Глава 1Автор: aguamarina
Название: Коса на камень
Пейринг/герои: Маркус Флинт, на заднем плане – гриффиндорское трио, Кэти Белл, гигантский Кальмар и другие
Рейтинг: G
Размер: мини
Жанр: общий
Статус: закончен
Саммари: написано на Четвертый фикатон на Хогнете для Brain Eaters по заявке - «школьный джен. Маркус Флинт на спор переплывает (или нет?) озеро с гигантским кальмаром».
Disclaimer: написано из любви к искусству
Размещение: предупредите автора
Предупреждения: некоторое АУ – Маркус заканчивает Хогвартс в 95-ом. Наверное, на второй год оставался дважды… Мелькают эпизодические персонажи, созданные волей авторской фантазии. Самая капелька гета.
Ослепительное июньское солнце разбегалось по беспокойной глади Черного озера десятками трепыхающихся снитчей.
Гарри сидел под дубом – да-да, тем самым – и представлял, что было бы, если бы такое количество снитчей высыпало в небо во время матча. Наверное, результат подсчитывали бы по общему количеству крылатых мячиков, пойманных всеми игроками команды. И ее болельщиками, конечно. И деканами факультетов – он прыснул, представив, как МакГонагалл с невозмутимым лицом достает из кармана и добавляет в общую кучу заранее припрятанный снитч… как и все гриффиндорцы, он очень верил в своего сурового декана. А вот интересно, кому засчитали бы снитчи, пойманные комментатором? Или мадам Хуч?
Маркус Флинт стоял футах в двухстах от Поттера, сунув руки в карманы, и задумчиво поплевывал в озерное зеркало. Недовольное озеро тянулось чуть заметным накатом волн к его черным форменным ботинкам, недостаточно запылившимся, чтобы срочно нуждаться в чистке, но и недостаточно блестящим, чтобы соответствовать званию «образцового ученика»; но Флинт стоял именно на той грани, куда вода не могла достигнуть иначе, чем пропитывая песок, и вынуждена была отступать, мечтая о гигантской волне, которая накрыла бы осквернителя озерной чистоты с головой. Снитчей в волнах Маркус не видел; к тому же он точно знал, что в квиддичном матче увертливый золотой шарик всего один – больше не бывает, и кто его поймал – тот и молодец.
Малфой – не молодец. Флинт еще раз плюнул в озеро. А Поттер – заноза в заднице. И сесть не дает, и вытащить не получается. Чемпион, мать его грязнокровую.
Завтра последний день Турнира, потом дурмстранговцы уедут, а подружиться с Крамом у него так и не вышло. Нет, знаменитый ловец уже знал, кто такой Маркус Флинт, здоровался за завтраком, странно (Маркусу и в голову не приходило думать - «смешно») выговаривая слова, и перекидывался с ним репликами насчет квиддича. Но ни разу Флинту не довелось заметить в его глазах подлинного интереса – интереса, который позволил бы намекнуть Краму, что он, Маркус, только и мечтает стать профессиональным игроком и готов жить где угодно, лишь бы там была возможность взмывать в небо под флагом любой из команд Лиги. Но он оставался для болгарина одним из тех безликих англичан, что ежедневно проходят перед его глазами и о которых, вернувшись домой, он не вспомнит даже имени. «А этот капитан слизеринцев… как его… ну помнишь… на тролля похож?..» Но нет; Маркус был уверен, что не удостоится от Крама даже такого воспоминания – не производил болгарин впечатления человека, который будет обсуждать поездку в дружеском кругу. Вот гриффиндорскую девчонку, с которой танцевал на балу, дурмстранговский чемпион наверняка запомнит. На секунду Флинт остро пожалел, что он не та девчонка. Хотя… ее Крам в команду тоже не пригласит. Тоже… Тьфу. Маркус снова обвел взглядом весело зеленеющий, будто вовсе и не Запретный лес, противно голубое небо, гриффиндорское мельтешение под дубом и направился в замок, в факультетскую гостиную, где сейчас шли приготовления к предстоящему назавтра празднованию солнцеворота. Во время которого, кстати сказать, Монтегю и старшая Гринграсс намеревались произнести клятву верности. Верхняя губа Маркуса привычно поднялась в улыбке-оскале, открывая выступающие вперед зубы. Делать им больше нечего в этом возрасте; наверняка родители надавили. В любовь Маркус верил еще меньше, чем во внезапное размножение снитчей.
