Глава 2Название: "Не обижай ее"
Автор: rose_rose
Жанр: гет
Рейтинг: PG-13
Пейринг: РЛ/НТ
Размер: мини
Жанр: драма
Саммари: про то, как развивались отношения Тонкс и Люпина; время действия - пятая и шестая книга.
Дисклеймер: все не мое, мне только рядом постоять.
"Не обижай ее"
(история №2)
Это было одно из первых заданий Ордена Феникса, на которое они отправились вместе, и пошло оно как нельзя хуже. Они опоздали.
Люпин сразу понял, что они найдут внутри. Он помнил такие дома еще со времен первой войны, первого Ордена Феникса. Как и Кингсли. Наверное, в глубине души знала и Тонкс, но что такое знание, почерпнутое на занятиях в школе авроров?
Теперь он уже и не вспомнит, как звали ту семью. Волшебница, муж-маггл. И ребенок, да.
И ребенок.
И, разумеется, ни следа Пожирателей.
Когда они в гробовом молчании вышли наружу, Кингсли сказал, что останется на месте, потому что надо уведомить официальные органы, теперь это работа для них. А Люпину и Тонкс лучше вернуться на площадь Гриммо.
Вообще, наверное, сказал он это потому, что увидел, как выглядит Тонкс. И Люпин потом долго корил себя за то, что не заметил этого сам.
Едва они вошли в прихожую, где их встретил Сириус… и слава Мерлину, что в тот вечер в доме на площади Гриммо был только Сириус! Едва они вошли в прихожую, как Тонкс издала какой-то маловразумительный звук – не то всхлип, не то смешок – и начала сползать по стене, зажимая себе рот рукой.
- На кухню, живо! И тихо! – скомандовал Сириус.
«Тихо» - это было важно. Потому что вот только общения с мадам Вальбургой им – и особенно Тонкс – сейчас не хватало для полного счастья.
Раздумывать было некогда: Люпину пришлось обхватить Тонкс за талию и, на всякий случай прижимая к ее рту свою руку поверх ее, практически отнести на спасительную кухню. Сириус прошествовал следом и кинул Маффлиато, потому что для пробуждения к жизни покойной, но неупокоенной миссис Блэк было достаточно любого громкого звука в пределах дома, а то, что громкие звуки будут, они уже поняли.
И если вы думаете, что во всем этом была какая-то романтика, то вот что: романтики не было ни на грош.
Первым делом Тонкс согнулась пополам, и ее вырвало в раковину, потом она упала на пол и зашлась в беззвучной, но неудержимой истерике.
- Так хреново? – одними губами спросил Сириус.
- Трое, один ребенок, - так же, одними губами, ответил Ремус.
Вливая Тонкс в горло огневиски прямо из бутылки, они выяснили, что трупы она видела впервые – вообще впервые. А в том доме… в общем, Пожиратели постарались.
На то, чтобы привести ее в норму, ушел весь запас находившегося в доме спиртного, поэтому подробностей Люпин уже не… Впрочем, неправда. Помнил он, несмотря на количество выпитого, прекрасно. Они сидели втроем на полу в кухне, передавая друг другу бутылку, и говорили о войне – о той, давней, что прошла, и о той, которая только начинается, и о безмятежном прошлом, о Хогвартсе и даже о квиддиче, и Сириус прочитал сочиненные еще в прошлую войну чудовищно неприличные стихи про Пожирателей смерти, так что Тонкс заржала в голос; на шум, вопреки Маффлиато, аппарировал Кричер и удалился только после того, как Сириус послал его совершенно нецензурно. И в какой-то момент Сириус посмотрел на них особенно внимательно и совершенно трезвым голосом сказал, что идет спать, хотя кто и когда видел Бродягу, уходящего от полупустой бутылки огневиски, даже если она третья по счету? Тем не менее, он ушел, а они с Тонкс остались сидеть на кухне, и она снова плакала и говорила, как боится за родителей, особенно за отца, а он рассказывал про то, как остался без Джеймса и – на долгие годы – без Сириуса и как хреново быть постоянным изгоем, хотя слава Мерлину, что ему хотя бы нечего терять… Потом опустела третья литровая бутыль, и в окнах забрежжил рассвет, а глаза наконец начали слипаться, и он отвел Тонкс на диван в гостиную, а сам кое-как добрел до своей комнаты. Потом, уже почти к обеду, пришли Артур и Молли, Молли посмотрела на пустые бутылки, втянула носом воздух и уже открыла было рот, чтобы высказать все, что думает об их времяпрепровождении, но появившийся бесшумно Бродяга тронул ее за локоть и сказал буквально пару фраз, после которых Молли ушла на кухню делать чай, и сквозь шум воды до них донеслись оттуда звуки, подозрительно похожие на всхлипы.
