Глава 1Автор:DinK@, Jane Grey
E-mail:ilyasova_dina@mail.ru, screeny_girl@mail.ru
Бета: Jane Grey
Рейтинг: PG-13
Направленность: Гет
Пейринг: Анджелина/Джордж и Фред/Анджелина
Размер: Мини
Жанр: Драма
Статус: Закончен
Дисклеймер: миллионы Роулинг из швейцарских банков отсуживать не буду
Саммари: "Что-то, возможно, безумно хорошее никогда не сможет заменить часть твоей души"
Предупреждение: ООС персонажей
Благодарности: От DinK@: Хочу поблагодарить Semari(с днем рождения Подружка!) за то, что уговорила написать меня еще что-то кроме ГП/ДУ и Jane Grey за то, что отредактировала( и переделала) этот фанфик. Jane Grey поздравляет Semari с днем рождения и преподносит ей в подарок свою половинку общего фика-тортика
Кто я без него…
Он умер две недели назад.
С ним ушла частичка моей души, неотъемлемая часть меня.
Кажется – хотя, возможно, так и есть, – что все счастливые воспоминания остались в прошлой жизни, а в этой лишь невыносимая боль и пустота…
Мои друзья пытаются связаться со мной уже давно, но все их письма лишь складываются в стопку, накапливаясь, причем с такой скоростью, что становится непонятно, успевают ли мои товарищи вообще жить или же только и делают, что строчат мне послания.
Я очень неблагодарен – у меня не хватает сил прочитать хотя бы одно письмо.
Просто не хватает… Точнее, их нет. Будто их надежно и эффективно стерли молниеносным взмахом палочки.
Я лишь просматриваю имя отправителя в надежде, что там будет его имя.
Нет, это уже паранойя.
Каждый раз, когда я убеждаю себя, что его имя больше никогда не появится на конверте, что он не уехал ни в какую поездку, что он не появится больше, потому что его нет, боль вновь настигает меня, и я без сил падаю на кровать.
Я лежу, обняв колени руками, и рыдаю – без слез, и от этого ещё хуже. Я не могу выплеснуть страдания наружу, и они остаются внутри. Я уже сорвал голос, пытаясь выкричаться, но это не помогает. Помогут только слезы, но кажется, что слезные каналы пересохли. Или я, будучи счастлив эти полтора-два года, разучился страдать, выплакивать горе.
Моя семья не понимает меня. Они потеряли сына, брата.
А я потерял половину себя.
Паранойя.
Кажется, что время остановилось. И совсем не потому, что мои часы перестали ходить две недели назад.
Он забрал их с собой – я уверен.
Сейчас я не знаю, что мне делать дальше. Как жить без него. Для чего.
Моя жизнь всегда была связана с ним. Все идеи, задумки мы воплощали в тандеме, каждый шаг делали вместе, синхронно, как две половинки одного целого. Как зеркально инвертированные отражения.
А сейчас его нет.
Непереносимая пустота. Одна душа на двоих, которая была в нас, разделилась. Он унес ее. Смерть отобрала ее…
Апатия.
Не могу заснуть. По-моему, третьи сутки подряд. Лишь изредка забываюсь сном, сидя возле камина.
И каждый раз, просыпаясь, вижу оранжевые языки пламени.
И они напоминают мне мои волосы. Его шевелюру.
Это мучительно.
Истерика.
Вновь апатия.
Сегодня у нас дома на обед опять будут гости. Уже в четвертый раз…
Неужели они думают, что от этих приторных соболезнований, сказанных печальным тихим голосом, нам станет лучше?
Но обстановка в доме с каждым днем все мрачней.
Отчасти я провоцирую это. Меня не понимают. И к черту всех.
Я надеваю черный костюм, который является главным нарядом в моем гардеробе уже вторую неделю. От него пахнет домом и немного потом. Мама сказала бы, что нужно постирать рубашку. А мне все равно.
Спускаюсь вниз.
Мне не очень интересно, кто сегодня соизволит прийти, и потому иду на кухню, чтобы хоть чем-то себя занять.
Меня сразу нагружают работой, по крайней мере, на час. Я знаю, он пролетит быстро, а после все будет по-прежнему: тупая боль и тоска.
Внезапно за моей спиной раздается молодой женский голос, который не совершенно не похож на охрипший голос Джинни.
- Может, тебе помочь? - спрашивает девушка.
Я оборачиваюсь и вижу Анджелину Джонсон.