***
Но до замка Флинт не добрался.
Под дубом вещала Грейнджер. Не то чтобы Маркус помнил фамилии всех гриффиндорских младшекурсниц – как раз наоборот; но вот из уст Малфоя презрительно-завистливое «Гре-е-ейнджер» звучало так часто, что застряло во всех слизеринских мозгах. Ну а после рождественского выбора Крама игнорировать существование грязнокровой ведьмы и вовсе не получалось. Ее въедливый и зудящий, как нытье комара, голос с каждым шагом Флинта звучал все громче, пока не превратился в поток круглых и увесистых, как камушки, слов. Вещала она как раз на тему предстоящего солнцеворота:
- …шотландцы к тому же считали семена папоротника самыми действенными против нечистой силы. От нечистой силы помогали и собранные в эту ночь ягоды бузины и прибитые над дверьми и над воротами веточки березы. Береза играла существенную роль в обрядах дня летнего солнцестояния у всех кельтских народов…
Какой фейри толкнул его под руку, Маркус так и не понял. Кэти Белл о чем-то переговаривалась с Флер Делакур слишком далеко, чтобы слышать его… и, тем не менее, вместо того, чтобы пройти мимо, не обращая внимания на гриффиндорскую мелочь, как, собственно, и подобало слизеринскому старшекурснику и капитану факультетской квиддичной команды, Флинт замедлил шаг, потом совсем остановился и невозмутимо спросил:
- Грейнджер, а ты не пробовала смотреть на маггловские обряды с точки зрения нормальной ведьмы? Хотя откуда тебе знать, что такое нормальная ведьма, с твоим-то происхождением? Только и остается, что учебники зазубривать…
Все трое вытаращились на него, как на вдруг проявившегося фестрала.
- Иди куда шел, Флинт, - отозвался наконец рыжий. В болоте его глаз огнями святого Эльма мерцала ненависть – незамутненная, ровная, истовая. Грейнджер опустила голову и нервно теребила без того изрядно потрепанные страницы книжки.
- А ты и сам мог бы ее поправить, Уизли, - почти дружески посоветовал Маркус. – Ты ведь тоже чистокровный. Или так лелеешь ее тщеславие? Да-да, вдруг она почувствует себя тем, кто она и есть на самом деле – тупой грязнокровкой, которая никогда не поймет, что такое настоящая родовая магия? А, Уизли? Да ладно, ты же знаешь, что я прав!
Когда гриффиндорцы разом вскочили на ноги, как укушенные, и, цепляясь за подкладку карманов, выхватили палочки, Флинт слегка напрягся. Его собственная палочка уже лежала уютно в ладони, даря уверенность привычным теплом отполированного дерева. Спиной он чувствовал взгляд Белл – которая наконец-то сочла зрелище достойным своего внимания, - а его переносицу буравили сразу два ненавидящих взгляда. Грязнокровка так и не подняла головы – ее щеки и лоб пошли некрасивыми пятнами, будто от ожогов, и Маркус готов был поклясться, что она еле сдерживает жгущие глаза слезы. Что ж, день прожит не зря!
И чего он так взъелся на эту девчонку?
- Чистая кровь – величайшая глупость, Флинт, - звенящим голосом заявил Поттер. – Человека определяет не кровь. Только таким, как ты, этого никогда не понять.
Флинт даже отвечать не стал на магглолюбивую чушь, пропустил мимо ушей. Его интересовали не слова, а действия. Руки чесались подраться.
- Извинись! – потребовал Уизли басом, сорвавшись на излете в фальцет и жутко покраснев. Флинт хмыкнул.
- За что?
- Сам знаешь! – Рыжий сделал шаг вперед. Из всех троих он определенно был самым слабым звеном.