Тонкс проснулась и исчезла раньше, чем он встал, оставила только записку: «Сириус, Ремус, спасибо. Я больше так не буду». А Бродяга посмотрел на него непривычно серьезно и сказал с какими-то незнакомыми интонациями:
- Слышь, Лунатик… Она моя племянница, между прочим. Ты это… не обижай ее.
- Ты сдурел, что ли, Бродяга?
- Не прикидывайся дебилом, - заявил Сириус в своей обычной манере и хлопнул его по плечу.
…А он, разумеется, и не думал прикидываться, и кто его знает, что Бродяге взбрело тогда в голову…
* * *
Перед Аластором Муди стоит нелегкая задача.
Того, что его любимица Нимфадора Тонкс с некоторых пор стала в два раза более неуклюжей, чем обычно, не заметить невозможно. Есть и другие симптомы: например, нездоровый блеск в глазах и постоянно меняющиеся цвет и длина волос с уклоном во все большую экстравагантность. Когда Муди установил связь между экстравагантностью причесок, обострениями неуклюжести и выполнением заданий Ордена Феникса в определенной компании, все встало на свои места. Собственно, ситуация не по его части, но, в конце концов, это уже просто опасно: предметы летают по офису аврората без всякой магии, кофе проливается на важные бумаги, а последней каплей стало опрокидывание чернильницы прямо ему на голову. С этим надо что-то делать.
Юлить Муди не привык. Объект был приглашен для решительного разговора в отдельный кабинет в «Дырявом котле».
- Давай выпьем.
Если прислуга «Дырявого котла» льстила себе надеждой, что Муди закажет выпивку у них, то ее ждало разочарование. Никаких напитков из рук незнакомых (или плохо знакомых, или хорошо знакомых, но недостаточно проверенных) людей он не принимает. Настоящий Муди почти так же неразлучен с фляжкой огневиски, как некогда Муди поддельный с фляжкой оборотного зелья.
«Интересно, а фляжка одна и та же? – думает Люпин. – А еще более интересна причина, по которой Муди так… хм, волнуется? Грозный Глаз волнуется?»
- Тут это… Тонкс хотела работать с тобой в паре.
- Как скажешь. Почему бы и нет. Тонкс – хороший аврор.
- Хороший аврор… хороший… Да она… - Муди поднимается и начинает ковылять вокруг стола, тяжело хромая и размахивая фляжкой с огневиски. – Да ты бы знал, как она маскируется! Хотя ты ведь знаешь, да… Я как ее на экзаменах увидел, сразу понял – эта девчонка всех за пояс заткнет. А смелая! Да от них всех вместе взятых толку меньше, чем от нее. Ну, Шэклболт еще ничего, нормальный парень… а так… измельчал аврор. Всех лучших перебили, тогда еще… молодежь не та… - Муди мрачнеет, и Рему уже начинает казаться, что продолжения не последует. Неужели Грозный Глаз хотел с ним встретиться, чтобы посетовать на современную молодежь?