Она, несмотря на войну, почти не изменилась. Внешне.
Хотя… Её глаза мертвы.
Я точно знаю, из-за чего. Мне не нужно второй попытки.
Фред.
Боль. Вновь электрический разряд, и я судорожно вдыхаю, стараясь сделать так, чтобы она не увидела моей дрожи. Отвожу глаза, которые застилают слезы. Яростно смаргиваю их и вновь перевожу взгляд на темнокожее лицо Анджелины.
Она смотрит на меня, и я не могу понять, какие эмоции она испытывает. Точно не жалость – её я научился определять с ходу.
Но ясно, что мысли Анджелины ушли недалеко от моих.
- Пожалуй, - хриплю я.
Моему голосу есть оправдание. Джонсон – первая, с кем я говорю за последнюю неделю. Обычно мои ответы ограничиваются кивками или же мотанием головой.
Она смотрит на меня еще несколько секунд. Я - на ее переносицу, где пролегает глубокая морщина.
Анджелина разворачивается и взмахивает палочкой, убирая все ненужное по шкафам.
А я уже отвык пользоваться палочкой.
Магия убила Фреда.
Теперь я ненавижу колдовство.
Прошло около пяти минут. Мы молчали. Под конец я не выдерживаю – просто, как мне кажется, потому, что, она заставила меня разговаривать; пусть теперь «пожинает плоды» - и спрашиваю:
- Чем ты занималась эти две недели?
Вновь длинная пауза. Я уже было подумал, что она меня не услышала, но Анджелина тихо отвечает:
- Ничем. Впрочем, - она отрывает взгляд от дверцы шкафа, который созерцала уже порядочное количество времени, и смотрит на меня своими пустыми глазами, - ты, наверное, тоже.
Ее догадка близка к истине. Я осознаю, что за это две недели не сделал абсолютно ничего. Только разбил стеклянную банку с Кровопролитными конфетами.
- Да, ты права, - выдыхаю я, глядя на свои дрожащие руки. – Я ничего не делал. Я не могу, понимаешь? – нервно продолжаю я, внезапно осознавая, что она способна осознать, что я чувствую. Ведь она тоже была связана с…ним. Я знал, что она меня поймет. Она разделит мое горе. И с ней мне будет гораздо легче его пережить.
Да, я эгоист. Теперь, потеряв Фреда, я стал эгоистом.
- У тебя есть завтра свободный час? – и, не дожидаясь ответа, я продолжаю: - Ты можешь пойти со мной в наш… - я запинаюсь, но тихо, срываясь, договариваю, - мой магазин?
За эти несколько секунд, что Анджелина молчит, я успеваю понять, что она, скорее всего, откажется. Вряд ли ей хочется идти туда, где все будет напоминать о нем…
И потому мне придется справляться со всем этим самому.
Теперь я – волк-одиночка.
Но Анджелина, даже не колеблясь, сразу отвечает:
- Да. Я составлю тебе компанию.
И на душе становится немного легче.
После ужина я сажусь в кресло и засыпаю на два часа. Уже прогресс.
Фред, я не могу отпустить тебя. Ты – часть меня. Я не хочу ее терять.
Вновь паранойя.
***
На следующий день я даже заправляю кровать.
Нонсенс.
Я, даже не задумываясь, надеваю черную футболку и брюки – костюм вчера забрала мать. Стоит ей зайти в мою комнату, она начинает рыдать.
Но мне еще хуже, чем ей.
Так как из дома нельзя трансгрессировать, я выхожу во двор.
Легкий ветерок колышет листья Трепетливых кустиков, из-за чего в глазах буквально рябит. Я вдыхаю полной грудью теплый воздух, пахнущий свежеиспеченным хлебом и корицей, и чувствую себя, хоть чуточку, но живым, хотя таким, как раньше, уже никогда не буду.
Трансгрессирую в Косой переулок и с недоумением оглядываюсь.
От бывшей веселой улицы почти ничего не осталось.
Почти все магазины давно закрыты. Некоторые разрушены или разорены. Лишь немногие уже работают. Посетителей почти нет.
Понимаю, что ожидал этого. Потому что мало кто успел осознать то, что война закончилась. Страх, цепенящий ужас до того въелись в людское сознание, что они не могут теперь жить дальше.
Как и я. Наверное.
Примерно через пять минут, когда я оказываюсь перед знакомым домом, я понимаю, что вряд ли смогу туда войти. Сердце опять сжимается – я еще ни разу не посещал этот магазин без него.
