Глава 1
ПЕЙРИНГ: Невилл Лонгботтом/нжп и фоном — Снейп
БЕТА: *в ночи оной не нашлось *
РЕЙТИНГ: PG
ЖАНР: флафф и безудержная романтика
ДИСКЛАЙМЕР: вы серьезно думаете, что Роулинг захочет своих героев назад, после того, что я с ними сделала?
САММАРИ: Не было счастья, так несчастье помогло
КОММЕНТАРИИ: Морвен Ваниар в подарок
РАЗМЕР: мини
СТАТУС: закончен
Если вкусные консервы
Вы несли на пробу львам,
Значит крепки ваши нервы.
Эти львы — что кошки вам.
Если где-то не смогли вы
Льва увидеть из травы,
Значит, эти львы пугливы
И бесстрашны очень вы.
Если вы им: «ути-пуси»,
Но никто не слышит вас,
Значит, львы сидят и трусят
И от страха щурят глаз.
Если вы кричите громко,
И хихикаете вы,
Может, глянете в сторонку,
Это, случаем, не львы?
Если больше вас не слышно,
Если спят в тенёчке львы
Безобидные как мыши,
Значит, съели вас. Увы.
mic29
«Трусливые львы»
Право же, сущий мышонок. Глаза черные, круглые. Напугана. И зачем, спрашивается, потащилась? Кому нужна ее смелость? Уж не мне точно. Я вообще корыстным стал. Вот и ее использую — зелье ведь сложнейшее, одному не справиться. А она — тарахтит всю дорогу, должно быть, так храбрится.
— Профессор Лонгботтом, а вы никогда не думали сменить фамилию, она ведь у вас смешная?
И что прикажете с ней делать? Кажется, таких называют вздорными.
— Видите ли, мисс Стюарт, не всем везет так, как вам. Кому-то достаются и смешные фамилии.
— А вы вообще смешной. — Вот же наглая! — Я слышала, в детстве вы страшно боялись этого профессора, до боггартов. А теперь спасете его. И ладно бы живого. Ну смешно же!
Да, по-моему, молодежь сейчас такту совсем не учат. Прав Филч, сожалеющий об отмене телесных воздействий на слишком уж горячие головы. Впрочем, тогда б Гарри с компанией были бы первыми в списке. И мне бы перепадало, наверное. Поэтому, может Филч и не прав.
— А расскажите мне об этом зельеваре.
— Нет уж, лучше вы расскажите мне о призраках. У вас же «Превосходно» по ЗОТИ.
— Дразните? Или экзаменуете? Или просто издеваетесь?
— А по Предсказаниям, видимо, «Тролль» — ни разу не угадали. Я ведь траволог. В своей сфере — профессионал, а вот с ЗОТИ мы как-то не сдружились, нашему выпуску, знаете ли, не везло.
Она хохочет в голос. И несколько летучих мышей шарахаются в стороны. И смех сменяется визгом.
А ведь она где-то права — зачем я здесь?
Он мне ведь за всю жизнь ничего хорошего ни сделал. Не похвалил ни разу. Но… Когда мы после войны разбирали завалы – в том числе и в его кабинете – я случайно наткнулся на стопку старых эссе. Не помню уже, почему он — такой дотошный — так и не вернул нам их тогда. Были причины, наверно. В общем, там нашлась и моя работа по зельям. Наверху было размашисто написано: «Грейнджер только не давайте! Обзавидуется». Помню, как Гермиона тогда взбесилась. Проштудировала мою работу, вооружившись красными чернилами. Когда перечитала в третий раз — улыбнулась: «Он прав — завидую. И поздравляю». И поцеловала даже. Рон потом еще неделю косился. А я… Я до дыр зачитал эту работу. Вернее, его пометки. И ощущения у меня были странные – словно услышал запоздалое признание в любви.
Хорошо, что мисс Стюарт не видит, как ее профессор краснеет до ушей.