- Да, а ты как… все один живешь? – внезапно очнувшись от раздумий, спрашивает Муди. От подобного интереса к его жилищным условиям брови Рема начинают ползти вверх.
- А ты как думаешь? С командой «Пушки Педдл»?
- Холостякуешь? Никогда не думал завести семью? Жену там…
- Щенков? – подсказывает Рем, и рот его перекашивает совершенно несвойственная ему саркастическая усмешка. Муди пасует.
- Ну, ладно, ладно, не ершись… не мое дело, конечно. Хотя, по-моему… Вот подожди, война скоро кончится – все будет по-другому!
«Будет. Но не для меня», - хочет сказать Рем, но не говорит ничего. Зачем? Они молча выпивают, и к Муди частично возвращается уверенность.
- Завтра тебе дежурить с Нимфадорой.
Пауза.
- Угу.
- Слышь, парень. Оборотень – не оборотень… Она мне как дочь. Так вот - чтоб мне не обижал ее! – задушевно рычит Муди, сверля собеседника магическим глазом. – Понял?
- Нет, - честно отвечает Рем, глядя прямо в магический глаз. Немножко слишком честно. Са-а-амую-самую капельку. Лицо Муди багровеет.
- Ну и дурак! – орет он и грохает кулаком по столу так, что все в комнате подпрыгивает. Кажется, то, что его усилия в несвойственном ему амплуа не были оценены по достоинству, задевает Аластора не на шутку. – Все, за работу! Не Орден, а черт знает что! Детский сад! Нянчиться тут с вами еще!
И уходит, с грохотом захлопнув за собой дверь. Вот и весь разговор, значит.
- Идиот… осел упрямый… - бормочет Муди, спускаясь по лестнице «Дырявого котла». – Война проклятая, все наперекосяк…
Рем остается сидеть за столом в глубокой задумчивости.
* * *
Нет, определенно, приходить сегодня в Нору на ужин ему не следовало. По крайней мере, так рано. На пороге он сталкивается с Тонкс, по лицу которой можно предположить, что она только что плакала.
- Привет, Ремус, - говорит она, отступая в тень и сбивая с вешалки шляпу Артура.
- А ты разве не остаешься на ужин?
- Нет, я… мне надо идти, - быстро говорит она.
Перед тем как она исчезает, он успевает перехватить ее взгляд и от этого взгляда, от вида ее осунувшегося лица чувствует, как в нем что-то обрывается и хочется бежать, бежать подальше и спрятаться на краю света, где его никто никогда не найдет. Но пути к бегству – во всяком случае, немедленному - отрезаны: Молли уже зовет на кухню.
- Будешь чай? Или что-нибудь другое?
Очень хочется сказать «огневиски» или хотя бы «бренди», но он деликатно выбирает чай.
Пока чайная ложечка выплясывает над чайником сложный танец, отмеряя нужное количество заварки, Молли успевает изгнать из кухни Удлинитель ушей, запущенный близнецами (кажется, у них это уже стало рефлексом), запечатать дверь закрывающим заклятьем и наложить Маффлиато. Ничего хорошего это не предвещает.
Он делает попытку ее отвлечь.
- От Гарри никаких вестей не было в последнее время?
Куда там! Проще остановить Хогвартс-экспресс.
- Ремус, я говорила с Тонкс, - произносит она обвиняющим тоном.
Пауза. Ремус сосредоточенно разглядывает трещины в столешнице.
- Она в ужасном состоянии. У нее даже не получается метаморфировать.
- Молли, я…
- Ты ведешь себя глупо.
