Глава 1Лежишь на диване, завернувшись в слегка потрепанный сбоку плед, и смотришь в светлеющий в темноте потолок. Закусываешь губы, чтобы сдержать очередной крик, который так и просится наружу, почти разрывая сознание и грудную клетку.
Столько навалилось в последнее время. Откуда в этой жизни столько дерьма? Ты имеешь в виду, как в одну твою семнадцатилетнюю жизнь всё это вместилось?
Самое смешное в данной ситуации – то, что уже ничего не помогает. Даже книги. Очередное предательство заключается в том, что и они больше не спасают. И вся эта гребаная «хорошая маггловская классика» совсем не лечит. Скорее, наоборот - слишком тяжело читать про чужую боль: своей хватает, девать некуда. А про счастье других - тем более, совсем невыносимо.
Нет, ты всё та же: всем сочувствующая, всех жалеющая и всепрощающая Грейнджер.
Просто ты устала в очередной раз.
Ты не пессимистка. Просто твоя жизнь так сложилась: ни интересного хобби (Ты совсем с ума сошла? Какое, Мерлиновы нестиранные носки, хобби во время войны? Но ведь остальные что-то делают, как-то успокаиваются? «Ага, - отвечаешь ты сама себе, - пьют, как Грюм и Сириус, или утешаются в объятиях друг друга, как Гарри и Джинни или как Люпин и Тонкс... Может, это и не то же самое, но ты вряд ли когда-нибудь узнаешь разницу - нечего и сравнивать»); ни человека, который обнял бы и сказал, что всё будет хорошо…
Конечно, у тебя есть друзья. Но сегодня они все на дежурстве. Всё по графику. Ты и так это знала. Эти мысли пришли к тебе далеко не сегодня.
У твоих друзей своя жизнь, своё, насколько это возможно, счастье. Не тебе туда вмешиваться. Да и не сможешь ты прийти к кому-то посреди ночи и начать рыдать в жилетку, размазывая слезы и сморкаясь в платочек. Ты ведь слишком гордая. Слишком глупая. Слишком гриффиндорка.
Мысли лихорадочно перескакивают с одной на другую, и вскоре ты снова начинаешь думать о своих проблемах. Зачем? Когда ты успела стать такой мазохистской? Всё, о чем ты думаешь, приносит нестерпимую боль. Ты почти ощущаешь физически, как что-то разъедает тебя изнутри, подобно серной кислоте.
Только не кричать.
За стеной – Малфой. Ты же не хочешь, чтобы он проснулся в три часа утра из-за тебя? Ты же не хочешь, чтобы он начал тебя жалеть? Хотя… почему жалеть? Он же Малфой. То, что он перешел на светлую сторону, шпионит, рискует своей жизнью больше всех остальных членов Ордена, вместе взятых, – не повод. И даже то, что вы с ним уже почти сутки (в который раз за этот год?) вдвоем в доме и ни разу не поссорились – не повод тем более.
И ты это знаешь.
И ты точно не будешь проверять, как он поведет себя, приди ты к нему в спальню посреди ночи. Если б ты сегодня осталась охранять дом, находящийся по адресу «Площадь Гриммо,12» с кем-то другим, то, возможно, ты попыталась бы выплакаться. Но Малфой… Нет, только не он. В лучшем случае, он тебя просто высмеет.
И, Мерлин, как же хочется курить. Покрутить сигарету между пальцами, сжать её зубами, крепко затянуться и пустить дым в потолок. Вот только Сириус вряд ли одобрит появление крошечных прожженных дырок на диване (а ты точно прожжешь обивку - не специально, конечно, просто руки в последнее время сильно трясутся).
Почему-то то, что ты не можешь почувствовать никотиновый дым в легких прямо сейчас, становится самой болезненной новостью для тебя.
Последняя капля в этот омут смутной боли.
Только не плакать, Грейнджер, только не плакать. Нельзя. Не сейчас. Нет, не так. Просто нельзя. Ты знаешь, что, если дашь слабину, то уже не выберешься. Вот поможешь Гарри победить в войне и, если выживешь, - можешь с чистой совестью рыдать.
Но не сейчас.
Поэтому ты еще сильнее закусываешь губу и комкаешь руками простыню от бессилия. И еще – для того, чтобы не закричать, не заплакать. Не дать слабину. Не вздумай.