Мне сразу хочется уйти отсюда, и уйти как можно дальше.
Но… я не могу вечно убегать от всего того, что случилось. И только из желания доказать себе, что я смогу перебороть свою отчаянно противящуюся этому сущность, отворяю дверь.
Внутри магазин почти не изменился. Это было странно – мы… точнее, я не был здесь около года.
Взгляд цепляется за полку, на которой стоит коробка, которая с минуты на минуту может упасть.
Ее туда водружал Фред.
Меня вновь захлестывает волна страха, и я уже делаю робкий шажок к двери, когда слышу женский голос:
- Ты уже здесь? – Анджелина выходит из подсобки, ее одежда и волосы в пыли. Она видит мой взгляд и неловко поясняет: - Я тут немного убралась. – А после она чересчур бодро добавляет: - Без палочки. Подумала, что так будет лучше.
- С-спасибо, - отвечаю я, только сейчас замечая, что все убрано. Нет ни пыли, ни грязи, и поэтому зал выглядит вполне чистым.
- Да не за что, - отвечает девушка, отводя взгляд, - я все-таки в этом магазине провела довольно много времени.
И действительно, когда этот магазин пользовался популярностью, Анджелина появлялась здесь регулярно, хотя я на неё почти не обращал внимания. Потому что она приходила к Фреду…
А сейчас она здесь со мной, и я почувствовал вину за то, что отбираю её у него, только потому, что она напоминает мне о нем…
Я вздрагиваю, услышав ее голос, задающий мне очередной вопрос:
- А ты когда собираешься открыть магазин?
- Я… я не знаю, - на самом деле, я еще даже об этом не думал. – Скорее всего, когда все более-менее придут в себя, - отвечаю я, хотя скорее расплывчатое слово “все” относилось именно ко мне.
- Ясно, – это все, что говорит она.
Я меряю шагами пустой магазин, и сердце опять начинает ныть.
Теперь я остался один.
Новые изобретения им уже никогда не будут придуманы.
Я упираюсь спиной в стену и медленно соскальзываю по ней на пол, вспоминая все те пустые слова, которые мы говорили друг другу: насчет нашего магазина, общего дела, что никогда не оставим эту идею, и всю жизнь мы посвятим своим будем только веселыми, но полезным изобретениям.
Я сам не замечаю, как слезы начинают течь по моему лицу.
Я пытаюсь подавить всхлипы, но это бесполезно.
Я подозревал, что, когда я сюда вернусь, все будет именно так!
Надо было еще подождать, когда я справился бы со своим горем. Не надо было бежать вперед, не надо было пытаться обмануть самого себя.
Но я уже здесь, в этом теперь пустом магазине, который уже никогда не наполнится той радостью и тем весельем, которые царили здесь раньше.
По крайней мере, для меня он теперь всегда будет пуст.
Я чувствую, как меня обнимают чьи-то руки, и слышу голос Анджелины, которая начинает меня успокаивать. Она говорит какие-то оптимистично-нежные слова, но по её тону заметно, что она сама в них ни капли не верит.
Через минут десять, когда я справляюсь со своими чувствами, она помогает мне подняться и сесть на стул. Она протягивает мне чашку чая и, усевшись напротив, поднимает на меня глаза.
Мне становится не по себе от её взгляда. Испытующий, он проникает в глубины моей души.
Я быстро беру чашку и отпиваю немного, пытаясь смотреть на что угодно, только не на неё. В частности, я созерцал столик с кривыми ножками, на котором стояли флаконы с какой-то продукцией.
Я не мог поднять на Анджелину глаза.
Я настолько поглощен разглядыванием полок, что даже не замечаю, когда и как она успевает подойти. И вот Анджелина стоит рядом, протягивая мне руку:
- Пойдем, - еле слышно шепчет она. – Думаю, сейчас не самое лучшее для тебя время здесь находиться.
Вновь настает апатия - я вижу надпись на стене, которую он собственноручно вырисовывал, смеясь над тем, что ведет себя как распоследний магл и отцу это непременно понравится. Я еле слышу слова Джонсон. Мой внутренний мир почти поглотил внешний.
Я покорно встаю и шагаю за ней, приближаясь к выходу.
Мне безразлично, куда мы идем.
Я настолько зарылся в воспоминания, что, когда начал приходить в себя, появилась эта неописуемая боль.
Как будто ты пришелец из прошлого и очнулся в другом веке. Все совсем не так, как было.
