяснят со всей возможной строгостью.
Ребенок все это слышал, трусился и смотрел затравленным взглядом. Уизли стремительно бледнела. Снейп закатил глаза. Естественно, он порекомендует другое наказание, хотя один Мерлин знает, скольких нервов это будет стоить. Кэрроу в своих садистских наклонностях бывает удивительно неуступчива, хоть ей и далеко до душки Беллы. Но разгребать все это дерьмо он будет позже и в другой обстановке. А сейчас не дают сосредоточиться, да что уж там, просто жутко бесят старшие гриффиндорцы, особенно Уизли. Лонгботтом, едва оклемавшийся от оглушающих заклятий, просто привалился к стене и злобно зыркал исподлобья. А Поттерова подружка смотрела неописуемым взглядом – что-то среднее между убийственным, всеподавляющим презрением – как смотрят на последнюю грязь у себя под ногами, неконтролируемой брезгливостью, и, естественно, приправлено такой полыхающей яростью, что Снейпу кажется, она прожжет в его черепе дырку. В этом взгляде все – и «убийца», «предатель», и «как ты смел», и «да кто ты вообще такой». Хотя ассоциации совершенно необоснованны, разве что все это можно назвать «сильным» взглядом, но почему-то вспоминаются некоторые надменные взоры Нарциссы и глаза Лили в тот день у портрета…
- Уизли, - рычит Снейп, хищно пригибаясь к столу, едва осознав, в какие запретные дебри завела его память, - вон отсюда!!! – Лонгботтома в больничное крыло и завтра же обоим на исправительные работы в Запретный лес, - поспешно добавил он, пытаясь прикрыть свою вспышку.
Девчонка даже не подумала сдвинуться с места.
- Что вы с ней сделаете?! – воинственно сжимает кулаки, выпячивает подбородок и кивает на провинившуюся малявку.
- Что слышали, милочка, - мерзко засияла Кэрроу. – Нарушительница понесет физическое наказание, и еще посидит под замком, для профилактики, и с родителями ее проведут разъяснительную беседу…
- Профессор, - процедил доведенный до ручки Снейп, - вы бы еще для Уизли письменный отчет составили. С печатью. Чем сотрясать зря воздух, удалите этих двоих из моего кабинета. Немедленно!
- Но она же ребенок! – орет Уизли, забывая, где она находится, чем рискует и прочее (чертовы, чертовы гриффиндорцы!), подбегает к столу, вся взмыленная, растрепанная, мигом раскрасневшаяся, и необъяснимо прекрасная в своей ярости. – Поднять руку на ребенка, вы… жалкие, трусливые… она же ничего вам не сделала, она дитя. Снейп, вы не посмеете!
Конечно, Снейп не посмеет. Но почему-то утешать этим Уизли, которая одним взглядом достала его сегодня больше, чем весь этот карательный балаган, совершенно не хочется. И пусть это жестоко и просто по-детски, но директор позволяет себе злорадно усмехнуться и ответить:
- Профессор Снейп, мисс Уизли. Будьте уверены, девочка получит по заслугам. А теперь повторюсь: убирайтесь из моего кабинета!
В общем, выводить Уизли пришлось Крэббу и Гойлу. Она отчаянно сопротивлялась и сыпала угрозами, а когда ничего не помогло, на минуту даже переступила через свою ненависть к мнимому убийце, умоляюще посмотрела, резанув смесью страха и безнадеги в глубине глаз, и одними губами прошептала: «Пожалуйста!». Потом ее увели.
Снейп остался один с нарушительницей. Всхлипывающая скукоженная девица. Губы директора скривились в презрительной гримасе. Он подошел и встал напротив гриффиндорки, борясь с желанием хорошенько встряхнуть ее за плечи.
- Ну, мисс как-вас-там, и какого Мерлина вы все это устроили? Решили улучшить и без того веселую жизнь, свою и своих родителей?
Девочка всхлипнула, медленно вытерла нос широким рукавом мантии и подняла на директора взгляд. Какое-то мгновение ее глаза выражали только безразличие и бесконечную усталость, а потом с пугающей внезапностью накатила истерика.