- Если ты о том, что я сказал, будто грязнокровка никогда не поймет основ истинной магии… - Маркус пожал плечами, показывая, насколько бесполезны здесь возражения. Он выглядел спокойным, как дуб, давший древесину для его палочки. Только внутри, в груди поднималась прохладная воздушная волна – предвкушение столкновения.
- Гермиона не гряз… - поняв, что именно говорит, рыжий поперхнулся воздухом, выдохнул кусками и попробовал снова: - Не смей называть Гермиону грязнокровкой!
- И почему же? – Маркусу это быстро надоедало – видимо, до настоящего дела тут так и не дойдет. – Как хочу, так и называю, слышал, Уизли? Гря-я-язная кро-о-овь… - протянул он негромко себе под нос на мотив гимна Хогвартса. – Гря-я-язная, гря-я-язная кро-о-овь… - Ну же, Уизли, парочку заклинаний не из школьной программы в честь своей магглорожденной возлюбленной. Нет? Кишка тонка? - Гря-я-язная кро-о-овь…
- Магглорожденные волшебники умеют много такого, что и не снилось чистокровным. – Маркус сначала даже не понял, откуда донесся этот тоненький, подрагивающий, как овечий хвост, голосок. Грейнджер. Надо же, Грейнджер очнулась, выплыла из омута переживаний, связанных с драмой неправильного рождения, и вышла на тропу войны.
- Ой! – очень радостно сказал Флинт, причем радость была почти наполовину ненаигранной – происходящее становилось любопытным. – Гря… Грейнджер! Ты умеешь разговаривать? Как неожиданно!
Конечно, мастером тонких подколок Флинт не был и сильно проигрывал в этом многим слизеринцам. Черт, иногда ему хотелось, до синих боггартов хотелось уметь язвить так же лениво, весело и зло, как Пьюси или Вэйзи. Но он умел только играть в квиддич и драться. Зато умел хорошо.
- И что же такого умеют грязнокровки, чего мне и не снилось… в кошмарах, наверное? – спросил он, придав лицу максимально внимательное выражение. – Падать с метел? Расплавлять котлы заведомо безопасным зельем? О, я понял – ловить снитч ртом! Да, на такое нормальный волшебник вряд ли способен!
Из бесконечных разглагольствований Малфоя в факультетской гостиной тоже можно было извлечь некоторую пользу.
- Нет! – сказала грязнокровка, и ее губы, к разочарованию Маркуса, дрожать перестали, хотя слезы в красных, как у кролика, глазах, еще блестели. – Гарри на прошлом задании спас двух человек! И маггловская кровь не помешала! Он почти час провел в Черном озере! Ты туда и по колено зайти побоишься!
- А мне туда идти незачем, я не чемпион! – хмыкнул Флинт. – Придумай что-нибудь поинтереснее!
- Ты не чемпион, ты чистокровный трус! – вдруг выпалил Уизли на весь берег. Так неожиданно, что Маркус даже опешил.
- Что? – переспросил он, не веря своим ушам. – Что ты сейчас сказал, сопляк?
- Трус! – еще громче повторил Уизли, понимая, что отступать ему все равно некуда. – Ты в озеро не полезешь!
- Полезу! – прихлопнул его словом Маркус, потому что это было единственно возможным вариантом ответа – на глазах у всех, у Белл, на слуху у десятков настороженных ушей. Досужие языки уже через четверть часа разнесут подробности перепалки по всему Хогвартсу. Что еще он мог сказать? – Тоже мне подвиг – нырнуть в озеро!
- Переплыть, - негромко, в отличие от своего приятеля, сказал Поттер, но его услышали, как слышали всегда. – Переплывешь озеро – и я прощу то, что ты наговорил Гермионе.
- Да плевать мне, что ты там простишь или не простишь, - прошипел Маркус, качнувшись ближе к Поттеру. – Я его переплыву! Нырнуть в озеро – конечно, величайшая гриффиндорская доблесть!
- Завтра вечером третье задание, - звенящим шепотом отозвался тот, прожигая Флинта взглядом; круглые очочки криво сидели на носу, но это почему-то не выглядело смешным. – С утра можем встретиться на этом же месте и посмотрим, чего стоит слизеринский гонор!
