Глава 1Название: "Они — это мы"
Автор: Almond
Тип: джен
Герои: Джинни Уизли, Невилл Лонгботтом, Луна Лавгуд
Жанр: общий
Рейтинг: G
Саммари: О Хогвартсе во время событий седьмой книги.
Дисклеймер: Все принадлежит Дж. К. Роулинг.
Сейчас по коридорам Хогвартса все ходят быстро, целеустремленно перемещаясь из класса в класс, а иногда идут так, точно крадутся или бегут на цыпочках. У всех дурацкие лица — глаза в пол, лбы нахмуренны, губы сжаты в плотную полоску. У магглов такие же — Джинни знает, она была на улицах Лондона в час-пик.
Джинни научилась ходить иначе. Раньше она спешила, ее легкие, порывистые движения были предметом частых насмешек братьев; теперь она шагает, тяжело ставя ногу, размашисто, нарочито не спеша. И подбородок вскинуть, да, и побольше презрения во взгляде.
Они считают, что их должны бояться, уважать... захотят — и Хогвартс разметут по камешку, а с учеников шкуру снимут, коли такая затея в голову взбредет, и это будет нормально, потому как разрешено. Они упиваются властью, самодовольство прет у них из всех щелей, и они думают, что могут все. Алекто, Амикус и Снейп к ним в компанию. Последний правда все больше у себя в кабинете отсиживается, предпочитает вызывать к себе преподавателей, а не совать свой нос во все дела, чем он занимался остальные годы. А старые хогвартские учителя предпочитают молчать. Как и все. Вот это самое страшное.
И этот страх настолько очевиден, что Джинни трясет от гнева, и палочка в ее руках напряженно гнется, так хочет полоснуть она Смертельным... страх настолько очевиден, что заслоняет людям глаза, закрывает уши и зашивает им рты. Они
предпочитают не замечать, сколько скверного творится рядом.
Джинни чувствует, что слабеет. Их было много вначале, очень много — несогласных, горячих... они бунтовали, гневались, они сражались. Конечно, это кровь ударяла в головы... ну подумайте, разве после десяти стандартных Пыточных никто бы из них не попросил прощения? Не заплакал? Не смирился бы?
Желающих бороться с каждым днем становится все меньше... это страшно... Хогвартс начинает привыкать. Уже не приходиться особо себя ломать, когда назначают отрабатывать Круциатус на первокурсниках. Как-то легче становится не замечать следов побоев или пыток у своих друзей. И слез. И с губ ровнее и громче льется: «Свою жизнь я отдаю в служение Темному Лорду, справедливому и могущественному господину».
Джинни слабеет. «Народ безмолвствует...» — кто же так сказал? Народ ослеп, оглох и ухитряется жить, как ни в чем не бывало. Она совсем не удивилась, узнав, сколько выпивает Хагрид.
Но ей все же легче, чем многим. У нее есть тайна, собственное сокровище, неугасимый теплый свет надежды. Ее Гарри... и Рон, и Гермиона... они борются, они не сдались, они ищут способ, как со всем этим покончить. А еще с ней Невилл и Луна. Они всегда рядом, и они твердят без конца, что борьба продолжается.
Но из внешнего мира нет никаких вестей. И это «но» все губит.
Камины заблокированы, почту проверяют, а в Хогсмид отпускают группами, и в каждой группе свой смотритель... так они это называют. Смотрителей немало, тех, кто чувствует себя при новом школьном режиме весьма неплохо. Их Джинни до дрожи ненавидит.
У Джинни, Невилла, Луны нет связи с теми, кто борется за стенами Хогвартса. Они трое — единственная здесь часть того большого, подпольного, сражающегося хаоса, что является опорой Гарри, о котором он знает, с которым сообщается... а Джинни, Невилл и Луна остались одни.
Джинни слабеет. Ей все сложнее держать подбородок гордо вскинутым, а плечи прямыми... сверху давит и давит кошмар, царящий здесь.
Она удивляется Невиллу. Тот по числу наказаний превзошел всех, даже самых отчаянных гриффиндорцев, но все также застенчиво улыбается обезображенными губами, его добрые глаза смотрят по-прежнему открыто и честно... вот подумать только, словно он вечный ребенок!.. Джинни досадливо думает иногда, что он, наверное, и отчета себе не отдает в своих поступках, когда перечит Кэрроу или кидается на смотрителей с кулаками. Как глупый щенок, ей же ей, прыгает на все, что движется, не соизмеряя опасности, к примеру, осы и мотылька.
Джинни Невилл огорчает.
А вот Луне лучше всех. Папа много рассказывал о маггловском изобретении — ящике с движущимися картинками. Нажмешь на кнопочку — раз! — и одна картинка сменяется на другую. Как в колдорадио переключаешь каналы.