- Я не могу здесь, не могу здесь больше! Делайте со мной что хотите, это же больше невозможно! – по чумазым щекам заструились слезы, девчонка кричала и громко хлюпала носом, потом переводила дыхание и снова кричала. – Это же не школа, как можно так наказывать! Я так мечтала попасть сюда! А здесь все, все-все-все боятся, и я слышу крики по ночам из подвалов, и о-о-очень боюсь профессоров Кэрроу, и вас.. – тут она уставилась на Снейпа, сообразила кому орет, и севшим голосом закончила, - и вас я тоже очень боюсь.
- Прекратите истерику, мисс, - директор достал из кармана платок, бросил девочке и вперился в нее тяжелым взглядом. – Вы вообще соображаете, какие неприятности себе нажили? Вас, видимо, и правда впечатлили крики, раз вы приложили столько усилий, чтоб оказаться вместе с наказанными.
- Делайте со мной, что хотите, - опять пробормотала гриффиндорка, но губы у нее задрожали, и лицо по-детски скривилось перед плачем.
- И не смейте мне тут реветь! – свистяще рыкнул Снейп. Девочка подпрыгнула, икнула, но успокоилась сразу, и теперь с выжидательным ужасом пялилась на профессора.
Снейп подошел к столу, вытащил припрятанную бутылку, нацедил очередной стакан коньяка и задумчиво уставился в стену. В кабинете повисла вязкая тишина. Девчонки надолго не хватило. Она заерзала, подняла ноги на кресло и обхватила колени руками.
- У меня не выдерживают нервы. Просто не хватает на все это нервов! Я не хочу жить в такой атмосфере, не понимаю, как можно так жить! Пусть уже все это закончится, как угодно, но только закончится! – она бессвязно бормотала себе в колени, потом уставилась на Снейпа и жалко пробормотала: - Можно и мне выпить?
Директор изогнул брови в своей презрительно-саркастической манере:
- Мисс, вы в уме?!
- Мне просто очень страшно, - девчонка смотрела жалобно, отчаянно – одинокий, испуганный и растерявшийся ребенок. Снейпа раздражали одинокие дети. Он их слишком хорошо понимал. И у профессора сейчас тоже не хватало на все это нервов.
Снейп опрокинул в себя стакан, а потом коснулся пустой стекляшки волшебной палочкой.
- Мисс, это портал. Он перенесет вас в дом, где вы можете выспаться и успокоиться. Официально вы под арестом и не вернетесь сегодня ночью в свою спальню. Я постараюсь по возможности смягчить наказание. А вы сделайте небольшое усилие, достойное хваленой гриффиндорской храбрости – научитесь впредь молча, сцепив зубы терпеть!
- Но вы? – губы у девочки опять задрожали. – То есть вы не… не желаете мне зла?
И она посмотрела с такой робкой благодарностью, что Снейп поспешно рявкнул:
- Спать на диване, книги не трогать, не шататься по дому! И если попытаетесь хотя бы выйти за дверь, которая, заверяю, опечатана – я вас из-под земли достану!
Девочка вытерла лицо ладонями, выпорхнула из кресла, забавно так улыбнулась сквозь слезы… И касаясь портала, за секунду до того, как исчезнуть, громко и смело сказала:
- Спасибо, директор!
***
Сидеть всю ночь в чужом ему, слишком альбусово-плюшевом кабинете Снейп ненавидел. Поэтому, транспортировав девицу, он прикончил бутылку и засобирался в подземелья: подальше от несчастных детей, поближе к понимающим, осторожным слизеринцам и всегда успокаивающим котлам и пробиркам.
Но когда директор неслышно шагнул с вращающейся лестницы, то чуть не споткнулся о темный мешковатый предмет, прислонившийся к стене. Предмет вздрогнул, поднял голову, сонно оглянулся и оказался замерзшей и съежившейся Уизли. Сфокусировав взгляд на Снейпе, она тут же стряхнула остатки сна и вскочила на ноги.