В Хогвартсе он появился недавно. То есть, не он сам. Вернее, он и не он одновременно – его призрак. Увидели его первый раз, разумеется, в подземельях. И — ожидаемо (если его появление вообще можно было ожидать?) — неподалеку от кабинета зельеварения. Он молчал и игнорировал все попытки разговорить его. Впрочем, кроме директора на это никто и не отважился. Она у нас смелая, шотландка. В общем, держался он, как и прежде, нелюдимо (хотя, куда уж тут людиться, когда ты – бесплотное создание!). А потом, кто-то (опять же не помню кто) заметил, что прочие привидения ведут себя как-то странно. Словом, как выяснилось, у них там свои понятия. И слизериниц наш что-то там с ними не поделил. И кто бы мог подумать, что эти бестелесные сущности знают заклинания, похлеще наших. И главное, умеют их применять. И почему еще до сих пор никто серьезно не изучал природу призраков? Живем с ними рядом столетия напролет, и не чешемся. Тоже мне, маги.
— Мисс Стюарт? Вы чего? Плачете, что ли?
— Да, история грустная.
Я что, все это вслух сказал?!
— Ага, — кивает. — С момента, что я права.
Гордится, паршивка. А я улыбаюсь. Это ненормально, так любить слизеринцев. Но они мне последнее время больше наших «львят» нравятся. Ведь эта война оставила свою метку на целом факультете. Черную. Позорную. А они продолжают идти по жизни с гордо поднятыми головами. Есть в чистокровности что-то неуловимо прекрасное, чтобы там не говорили.
— Сэр, а скажите честно, я вам нужна, потому что в этом зелье используется кровь девственницы?
Спотыкаюсь.
— Если это была попытка склеить меня, то она провалилась с треском.
Окидывает презрительным, истинно слизеринским, взглядом:
— Ой, было бы кого.
Злюсь. По-настоящему. Хватаю за локоть и разворачиваю к себе. Котелки и реторты, которыми мы обвешаны, смешно громыхают. Так неподходяще моменту.
Но я должен ей это сказать.
— Хотите знать, зачем я позвал вас? Так вот, в этом зелье используется змеиный яд, а вы — настоящая гадюка. И так просто, к сведению, чтобы в глупые домыслы не верили — кровь девственницы можно получить и не только
тем способом. Подойдет любая, даже из пальца. А
та нужна только для некоторых совсем уж черных ритуалов.
Сжимается и становится совсем уж крошечной. Даром, что совершеннолетняя, а миниатюрнее, чем иная третьекурсница. Сейчас и вовсе одни глаза — живые, угольки. Смотрит, будто я сам привидение — насквозь, в самую душу.
— А вы его любили?
Умеет же ошарашить.
— Не знаю, не думал.
— Но все же бросились помогать по первому зову. Хотя, зова, кажется, не было. Вы ведь сами про это привиденченское заклинание прознали, верно?
— А у вас хорошие осведомители.
— Ну мы змеи такие — в любую дырку проскользнем. Кстати, я ведь ничуть не обиделась: Crotalus — моя анимагическая форма. И вы не ответили на вопрос.
— Ответил.
— Нет, вы увильнули. Притом, весьма не по-гриффиндорски.
— Да уж. Неправильно получается. Нет, не думаю, что это чувство можно в полной мере назвать любовью. Скорее, огромное уважение и благодарность. Вот почему я здесь.
— Благодарность? За что? — как всегда вычленяет только интересное ей.
— За то, что он в меня поверил. Я ведь сейчас диссертацию пишу о неразрывной связи травологии и зельеварения. А без той фразы на моем эссе этого бы не было…
— Фи, как пафосно. Вот за что я львов и не люблю.
— Я и не прошу меня любить, — обижаюсь.
— А о чем просите?
— Ни о чем! — уже бешусь.
— Врете. А вам совсем не идет. Вы ведь боитесь. Боитесь, что у вас не получится: ведь вы никогда не совмещали чары и зельеварение. Боитесь, что он откажется от вашей помощи. И может, даже, призраков боитесь.
— Да… Я, видимо, трус. — Правда не только глаза колет, но еще и отягчает плечи.
— Снова врете. Человек, который ту змеюку, Вольдемортову, замочил не может быть трусом! Вам ведь надо, чтобы в вас просто верили. Как он.
— Вы проницательная.
— Спасибо. И не перебивайте, — на минуту теряется, но потом снова смелеет: — Так вот, я вас верю! У вас обязательно все получится, — встает на цыпочки и целует прямо в губы.
Не знаю, кто в большем шоке – она или я. Но наверное я сошел с ума, потому что обнимаю ее, привлекаю к себе и шепчу:
— У нас все получится.
И поверх ее головы замечаю косоватую змеистую ухмылочку, и черная тень смешивается с тьмою.
Спасибо, профессор. 