- Договорились. В восемь, - бросил Маркус презрительно, заткнув взглядом уже набравшего в грудь воздуха для озвучивания очередной глупости Уизли; и не обращая больше внимания на гриффиндорцев – а разве произошло что-то особенное? – направился в замок, привычно шлепнув ниже талии попавшуюся на пути одногруппницу, Друзиллу Буллстроуд. Та так же привычно взвизгнула. Визг удивительно не вязался с ее крупной, грубоватой фигурой. Друзилле было далеко – так же далеко, как Поттеру до титула чемпиона Турнира - до воздушной, будто вечно летящей куда-то старшей Гринграсс, эталонной фигурки Элоизы Монтегю или хотя бы до Белл, состоявшей, казалось, из одних гибких мышц; как капитан квиддичной команды, Флинт способен был оценить по достоинству игровую форму противника. Зато Друзилла удивительно гармонично смотрелась рядом с ним самим – это, вслух или про себя, признавали все. Чтоб им азкабанские дементоры приснились…
***
- Дурак ты, Флинт, - повторил развалившийся в кресле и мрачно глядящий в огонь камина Эдди Уоррингтон – один из тех двух человек, которые могли сказать подобное Маркусу Флинту, не рискуя незамедлительно схлопотать «Импедименту», а то и что-нибудь похуже. – Как ты вообще умудрился повестись на подобное, ума не приложу.
Флинт молчал. Ну не говорить же, что причиной всему было наличие в радиусе слышимости Охотника команды соперника.
- Вот интересно, они специально день выбрали? – вслух размышлял Эдди. – Очень уж удачно все совпадает…
- Не думаю, - буркнул Маркус.
- Вот именно, - мгновенно отозвался негласный лидер курса. – Не думаешь. А надо бы. Конечно, маггловские предрассудки и приметы – чушь полная, - его подвижное лицо мгновенно дернулось в презрительной гримасе, – но вот гриндилоу, русалки и прочая озерная нечисть на солнцестояние может причинить настоящие неприятности… сам знаешь. Так что удачи тебе, Флинт!
- Угу, - мрачно согласился Маркус. Ничего иного он и не ожидал. Умеешь ввязываться в неприятности – учись из них выбираться. И не жди, что тебе бросятся на помощь. Не в этом случае. За свои слова ты отвечаешь сам – это каждому слизеринцу известно.
Когда Флинту в эту ночь наконец выпал шанс заснуть, ему снились зеленые гриндилоу, тянущие его за руки в какой-то «подводный Слизерин», золотые снитчи, влетающие прямо в голову и играющие там в «догонялки», и русалка, почему-то на метле, сидящая на ней боком, по дамски. «Упадет при первом же крутом развороте», - скептически решил Маркус. У русалки были длинные, острые передние зубы, и она напоминала Грейнджер – если бы та соизволила утонуть пару недель назад.
***
Утром оторвать голову от подушки было неимоверно тяжело. Ночью они небольшой группкой, с негласного разрешения декана и под его же прикрытием, совершили вылазку в Запретный лес, к отдаленной западной опушке. Там, на поляне, разведанной незапамятными предыдущими поколениями хогвартцев, стоял небольшой, но самый настоящий серый менгир, помнящий, возможно, еще времена Основателей. Те чистокровные волшебники, которые считали своим долгом блюсти традиции – в большинстве своем это были слизеринцы, - приходили сюда в особенных случаях, для проведения некоторых обрядов. Деканы со скрипом, но шли на подобное нарушение школьных правил, понимая, что запрет приведет к еще большей предубежденности старинных чистокровных семейств по отношению к «лучшей школе Англии». Пока же учителя молчаливо соглашались закрывать глаза на достаточно редкие походы к менгиру, хрупкое равновесие удавалось поддерживать. Но негласное правило требовало, чтобы в группе было не менее половины старшекурсников. Так что Флинт попадал в нее с большой долей вероятности. Впрочем, ему бы и в голову не пришло отказаться от лесной вылазки. Принесение клятвы верности в шестнадцать лет он считал величайшей глупостью на свете; но уж если Монтегю с Гринграсс на эту глупость решились, все должно быть сделано как следует. Понятие «ломки традиций» и «новых времен» было Маркусу незнакомо – в его семье почитался консерватизм.
