Глава 1
«Луна и звезда»
На небе замерла круглолицая серебристо-желтая луна. Она спряталась в кроне сосны и спокойно отдыхала, ожидая своего часа, чтобы скрыться за небосклоном и уступить место яркому весеннему солнышку.
Наивная луна думала, что ее никто не видит. Она ошибалась. Внизу, в миллионах километрах ниже, на прелой траве лежал человек. Он не отрываясь смотрел на луну.
Вдалеке взвыл волк. Луна вздрогнула и посмотрела вниз. Она увидела человека, но… осталась на месте. И внимательнее присмотрелась к нему.
Черноволосый, высокий, усталый. Синие усмехающиеся глаза, смотрящие на нее. Тонкие, почти бескровные губы, растянувшиеся в улыбку.
Луна кокетливо проплыла по кроне влево. Человек проводил ее взглядом и вздохнул. Его вздох призрачной дымкой донесся наверх, и луна, недоумевая, впервые услышала человеческий вздох.
Человек отвел взгляд от луны, сел и отряхнул приставшие листья. Луна, немного разочаровавшись, посмотрела на восток. Багряной кромки, возвещавшей о долгожданном отдыхе, не было.
Внизу зашуршали листья. Луна отвернулась от востока и посмотрела вниз. Человек встал. Он провел рукой по спутавшимся волосам. Повернулся к луне лицом. Улыбнулся.
И помахал рукой.
Если бы луна умела, она бы тоже улыбнулась. Но так она смогла лишь засиять чуть поярче, освещая дорогу человеку.
Ремус ждал, свернувшись клубочком на кровати. Где-то внизу хлопнула дверь.
- Эй, есть кто дома живой? – раздался громкий полный жизни голос.
Ремус вздохнул.
Заскрипели ступени. Ремус присел на кровати. Дверь в спальню распахнулась и на кровать бухнулся Сириус. Весь в листве, в травинках, пропахший свежим лесом, звездами, луной…
- Ну, здравствуй, Муни. Что такой вялый?
Сириус мягко улыбнулся и обнял Ремуса.
- Не куксись. Улыбнись. Постарайся. Ради меня.
Ремус постарался. Он выдавил жалкое подобие улыбки и повернулся к Сириусу.
- Завтра полнолуние.
Сириус кивнул. Улыбка по-прежнему не сходила с его губ.
- Где ты был?
Вместо ответа Сириус зарылся в каштановые мягкие волосы Ремуса.
- Я люблю тебя, - глухо донеслось до Рема. – Я тебя люблю больше солнца и неба. А ты?
- Я тоже.
- Ох, Рем…
Я ненавижу себя. Ненавижу за то, что жду полнолуния. Жду как манны небесной. Ненавижу себя за то, что этим невольно желаю Рему тех ужасных страданий.
Но… Я не могу иначе.
Я просто не могу. В дни полнолуния Рем… Он… Я не знаю, как это сказать. Он свободен от переживаний, он не смотрит на меня печальными глазами, он радуется, он… Он просто живет.
Я не могу видеть его разбитым и усталым. Каждый раз я просыпаюсь рядом и вижу, как он молча смотрит наверх, на давно не чиненный потолок. И иногда плачет. Безмолвно, совсем неслышно и почти незаметно. Я окликаю его и он, пытаясь незаметно вытереть лицо, улыбается мне печальной улыбкой.
А я хочу видеть его счастливым. Радостным, смеющимся. Таким он бывает только в полнолуние, когда его человеческая сущность подавляется волчьей.
Каждый раз перед полнолунием я ухожу в лес и смотрю на луну. Я пытаюсь убедить себя в том, что она – враг. Все попытки с крахом рушатся. Я лишь улыбаюсь ей, представляя как через день мы с Муни будем пробегать здесь.
Я ненавижу себя. И луну.
В ночной тиши проскользнули две тени. Два зверя. Они мчались по дремавшему лесу, дурашливо соревнуясь друг с другом в быстроте и ловкости.
Два зверя с шумом остановились и повалились на землю, устало высунув красные шершавые языки. Большой черный пес и серебристый волк.
Я ненавижу луну. Ненавижу ее ухмыляющееся выражение, когда я выскользаю из душного тесного дома и устремляюсь в лес. Как будто я в чем-то унизился перед ней. Как будто я проиграл спор, и теперь она, усмехаясь, наблюдает за мной, чувствуя свое превосходство.
Ненавижу себя. Ненавижу себя за ложь. За то, что лгу Сириусу. Лгу в строго определенные дни каждый месяц. В те дни, когда меня забивает в угол страшное существо, демон из ночного кошмара. В те дни я прекращаю быть собой и становлюсь чудовищем.
В те дни я лгу Сириусу. Это мне удается с каждым разом все хуже и хуже. Я с трудом удерживаю волка, удерживаю, чтобы не броситься на Сириуса и одним махом лапы не переломить ему шею… Ведь волки не выносят собак, как впрочем и люди не выносят своих ближайших родственников.
Я вижу радость в синих собачьих глазах, безудержную радость и знаю, что Сириус радуется за меня… За то, что я счастлив. Ведь Сириусу именно так и кажется.
Но я буду счастлив лишь в тот момент, когда коснусь затылком дерева и уже не почувствую этого.
И я опять солгал. Ведь я лгу ему каждый божий день, целуя его сухие губы, обнимая его в ответ и шепча, что я люблю его.
Кто-то сказал, что оборотни влюбляются раз и навсегда. Этот кто-то был прав.
Я влюбился лишь раз в жизни. И этим человеком был не Сириус. Им был Джеймс. Джеймс Поттер, блестящий гриффиндорец и игрок в квиддич.
Любовь зла – ответ мне послужила холодная стена немого недоумения. И удивления. Да, Ремус Люпин гомосексуалист. Да, он посмел влюбиться в Джеймса Поттера, натурала до мозга костей. Да, он кощунствует. Да, он должен быть облит ушатом грязи по самые уши…
И тогда, облитый грязью, я заметил пару синих глаз, с жалостью взирающих на жалкое подобие человека.
Сириус, прости.
Я ненавижу себя. И луну.
Два зверя, волк и пес, лежали на траве. Они устали.