Сейчас радость кажется такой далекой, и я почти забыл даже о наличии такого чувства. Зато, кажется, я никогда не забуду, что значит быть опустошенным, никому не нужным, без него…
Жить без него бессмысленно, радоваться без него бесполезно.
Кажется, что больше я ничего не смогу делать без него…
Внезапно я осознаю, что мы уже возле «Норы». Я даже не сумел осознать момент трансгрессии.
Я прилагаю все усилия к тому, чтобы натянуть беспристрастно-равнодушную маску и обернуться к ней. Я должен был распрощаться с ней по-человечески. Она ведь отнеслась ко мне также…
С моих губ срывается хриплое:
- Спасибо.
- Не за что, - отвечает она как бы невзначай. И я вынужден признать, что я самый худший актер на свете.
Она выглядит такой хрупкой, готовой тотчас рассыпаться от переполнявшего ее горя, что я понимаю – это я должен был её тащить и помочь ей трансгрессировать.
А получилось всё совершенно наоборот. Мне становится стыдно.
Это меня немного пугает. Потому что стыд я испытывал недавно – и причиной этому было то, что остался жив, в то время как мой брат… был очень далеко отсюда.
О, Мерлин, за что мне это?
Почему я?
Зачем надо было оставлять в живых именно меня?
Лучше бы я умер. Не было бы тогда этой боли…
Её голос опять вырывает меня из моих мыслей, хотя я понимаю её слова только с третьего раза.
- Джордж, - обеспокоено шепчет она. - С тобой все в порядке?
Она еще спрашивает? Да как я могу чувствовать себя в порядке?!
- Нет! – кричу я так, что, кажется, сейчас окончательно сорву голос. – Я не в порядке! И никогда уже не буду в порядке! Для чего мне вообще жить теперь? Лучше бы я умер…
Я не могу больше говорить, да и не хочу…
Кое-как держусь на ногах, тратя последние силы на это.
Меня вновь охватывает стыд.
Я сорвался.
Я не хотел, чтобы она это услышала от меня. Я хотел казаться сильным, но не мог. Я хотел… внезапно я понимаю, чего я хотел и хочу.
Помолчав несколько минут, пока мы молча шли к «Норе», я спрашиваю сиплым голосом:
- А ты не хочешь придти ко мне завтра? – осторожно, как будто боюсь, что она меня ударит. После шепотом добавляю: - Я больше не буду впадать в такое состояние, обещаю.
- Хорошо, - поспешно отвечает она и поправляется: - То есть… я не против. Да, я приду.
- Ладно, я буду тебя ждать, - говорю я, останавливаясь на пороге. - Пока.
- До завтра, - бормочет она и, развернувшись, отходит на пару метров и трансгрессирует, перед этим помахав рукой.
Она появляется на пороге «Норы» на следующий день.
Сегодня все гораздо проще. Мы просто болтаем о школе. Вспоминаем веселые моменты, квиддич, маленького Гарри, поймавшего ртом снитч. Уверен, со стороны кажется, что беседа идет гладко.
Но мы - ни я, ни она, - не можем выговорить имя “Фред”, и поэтому наш разговор внутренне очень напряженный.
После того, как она уходит, я чувствую печаль и, в то же время, небывалую легкость.
Присутствует ощущение, что от огромной тьмы откололи кусочек и появился проблеск света. Но оно царило недолго, и через несколько минут я без сил падаю в кресло.
Мимо меня пролетает Джинни, и я задаюсь вопросом, давно ли она вернулась, потому что, когда пришла Анджелина, дома, как мне казалось, не было никого, кроме меня.
Хотя, надо признать, такое ощущение у меня появляется очень часто в последнее время.
Да, я душевно болен.
Внезапно мне захотелось сделать то, что я просто физически не мог сделать уже больше двух недель.
Я поднимаюсь к себе в комнату и достаю пачку писем, которые я получил за последние две недели.
Как оказалось, это было проще, чем я думал до этого.
Я прочитал пять писем, в каждом из которых адресат утешал меня, что «все будет хорошо», «ты справишься», и, пока еще не успел сойти с ума от этого «разнообразия», начинаю открывать шестое, автором которого был Ли Джордан.
Вновь начинает болеть рана в груди и не хватает воздуха.
Поднимаю голову, часто-часто дыша, и вижу белоснежную сову с серыми пятнами вокруг ярко-желтых глаз.
Я хмыкаю и открываю окно. Сова выпускает письмо из лап и оно падает мне прямо в руки.