Тропы как таковой к менгиру проложено не было; о «Люмосах» в ночь перед солнцестоянием в Запретном лесу и речи быть не могло; шли под светом звезд, который проникал сквозь густые кроны очень скудно. Поначалу паломникам мешал лишь густой подлесок; но потом ровный лес сменился крутыми гривами, на которые приходилось сначала забираться, хватаясь за высокий, по пояс, папоротник, а потом спускаться, балансируя руками и оскальзываясь то и дело на корнях и влажном мху. Маркус ругался сквозь зубы, однотипно и зло, время от времени хватая за руку Друзиллу, чтобы удержать ее от падения. Та, к счастью, не взвизгивала всякий раз, как Гринграсс, только сопела сосредоточенно и благодарно, но ее вес был немалым испытанием – у Маркуса даже мышцы на руке заныли, даром, что тренированные. В ложбине между двумя гривами они наткнулись на ручей – его обнаружил Пьюси, наступив прямо в неглубокий поток. Выливая ледяную воду из ботинка, он отрывисто сообщил, что они «немного заблудились», потому что никакого ручья на пути быть не должно было. Высказав Эдриану несколько нелестных слов, решили пойти вверх по течению ручья, прикинув, что родник, дающий ему начало, должен остаться по левую руку. Пьюси шел в мокрой обуви – на просушку ему времени не дали - и мрачно, в тон ночи, молчал. А перед самой поляной старшекурсникам пришлось с боем прорываться сквозь заросли ежевики и терна, оставляя на колючках нитки из шарфов, а порой и сукровицу из длинных, тут же вспухающих царапин. А потом еще был обратный путь…
Словом, вставать в такую рань – на улице еще висел легкий, как дорожная пыль, белый туман – Флинту совершенно не хотелось. На мгновение мелькнула мысль забить на все – в самом деле, это всего лишь гриффиндорские четверокурсники! Пару минут он позволил себе любоваться со всех сторон возможностью остаться в теплой постели и выспаться, а потом рывком выбрался из кровати, вздрогнув от холода каменного пола. Гостиная вся была в зелени, по углам, над дверями, на столах в вазах стояли веточки березы и кисти бузины; на каждый свободный выступ прилепились свечи, а у камина были сложены сухие яблоневые дрова на вечер – слизеринцы готовились к празднику, как положено. Контрастный душ сделал из Маркуса человека, насколько это было возможно после почти бессонной ночи. Дожевывая на ходу тост, он натянул мантию и быстрыми шагами направился к Черному озеру.
Зрителей собралось даже меньше, чем он ожидал. Гриффиндорская мелкота была, очевидно, почти в полном составе, подошел и кое-кто из старшекурсников, в том числе и – не то чтобы Флинт заметил это специально – Белл; от Слизерина была его команда в полном составе и большинство участников ночного похода – их было легко узнать по заспанным глазам и зевоте; редкими вкраплениями встречались явно не уверенные в том, что они здесь делают, пуффендуйцы и невозмутимые рейвенкловцы. Гриффиндорцы, естественно, группировались вокруг Поттера, как вокруг боевого знамени. При появлении Флинта народ заметно оживился. Маркус выдал привычную ухмылку и внутренне помрачнел.
Черное озеро выглядело подозрительно приветливо. Туман расходился, и по глади воды разбегались золотые искры раннего солнца. Озеро и Флинт сейчас выглядели полной противоположностью друг другу.
Поттер с решительным лицом сделал шаг вперед.
- Ты обещал…
- Я помню, - перебил его Маркус пренебрежительно. – Сейчас заплыв, потом Грейнджер – ах да, и ты, Поттер, лично – признаете, что чистокровность действительно имеет значение, а потом я иду завтракать. Понятно?
- Понятно, - заявил Поттер с вызовом, будто перед ним был не Флинт, а венгерская хвосторога во всей красе.