Очень-очень спокойным тоном он начинает объяснять. Он говорит чрезвычайно логичные и разумные вещи. Про то, что Тонкс молода и у нее это скоро пройдет. Про то, что так лучше для всех. Что он никогда не сможет дать ей того, что ей нужно. Что общаться с ним небезопасно. Что он беден и у них слишком большая разница в возрасте. Что Молли не пожелала бы такой судьбы для собственной дочери. Что родители Тонкс никогда его не примут. Что, в конце концов, это ему решать и бесполезно пытаться его переубедить. Что он привык жить один, живет так уже двадцать лет и намерен продолжать и дальше. Что он изгой и отброс общества и бессмысленно пытаться закрывать на это глаза. Что пусть его, в конце концов, все оставят в покое и не лезут не в свое дело, потому что это никого не касается, Мерлин их всех побери…
Какая-то часть его сознания замечает, что он больше не говорит, а кричит, кричит и размахивает руками, будто истеричный подросток, - он, тридцатисемилетний мужчина, всегда славившийся выдержкой, опытный боец с Темными силами и в недавнем прошлом преподаватель Хогвартса. Но остановиться он уже не может, слова рвутся из него, будто чужая, темная сущность во время трансформации, и осекается он только тогда, когда чувствует прикосновение руки к своей макушке.
Молли, перед которой втайне трепещет весь Орден Феникса, - Неудержимая Молли, как они прозвали ее между собой, единственный человек, которому когда-либо удавалось перекричать портрет миссис Блэк, - молчит, что случается с ней очень редко. Молчит и гладит его по голове. Потом ставит перед ним чашку чая и тихо произносит:
- Ремус, я все понимаю. Но… ты бы не обижал ее, а?
…Великий Мерлин, да что они все, сговорились, что ли?…
* * *
Промозглый зимний день в промозглом зимнем Лондоне. Два дня до Рождества.
Окна маленькой квартирки выходят на Диагон-аллею. В прежнее время там по вечерам всегда гулял народ, витрины магазинов и кафе горели огнями, а перед Рождеством вообще было многолюдно до позднего вечера. Сейчас прохожих почти нет, а добрая треть заведений заколочены. Люпин задумчиво созерцает этот пейзаж из окна, когда его раздумья прерывает стучащая в окно сова. При виде нее он вздрагивает и, кажется, в течение нескольких секунд колеблется, открывать ей или нет. Потом вздыхает, впускает птицу и отвязывает от ее лапки письмо.
У него в руках обычная рождественская открытка. На ней изображен смешной снеговик, который машет руками-веточками и подпрыгивает. На обороте написано:
Дорогой Ремус,
с Рождеством.
Больше всего на свете я бы хотела встретить его с тобой.
Пожалуйста, береги себя.
Тонкс
И клякса. Это так на нее похоже – клякса. Кажется, именно она делает открытку особенно живой и трогательной.
- Ответа не будет, - говорит он сове. Она смотрит на него осуждающим взглядом и перед тем, как улететь, коротко ухает. Он уверен, что только что слышал, как ему на совином языке сказали: «Не обижай ее!»
Рем наливает себе два стакана: один – с аконитовым зельем, которое прислал Снейп, другой – с огневиски. Берет их в руки.
- Не обижай ее, - говорит он стакану с зельем.
- Не обижай ее, - повторяет он стакану с огневиски.
Чокается ими и выпивает по очереди.
Потом накладывает на комнату Маффлиато – что-то подсказывает, что так будет лучше. И начинает ждать, когда выйдет луна.
Вообще-то под действием аконитового зелья оборотень в полнолуние превращается в обычного волка, и, как при любом анимагическом превращении, до утра в нем притупляются все человеческие свойства – все мысли, все воспоминания, все эмоции. Вообще-то так.
Только в этот раз волку почему-то неспокойно. Нет, он не может до конца осознать почему - ведь он все-таки волк, хоть и человек. Но какое-то острое и томительное чувство поднимается в его груди, и он обращает морду к луне, и воет, воет отчаянно и тоскливо. И почему-то ему кажется, что луна сегодня увенчана короной непослушных розовых локонов.
Хотя разве волки различают розовый цвет?