На письме, сделанная витиеватым почерком, красуется надпись: “Анджелина Джонсон”.
Я быстро открываю конверт и читаю письмо. На пергаменте написана всего одна строчка:
“Ты не хочешь придти ко мне завтра?”
Я с улыбкой фыркаю и кладу письмо на стол.
Еще один кусочек тьмы откололся.
Я опускаюсь на кровать, вытягивая руки и ноги, и позволяю себе насладиться этим моментом, полным горького блаженства, пару минут, а затем проваливаюсь в сон, полный воспоминаний, а значит - неизбежной боли…
С недавнего времени воспоминания и боль – синонимы.
***
На следующий день, насладившись восходом солнца, чего я уже не делал с раннего детства, - обычно я нежился в кровати до последнего, - я трансгрессирую к Анджелине, уверенный в том, что она не спит.
И оказываюсь прав.
Она сидит на пороге дома и смотрит куда-то вдаль. Я подхожу к ней и сажусь рядом, отчего она тут же вздрагивает.
- Ох, привет, - быстро произносит она и резко поднимается. - Не думала, что ты придешь так рано… Проходи.
Я вхожу в её дом – уютный, но слишком темный. С недавнего времени я люблю тёмные помещения. Не могу долго смотреть на свет…
- Проходи, садись, – лепечет она, явно не готовая к моему приходу.
- С тобой все в порядке? – осведомляюсь я, хотя, наверное, было странно слышать это из моих уст, учитывая, что я сам уже давно не был в порядке.
- А ты как думаешь? - внезапно повышает голос Анджелина. – Конечно, я не в порядке! Кто может быть в порядке?! Думаешь, я намного сильнее тебя? Думаешь, мне легко? Я не бездушная, в конце концов!!! – последние слова я почти не в силах расслышать, потому что она уже плачет.
Я не знаю, что сделать, как успокоить, что сказать и потому, подойдя к ней, просто обнимаю ее за плечи.
Чувствую, как она вся дрожит от этих рыданий. Слышу, как она сипит.
Я сам изо всех сил стараюсь сдержать слезы, но интуитивно чувствую, что в этот раз моя очередь быть сильным. Я обнимаю её, чувствуя себя жутко неловко.
Она внезапно прекращает рыдать и поднимает своё лицо.
В её глазах - удивление, и внезапно, на миг, там появляется что-то еще, но что - я не могу понять.
- Ты сильнее, чем я, - прошептала она. - Так и должно быть.
Её лицо находится примерно в десяти сантиметрах от моего, и я, чувствуя своё тело, тянусь вперед.
Она подается навстречу мне, но, когда расстояние между нашими губами почти исчезает, с ее губ срывается одно - всего одно слово, сказанное хриплым шепотом, которое все ломает.
- Фред…
Он.
Его имя.
Ты.
Я.
Тьма в душе вновь заполняет прежние границы.
Его имя почти осязаемо ломает все, что между нами сейчас было.
Я с опозданием понимаю, что мы всего лишь воспользовались друг другом.
Ты, Анджелина, представляла во мне его. Тебе казалось, что я – это он. Уверен, ты жалеешь, что я жив. Так будет всегда. Я знаю. Для тебя я – лишь его отражение.
А я думал, что, если буду с тобой, то буду ближе к нему… А ведь я знал – знал, черт возьми! – что ты его любила…
О, Мерлин! Когда это чувство, что земля уходит из под ног и что все хорошее исчезло, пройдет? Сгинет, исчезнет? Видимо, никогда… Или – да, оно скроется, не в моем случае…
Я отрываюсь от неё так быстро, насколько у меня хватает сил и скорости.
- Извини, я сейчас, - я вылетаю из комнаты и спешу к входной двери.
Опускаю руку в карман, ища волшебную палочку. Подушечки пальцев покалывают уголки пергамента, и я вытаскиваю из кармана её вчерашнее письмо и, через несколько секунд выкидывая его, выхожу из квартиры.
Ощущение, что тьма обступила меня со всех сторон и все проблески света испарились, оставив только черное пятно, усилилось многократно.
Анджелина, запнувшись на пороге, бросается за ним.
Но уже слишком поздно.
В стороне валяется ее перо.
Она находит-таки свое вчерашнее письмо.
Под несколькими словами, написанными ее рукой, стоит всего лишь одно слово: ”Прости”.
Что-то, возможно, безумно хорошее никогда не сможет заменить часть твоей души.