Маркус дернул носом и быстро разделся до трусов, проверив крепление палочки на руке. Прохладный воздух неприятно коснулся кожи, и она тут же посинела и покрылась пупырышками. Он обхватил себя руками крест-накрест, сильно растерев ладонями плечи, резко выдохнул, разбежался по мелководью, вздымая ногами тучи прозрачных брызг, и с разбега с шумным всплеском ушел под воду.
Вынырнув, Флинт несколько секунд ошеломленно хватал ртом воздух, а потом запоздало обрадовался, что к берегу он спиной и к тому же отплыл достаточно далеко для того, чтобы разглядеть выражение его лица. Вода оказалась не просто холодной – она была какой-то обжигающе холодной, она вышибала воздух из легких и пробирала до самого костного мозга. Противоположный берег еще прятался в легкой дымке, далекий и прекрасный, и у Маркуса мелькнуло нехорошее предчувствие. Он откинул его и сильными гребками поплыл к цели.
Через несколько минут обстановка перестала казаться настолько неуютной – тело притерпелось, руки послушно загребали воду, и к Флинту вернулось привычная самоуверенность. «Вернусь в Хогвартс – закажу домовикам яичницу с беконом, чтоб шкворчала, - подумал он. – И чай с лимоном».
В мечтах о завтраке он добрался до середины озера. Казалось, Маркус плывет в центре огромной тарелки с неаппетитного цвета остывшим супом. «И слоеный пирог, - дополнил он свои мечты. – Сливовый».
Что-то коснулось его ноги. Холодное – гораздо холоднее воды – и липкое.
Маркус сбился с ритма, а потом поплыл быстрее. «Показалось», - подумал он с облегчением, в котором не признался бы сам себе, через пару минут.
И тут же нечто коснулось ноги еще раз.
Гриндилоу. Русалки. Кальмар.
Маркус старался не думать о нечисти, которой кишит озерная глубь. Особенно сегодня, в день солнцеворота, когда именно эта природная, ничем не направляемая, бесконтрольная магия получает наибольшую силу. Старался не думать, что еще может подняться из темных, никем не мерянных глубин. Не думать получалось, а вот успокоить сердце, кузнечным молотом стучавшее в груди, не удавалось никак. Умом он понимал, что терять ритм дыхания еще рано, что он едва оставил позади половину пути, что его тренированных легких без проблем хватит и на два таких заплыва – но чувствовал, как не добирает кислорода на вдохе, как короток выдох, как беспорядочно хватает он воздух ртом. «Если что-то случится, эта нехватка воздуха выйдет мне боком», - мелькнуло в голове; и тут же то липкое и холодное, что раньше почти ласково касалось его кожи, уверенно и плотно обхватило щиколотку и дернуло вниз, поймав Маркуса на очередном судорожном вздохе.
Вода хлынула в глаза, в ноздри, в полуоткрытый рот, мгновенно лишая возможности сопротивляться, направляя все силы, все мысли только на одно: избавиться, немедленно, сейчас же, любой ценой избавиться от жидкости, заливающейся внутрь. Пытаясь отфыркиваться, Флинт только терял бесценный воздух. Перед глазами было уже сумеречно – не то из-за все увеличивающейся толщи воды над ним, не то из-за подступившей вплотную паники. Мимо проплыло что-то – кажется, русалка: мелькнувшие близко перед глазами острые зубы напомнили Маркусу его сон. «Русалка здесь, - подумал он неожиданно четко, - гриндилоу внизу. Осталось совсем немного, чтобы сон стал пророческим».
Где-то вверху, в воздушном, радостном и теплом мире блеснуло солнце, золотом плеснув по воде.
«Вот и снитч», - понял Маркус. Нужно его поймать. Малфой все равно никогда не обгонит Поттера. Все всегда нужно делать самому.
Он рванулся вверх. Отсутствие под рукой привычного древка метлы казалось странным, но задумываться было некогда – грудь жгло, как огнем, очевидно, в него попал бладжер; и звенело в ушах, надоедливо и тонко; Маркус точно знал, что сделать вдох нельзя, и надо было очень быстро достать этот чертов снитч. Но кто-то крепко держал его за ногу. «Чертовы гриффиндорцы, дементоров на них нет, куда только судьи смотрят!» - билось в голове, пока золотой мячик отдалялся от него, издевательски помахивая крылышками.