Поворачиваешься набок. Понимаешь, что совсем некстати появилась резь в животе - от нервов. Ничего, физическая боль – детский лепет по сравнению с тем, что ты чувствуешь в последнее время.
Вот если бы чья-то сильная рука обняла тебя сейчас, и холодная ладонь легла на живот, стало бы легче. Ты уверена. Ты думаешь об этом каждое своё гребаное дежурство в этом доме. И ты уверена, что тогда бы ты уснула. Нет, ты всегда засыпаешь тут одна, просто ты уверена… А если бы еще кто-то поцеловал в затылок и погладил волосы, перебирая локоны длинными пальцами, то, скорее всего, голова перестала бы разрываться на миллионы крохотных кусочков, ты прекратила бы обдумывать решение тысяч проблем, вызванных скверными воспоминаниями и еще более скверной реальностью.
Черт, хватит. Не зарывайся. Мало проблем? Приспичило прибавить еще одну? Валяй, тебе же себя не жалко. Ты же всегда была слишком гордой, слишком глупой, слишком Грейнджер. Признайся хоть самой себе, что ты знаешь, чью руку хочешь почувствовать, к кому хочешь прижаться, о ком мечтаешь месяцами. Признайся, что это - главная твоя проблема, по сравнению с которой мысли о войне плавно уходят на задний план. Признайся, что так вляпаться могла только ты. Почему не Рон, не Сириус, и даже, в конце концов, не Снейп?..
Всё-таки надо успокоиться. Надо покурить. Наверное (но - нет, с вероятностью сто процентов точности) в такой ситуации обычно пьют, но у тебя отсутствует как опыт в подобном, так и алкоголь. Можно сказать и по-другому. В этом доме совершенно точно есть алкоголь (в смысле, он в этом доме есть у каждого, кроме тебя), но ты просто признай, что не научилась справляться с проблемами такими подручными средствами. Ты ведь привыкла их решать. Да, Грейнджер?
Нашариваешь на прикроватной тумбе пачку маггловских сигарет и идешь в гостиную. Потому что там большой подоконник. В качестве бонуса – в радиусе пары метров прожигать нечего.
Садишься на подоконник и открываешь окно. Рядом на столике стоит чашка с бурым темным налетом от чая на стенках. Берешь в руки и со всей дури швыряешь в противоположную стену. Всегда хотела это сделать. Услышать звук бьющегося фарфора и увидеть светлые кусочки от некогда целой чашки на полу.
Сделала?
Молодец. Пять баллов Гриффиндору. Сейчас проснется Слизерин, и ты пожалеешь, что некоторые твои желания исполняются.
Ты понимаешь, что тебе уже всё равно – жить, не жить, и как жить, поэтому просто вытягиваешь ноги на подоконнике, закрываешь глаза и пытаешься расслабиться.
Достаешь из пачки сигарету, бездумно вертишь в пальцах. Он тоже всегда так делает. А зачем это делаешь ты? Почему-то приходит осознание, что у Малфоя-то наверняка есть в комнате бутылка огневиски на всякий случай.
Но вряд ли он её держит для тебя.
Сжимаешь сигарету зубами. Затягиваешься.
И вдруг понимаешь, что пропустила тот момент, когда успела прикурить.
Потом осознаешь, что физически не могла этого сделать, потому как нечем: и палочку, и зажигалку ты оставила в комнате. Задумавшись, давишься дымом, кашляешь, открываешь глаза.
– Грейнджер, не умеешь – не берись, – такой знакомый чуть насмешливый голос.
Только его сейчас не хватало. Сейчас он тебя пристукнет, потому что он-то, в отличие от некоторых, нигде палочку не оставляет. Вон, ее рукоятка из кармана его мантии торчит.
– Почему не спишь? – спрашиваешь ты и тут же прикусываешь язык – понимаешь, что сама себе подписала смертный приговор.
Он прислоняется к стене напротив тебя и скрещивает руки на груди. А ты им любуешься. Не вовремя. Да и незачем.
– Ты слишком громко топаешь. – Он тоже закуривает.
– Прости. – Ты действительно не хотела его будить. Так как знаешь, что он вчера вернулся очень уставшим и, наверняка, не спал уже несколько суток. Но есть график.
И – Мерлин свидетель – его ты сейчас хочешь видеть меньше всего. Хотя это – как посмотреть. Просто ты боишься сорваться. Ты же всегда была гордой, всегда была глупой. Получай, расплачивайся.