Вот и Луна переключилась. Ее нет в изменившемся Хогвартсе. Когда другим приходится притворяться, что ничего не происходит, Луна не прилагает никаких усилий, у нее это происходит само собой. Потому она с равнодушной полуулыбкой сносит издевательства над собой, безучастно слушает уроки Кэрроу, а когда ей дают в руки палочку и велят отработать Непростительное на ученике, она неизменно палочку роняет, беспрекословно да и, наверное, бессмысленно снося последующие смешки и пощечины.
Луне Джинни завидовала.
Луна одна так может, она сильная в своем умении ухода от страха... и Невилл сильный в своей глупом безрассудстве... одной Джинни остается только держаться лишь на своем упрямстве да на мыслях о Гарри. А это делать все сложнее.
Хоть бы произошло что-нибудь, хоть бы одна весточка или знак! Так Джинни повторяет себе — безнадежно, по привычке — медля в коридорах, надменно глядя прямо в ухмыляющиеся рожи Алекто и Амикуса, раз за разом отказываясь тренироваться в пытках на учениках и учтиво предлагая попробовать на самих Кэрроу. Алекто завела в обыкновение отвешивать ей после уроков пощечину.
Но все кончается.
***
Они стоят у ворот замка и смотрят на дорогу, на далекие горы и леса. Вепри на каменных столбах скалятся точно живые, а в густо-синем вечернем небе высоко над головами скользят стражи.
Верно, дементоры испытывают то, что натянуто можно назвать любопытством или отголоском любопытства, иначе Джинни, Невиллу и Луне не разрешено было бы стоять здесь.
Но Джинни знает, что рано или поздно те скользнут к ним... и отчего-то приходит вовсе бредовая мысль — защищаться тогда не стоит.
— Они забыли о нас, — ей было стыдно говорить такое... все ее родные на волоске смерти ходят, а ей обидно, что она не с ними, что она заперта в этом чужом, страшном Хогвартсе, и надежды нет.
Но... если так давно хочется сказать эти слова... они отравляют ее изнутри слишком долго... если хочется сказать, то почему не сделать это здесь, перед запертыми воротами на свободу, под небом с дементорами?.. Они высосут ее душу, и никто этого даже не заметит... завтра она придет на урок, к Алекто, и в глазах Джинни будет пустота, а Алекто не увидит этого...
— Джинни. — Луна взяла ее за руку. — Они — это мы.
Опять, опять... ей не нужны сейчас безумные речи Луны! Ей хочется, чтобы друзья укорили ее, сказали, что это не так, сказали, что Гарри, мама и папа, Рон, Гермиона, профессор Люпин... что они помнят о них... обманули бы ее, соврали так, и Джинни поверила бы: родные люди — живые! — с ней, в этом мертвом, черном, остановившемся Хогвартсе.
— Хватит. — Джинни не хотела, чтобы это звучало грубо, но не выходит. Она выдергивает ладонь из теплых пальцев.
— Луна права, — вдруг тихо говорит Невилл, и Джинни становится неловко под его серьезным взглядом. — Они — это мы. Они сражаются там, а мы здесь. Джинни, знаю, все кажется безнадежным... все и есть безнадежно. Просто, пойми:
нужно сражаться. Раз за разом, снова и снова, даже если результатов нет. Потому что... Джинни, кто тогда, если не мы?
Джинни смотрит в его добрые, честные глаза, и ей хочется убежать, спрятаться от них.
— Оно окутывает нас... всем становится все равно, — жалобно произносит она, и губы ее кривятся.
— Они боятся, — просто отвечает Невилл.
Потом, хмурясь, добавляет:
— Это неправильно, когда столько страха вокруг.
— Они ждут знака. — Луна тихо улыбается Невиллу, ее серебристые глаза кажутся огромными, и Джинни только сейчас замечает, как осунулось ее лицо.
И она начинает понимать. Она смотрит на этих двоих, таких чистых, прекрасных в своей простоте... незаметные, безобидные, а какие сильные.
В Хогвартсе ждут знака. Их знака. Потому что, если не они, то никто.
— Гарри нужно оружие. — Щеки Джинни краснеют, глаза начинают блестеть, дыхание становится частым-частым, словно она пробежала тысячи лиг или хочет взлететь. — Когда он спас меня, он добыл меч Гриффиндора.
— Ты хочешь... — начинает Невилл.
— Да! — И Джинни смеется, звонко, громко, как не смеялась уже очень давно.
Дементоры над их головами закружили быстрее, а Джинни, не переставая хохотать, направляет на них волшебную палочку, и серебристый конь появляется мощным, быстрым рывком, и искры летят из-под его копыт, тая в густо-синей ночи.
— И это будет знак, — шепчет Луна.
В ее широко распахнутых глазах отражается серебряное облако, поглотившее дементоров, на губах блуждает улыбка, а Невилл впервые за долгие месяцы почувствовал, как невероятно он счастлив.