Потом сознание вдруг прояснилось. Маркус четко увидел скопления водорослей, похожие на выброшенные ошметки вареной капусты, прозрачных ленивых озерных медуз, стаю скалящих зубы русалок в отдалении. Он глянул вниз – нет, это был не гриндилоу, это тоже была русалка, большая, старая, вся в гнилостной склизкой тине. Нечисть. «Я чистокровный маг, тварь», - подумал он с привычной злостью, накрест хлестнув по зеленоватой, с выпученными глазами, морде струей кипятка. Хватка на ноге ослабла, а потом и вовсе исчезла, и Флинт рванулся за своим снитчем, снова почти теряя сознание и уступая шаг за шагом жгучей необходимости открыть рот в поисках живительного глотка кислорода. Как ни твердил разум, что это верная смерть, жажда дышать стягивала горло раскаленным обручем. Снитч был все ближе, все больше, сияя, будто солнце; и когда Маркус наконец сдался и все-таки сделал вдох, пополам с невкусной водой в него неожиданно хлынул воздух, настоящий, безумно нужный. Флинт кашлял, фыркал, отплевывался и все глотал, глотал этот воздух, не обращая ни малейшего внимания на встревоженно-восторженные крики сверху – его догнали на метлах, заметив, что голова пловца исчезла с поверхности. Кое-как придя в себя, Флинт махнул спасателям рукой, перехватив встревоженный взгляд Буллстроуд, и они полетели вперед, к дальнему берегу – который был уже не так и далеко, - изредка оглядываясь на Маркуса.
Оставшись в одиночестве, он использовал пару заклинаний, чтобы придти в себя – в уговоре использование магии не запрещалось, так ведь? – и отдохнул минут пять на спине, позволяя качать себя едва заметным пологим волнам. Маркус был готов к последнему рывку, когда невдалеке от себя, слева, увидел сначала внимательный немигающий глаз, а потом и все по-глубоководному бледное, в каких-то темно-бордовых, как запекшаяся кровь, прожилках, туловище крупного, футов в сорок, кальмара. Не то суета вокруг Флинта его привлекла, не то желание погреться на июньском солнышке.
- Плыл бы ты лучше отсюда, - посоветовал ему Маркус. – Я не в настроении.
На самом деле настроение у него было чудесным. Не иначе, эйфория от избытка кислорода сказывалась. Похоже, он перестарался-таки с «Оксигениумом».
Маркус даже не заметил, как добрался до берега. Кто-то тут же окутал его Согревающими чарами и сунул в руки флакон Восстанавливающего, но Флинт не торопился пить зелье – ему было удивительно приятно это странное ощущение раздвоенности: часть его все еще тонула в Черном озере, и холодная жуть прокатывалась по душе волнами; но ее тут же перекрывало невообразимое ликование оттого, что другая его часть чувствовала, как впиваются в ступни острые ребра прибрежных камней и как еще прохладен утренний ветерок. «Вот так, Поттер», - подумал Маркус самодовольно, ухмыляясь яркому, светлому солнцу, и, не повернув головы, миновал гриффиндорскую троицу. Его совершенно не интересовал их отрывистый вынужденный лепет на заданную тему. Он и так знал все, что ему было нужно.
Знал, как это легко - утонуть, нахлебавшись пресной до тошноты воды Черного озера, под ясным, голубоглазым июньским небом; знал, что иногда самая большая магия – почувствовать босой ногой холодный песок на берегу; и знал, что он способен не только на то, чтобы драться и играть в квиддич.
Белл, оказывается, тоже была здесь. Флинт подумал о том, как бы она вела себя в Черном озере. Наверное, неплохо.
А, собственно, что он теряет? Чего ему бояться?
Маркус обернулся к ней и, стиснув в кулаке пустой флакон, небрежно спросил:
- Белл, пойдешь со мной в Хогсмид?