– Ну, а почему ты не спишь?
Черт, Малфой, что же ты делаешь? Наори, оскорби, можешь даже высмеять, только не будь таким…
Ты молчишь. Тебе просто не спится… без него. Никак.
Дура.
А если он сейчас читает твои мысли? Ха… На здоровье. Чем сильнее он тебя унизит после этого, тем лучше ты усвоишь. Тебе же себя не жалко, не так ли? Потому что иначе ты бы сейчас тут не сидела.
– Что молчишь? – Ты качаешь головой: дескать, ничего. Ну, какое ему, в сущности, дело? А вот ты можешь не сдержаться, и посему уже закусываешь губу и с силой сжимаешь сигарету.
– Я спросил. Почему. Ты. Не. Спишь.
– Потому что.
Черт, черт, черт. Истеричка. Ну что ты ревешь? Думаешь, будет легче? Обойдешься. Кому ты теперь нужна такая? Тебе теперь только в Мунго. В отдельную палату. Надеюсь, Гарри хотя бы её оплатит. В память о той, прежней Грейнджер.
– Та-а-а-а-ак. Вставай.
– Нет, – всхлипываешь и отчаянно вертишь головой. Это конец. Просто конец. Точно – он ведет тебя в Мунго. Вызовет крепких волшебников в мятых халатах и с сонными физиономиями, замечательно владеющих такими заклинаниями, как Петрификус Тоталус и Остолбеней. А чуть хуже – Энервейтом, который тебе так нужен.
– Пошли.
– Нет, – теперь, ко всему прочему, ты сквозь пелену слёз видишь его лицо. Прямо перед собой. Получай. Ты разве не этого хотела? Ну же – вот он. Стоит тут и смотрит – прямо, и вроде бы даже осуждающе. Нехорошо как-то глаза сузил. Сейчас ты выслушаешь его тираду о брезгливости при виде ноющих грязнокровок. Ты же её уже давно ждёшь. А он, наверняка, хочет тебе её посвятить.
– Ясно. – Он так растягивает первый слог, что тебе тоже ясно. Ясно, что он уже успел прочитать твои мысли, и что они ему не понравились.
Подходит к тебе, подхватывает на руки и куда-то несет. Ты хватаешься руками за его шею – только для того, чтобы не упасть, да, и прижимаешься к нему. Сильно-сильно. Чтобы хотя бы знать, как это – обнимать его. И плевать, что потом будешь мучиться еще сильнее. Тебе ведь себя не жалко. Ведь ты выше жалости к самой себе. Ха-ха.
Он ногой распахивает дверь своей спальни и аккуратно ссаживает тебя на постель так, чтобы ты опиралась о ее спинку. Смешно – он догадался трансфигурировать старую кушетку в огромную кровать с балдахином, а ты нет…
– Пей. – Не говорит, а приказывает, поднося к твоим губам стакан. Даже не дал его в руку. И правильно, что не дал. Ты бы расплескала жидкость дрожащей рукой. И снова – кто теперь умнее?
Он придерживает твою голову одной рукой, другой вливает в тебя содержимое стакана. Судя по вкусу – успокоительное зелье. Никакое не огневиски. Обойдешься, Грейнджер.
Через какое-то время сознание проясняется, и ты понимаешь, что слёз больше нет, что твоя голова покоится у него на коленях, а его ладонь гладит тебя по голове. Ты поворачиваешь голову и натыкаешь на теплый взгляд серых глаз.
– Тебе нужно поспать. – Он встает, аккуратно вытаскивает из-под тебя плед, и ты чувствуешь под собой холодные простыни. Он обходит кровать и ложится с другой стороны, накрывая вас обоих пледом. Ты всё еще лежишь на боку, спиной к нему. Тебе холодно. И дело, наверное, не в простынях, а в последствиях истерики.
– Драко… – сама не понимаешь, когда его имя успело сорваться с твоих губ. Он прижимается к тебе, обнимает одной рукой и кладет ладонь тебе на живот. И тебе действительно становится тепло.
– Всё будет хорошо, – шепчет он, зарываясь носом в твои волосы и касаясь губами затылка.
Как в тех мечтах.
Ведь все слишком хорошо, и хочется верить.
И ты невольно начинаешь ему верить.