- Снейп! – и пауза. Как будто все еще не очень ворочается язык. Глубокий вдох, и… - Снейп, не смейте ее наказывать!
- Мисс Уизли, идите вон! – у Снейпа уже нет никакого желания слушать ее благородные истерики, но все еще нет никакого желания просветить относительно реальной участи девочки. – Дополнительные сутки отработок у Хагрида за непомерную наглость! И еще двое суток за сидение тут после отбоя!
- Снейп!.. Профессор, - пытается быть вежливой, но в глазах все та же всесжигающая ненависть. – Но вы же видели эту девочку! Она просто маленькая, испуганная девочка! Вы же ее сломаете, вы портите ей все детство, которое должно быть с магией, школьными выходками, друзьями, в Хогвартсе, я не знаю… В НАШЕМ Хогвартсе, а не в этом заведении строгого режима, которое вы устроили! Она же всю жизнь будет помнить и бояться. Верните ребенка в спальню, не смейте ее мучить!
Снейп хмурится, взгляд стекленеет от ярости, и он еле сдерживается, чтоб не взорваться. Уизли бесит профессора до тихого кипения. Потому что говорит правду. Потому что он тоже ненавидит этот новый Хогвартс и не может ничего сделать. Потому что он бесконечно устал от чужой роли, чужой должности и общей безнадеги ситуации. Потому что сейчас он постоянно раздражен, желчен и ненавидет весь мир. В смысле, еще больше чем обычно. Потому что хочется выместить на ком-то бессильную злость. И потому, наконец, что девчонка – смазливая, смелая подружка Поттера, любит того, борется за него и втихомолку страдает. Потому, одним словом, что Поттеру в очередной раз повезло.
- Мисс Уизли, она провинилась и понесет наказание. И, надеюсь, это послужит уроком тем, кто все еще не желает смириться с нашим новым режимом. Тем, например, до кого не доходит смысл слова «убирайтесь»!
И Снейп собрался было решительно проследовать по задуманному маршруту, но Уизли буквально прыгнула ему под ноги и теперь преграждала дорогу, неуверенно раскинув руки.
- Снейп, послушайте… Ну накажите лучше меня! Мне все равно, я не боюсь, я не ребенок. Скажите, что это я пыталась ночью сбежать из школы и демонстрируйте свои показательные наказания…
- Мисс Уизли, у вас уже хватает наказаний. А сейчас добавится еще одно, за то что мешаете мне пройти. В такой плотный график вместить дополнительные наказания некуда, - Снейп злорадно ухмыляется а потом рявкает: - Нет!
Уизли вдруг жалобно шмыгает носом, совсем как давешняя девица. Губы начинают дрожать и она часто-часто моргает. Взгляд уже не ненавидящий – бесконечно растерянный и безнадежный. И почему ей запала в душу эта девочка?
- Снейп, профессор Снейп, ну пожалуйста! Хотите, я всегда буду называть вас профессором и петь вам дифирамбы? Полюблю зельеварение? Перемою все пробирки в вашем подземелье? Буду ходить на наказания до конца учебы здесь? Чего вы хотите? Не трогайте этого ребенка, вы… вы вообще смотрели ей в глаза?
Уизли говорит быстро-быстро и совершенно серьезно – и про пробирки, и вообще. Всегда наглая, смелая и дерзкая, сейчас она становится вдруг отчаянно ранимой, искренней до изнанки души. Смотрит робко, умоляюще, бледнеет до пепельного цвета, так что проступает россыпь веснушек на крыльях носа. Моргает, стараясь не расплакаться, и Снейп замечает, какие золотисто-рыжие и пушистые кончики ее ресниц. Этот женственный беспомощный образ бесит его еще больше, еще больше хочется ранить ее – словом, делом – не важно, причинить боль. Отзывчивая, добрая, красивая, идиотически готовая всем помогать, его она ненавидит. А любит своего чертового Поттера. Поэтому у Снейпа ее совершенно невменяемое, умоляющее лицо вызывает не сочувствие, а желание и глухую злость.
- Уизли, вы своим поведением усугубили ситуацию. Эту девочку ждет еще более суровое наказание, раз она так хм… очевидно влияет на взбунтовавшихся учеников Гриффиндора, - и Снейп с непередаваемым удовлетворением смотрит, как Уизли отшатывается и в ужасе подносит руку ко рту. А потом, потеряв, кажется, дар речи, отчаянно мотает головой.
- Н-н-не надо! - она наконец разревелась, и несколько секунд просто вздрагивала, глотала слезы и пыталась скрыть набежавшую истерику. Потом горячо зашептала: - Послушайте, я сделаю все что хотите, все что угодно! – но тут же осеклась. – Кроме подлости или предательства… - и потерянно замолчала.
Снейп определенно хотел, и ему вдруг стало плевать на последствия этого поступка. Какая в конце концов разница, если смысл жизни давно потерян, и единственное, чего в последнее время хочется – поскорее сдохнуть. Если душа уже - рваная тряпка неотмщенных обид, непростительных ошибок, желчной ненависти, вражды и одиночества. Он все равно не сможет ненавидеть себя после этого сильнее, чем ненавидит сейчас. Точно так же, как не возлюбит себя за предыдущий поступок с гриффиндорской первокурсницей. Если на все в жизни плевать, и ничто не вызывает сильных эмоций… кроме пожалуй ненавистного Поттера… он сделает сейчас то, что ему хочется. Может поможет. Может пройдет безразличная апатия, в которой директрствующий Снейп в последнее время существует. Он и так делает только то, что должен. А сейчас ему хочется. Рыженькая справедливая и всех защищающая девушка Поттера определенно трогает давно заснувшие струны души, тела, воспоминаний. И не важно, кому он сейчас отомстит – Джеймсу, Гарри, ей – это будет хоть какое-то действие в однообразном болоте выжидания и тихой войны. Его поступок, не воля Дамблдора или приказ Волдеморта, что-то слишком мелкое и личное, его подлость и его удовольствие.
- Все что угодно? – неожиданно севшим голосом повторяет Снейп. - Думаю, мисс Уизли, мы сможем договориться.
Он берет Джинни за подбородок, наклоняется к ней, обжигает дыханием и видит, как в глазах вспыхивает неожиданное понимание, ненависть и страх. Это распаляет его еще больше, рука перемещается с подбородка на горло, Снейп резко толкает Джинни к стене, голова девушки глухо ударяется о камень, и он наконец впивается в ее губы грубым поцелуем. Джинни всхлипывает, изворачивается, хрипит «Нет, я не хочу, не надо», но как-то вяло и неуверенно. Снейп задирает ей мантию, рывком разводит ноги, подхватывает, садит себе на бедра и припечатывает к холодным шершавым камням, умышленно причиняя боль. И потом долго, методичными толчками вбивает Уизли в стену. Она вся напряжена, полна ненавистью и сопротивлением. Ноги судорожно сцепила у него за спиной. Молчит, потухшим взглядом смотрит в потолок и только беззвучно рыдает сквозь стиснутые зубы. Снейп в нарастающем темпе продолжает движение, с удовлетворением чувствуя, как ее нежная кожа трется о искореженный камень. Он грубо хватает Джинни за волосы и смотрит в глаза. И наконец что-то более сильное, чем его вечное безразличие, тупое следование долгу и апатия, проникает в душу. Снейп задыхается в жару жестокого наслаждения и удовлетворенной мести. В его жизни нет радости и смысла, но сейчас он поймал мимолетное чувство и ощущение, ради вспышек которого стоит жить.
В коридоре ночного Хогвартса вязкая тишина, воздух полон пыли, давно не шумят портреты. Тускло мерцают нечищеные доспехи, витает тяжесть и безнадега. В коридоре ночного Хогвартса слышна тихая возня, глухие толчки о камень и судорожные всхлипы. Хогвартс уже не тот.
