Глава 1- Смотри, - говорит Драко, подталкивая Рона к думосбросу, стоящему на столе.
- Это еще что? – удивляется Рон. Он еще никогда не видел думосбросов, но знает о них по рассказам Гарри. Что еще этот Малфой задумал?
В гостиной Гриффиндора – только они двое. Рождественские каникулы. Все разъехались по домам – война позади, и нет больше необходимости отсиживаться в школе из соображений безопасности. Родители Гермионы пригласили Гарри с собой к какому-то теплому морю. К какому – Рон не поинтересовался, но даже здесь, в засыпанном снегом Хогвартсе, ему кажется, что он слышит шум набегающих на берег волн – просто потому, что этот шум слышит Гермиона.
Точнее, Рон слышал его до недавних пор. До понедельника, вернее, до утра вторника, – а теперь суббота. В понедельник Драко вернулся с каникул, проведя дома только два дня.
- Просто смотри, - говорит Драко. – Смотри, и сам все поймешь.
- Что ты задумал? – спрашивает Рон. Не то, чтобы Рон ждал объяснений, но он все-таки предпочел бы их получить: он гриффиндорец, но вовсе не намерен с головой бросаться в неизвестность. Нет уж. Увольте. За последние дни он и так уже не раз это проделывал.
- Это подарок, - отвечает Драко. – Небольшое дополнение к тому, что ты уже от меня получил.
Подарок. Да, то, что Рон получил от Драко, можно назвать и подарком. Точнее, они оба получили по подарку друг от друга. Подарки из разряда тех вещиц, что теряются или выбрасываются новым владельцем, как только за дарителем захлопывается дверь. Но подарки еще при них – на виду у дарителя их выбрасывать не принято.
Подарок. Рон вспоминает о рождественских подарках, которые доставались ему в детстве. Когда-то он ждал Рождества в радостном предвкушении, и оно никогда его не разочаровывало. Пока дело не доходило до разворачивания подарков.
Ему всегда доставался свитер. Было время, когда Рон не верил в то, что в жизни бывают сюрпризы.
И еще. Мать всегда говорила ему: «Прежде чем решиться на что-нибудь, подумай дважды».
Почему дважды? Почему только дважды?
Но он не спрашивал. И не думал дважды, прежде чем на что-нибудь решиться.
Рон наклоняет голову над думосбросом и погружается в чужие воспоминания. Он испытывает какое-то отстраненное любопытство с примесью возбуждения. Будто в дверную щель подглядывает. Память Драко – не то место, где ему хотелось бы оказаться, но выбора уже нет.
Он не подумал дважды. Как и всегда.
У него перехватывает дыхание. Рону кажется, что он нырнул в ледяную воду. Он и правда нырнул . В воспоминания, принадлежащие не ему. И ему остается только смотреть, смотреть во все глаза, смотреть взглядом вора-взломщика – решать, что стоит сложить в мешок и унести с собой, а что оставить на месте.
*****
Рон выныривает из чужих воспоминаний.
- Что скажешь? – спрашивает Драко, внимательно глядя на него.
- Что это за чертовщина? – выкрикивает Рон.
- Ты что, смотрел недостаточно внимательно? Повторить не хочешь?
- Не хочу. Может, объяснишь?
- О, Мерлин. Разве ты видел недостаточно?
- Вполне достаточно.
- Тогда каких еще разъяснений ты от меня ждешь?
- Никаких. Могу поздравить – спектакль удался на славу. Тебе все поверили.
- О, да. Они поверили. И сочувствовали – даже ты.
- Даже я. Этот череп со змеей в небе над замком – хорошая работа, Малфой.
- Отец научил, - усмехается Драко. – За последний год это лучшее, чему он меня научил.
- Зачем ты показал мне это?
- Затем, что ты никому об этом не расскажешь. Ведь правда?
- Правда. Слово гриффиндорца, - Рон выплевывает эти слова, отодвигая думосброс подальше от себя.
Рон не знает, что волнует, что возбуждает его сильнее: прикосновение к чужому убийственному безумию, пусть и заключенному в каменную чашу, или осознание того, что тот, кому принадлежит это безумие, сидит напротив него.
- Ох, Уизли, я знал, что на тебя можно рассчитывать.
Молчание повисает между ними, разделяя их, как стена из сверхпрочного стекла: они друг друга видят, но не могут сказать и слова. Точнее, сказать они могут, любой из них может что-то сказать, но молчит: знает, что другой не услышит.
Это продолжается недолго: Рон протягивает руку и берет думосброс. Встает и несет его в спальню мальчиков. С начала каникул и до понедельника он был ее единственным обитателем. Пока не вернулся Драко и пока Дамблдор не решил, что его, Драко, перенесшего такой шок, не следует оставлять одного.
Драко поднимается со стула и идет вслед за Роном, открывает дверь в спальню и видит его, сидящего на кровати. На полу перед Роном стоит думосброс. Взмах палочки, заклинание, выкрикнутое срывающимся голосом – и думосброс исчезает.
- Зачем ты это сделал?
- Затем, что это не следует хранить, Малфой, - Рон убирает палочку в карман. – Ты всегда кичился своим умом, а тут он, видимо, тебя покинул. Ты хоть подумал, что будет, если кто-нибудь это увидит?
- Никто бы не увидел.
- Уверен?
- Уверен. Я умею прятать.
- А зачем ты вообще перенес свои воспоминания в эту чертову чашу?
- Зачем? Как тебе сказать, Уизли…как тебе сказать…Я хотел иметь возможность заглянуть в думосброс и убедиться, что они оба мертвы. Это куда удобнее, чем просто гонять воспоминания в голове туда-сюда. Это как со стороны смотреть, будто не с тобой все происходит. Если бы у меня была возможность, я убил бы их снова. Вот забавно, авроры с ног сбились, разыскивая убийц моего папаши.
- Забавно, - эхом отзывается Рон.
- А еще забавнее то, что он со мной проделывал после этой вашей чертовой победы. Он вышел сухим из воды, открестился от своего прошлого. Но не полностью – ему нужно было что-нибудь, что напоминало бы ему о том, кто он такой. И нашел такой способ, и трахал меня почти все лето, – с полного одобрения моей мамаши. Все это чертово лето. Все чертовы два с лишним месяца. Говорил, раз уж я все равно сплю с парнями, так для меня не будет затруднительным обслужить и его.
- Почему ты никому не рассказывал? – морщится Рон и тут же замолкает. Глупый вопрос, в самом-то деле. Малфои никогда не выносят сор из дома. Не выносили.
- И я вернулся на каникулы. Вернулся, чтобы избавиться от них. Я совершеннолетний, а значит, имею право распоряжаться имуществом. Жить в замке без всяких опекунов – ты только представь, моим опекуном могли бы сделать тетку Андромеду.
- Давно ты это задумал?
- Давно. Очень давно. И знаешь, Уизли, мне ведь пришлось выслушивать всякие сочувственные слова, всякие ахи-охи, притворяться расстроенным. И еще долго придется.
- Ты справишься, Малфой, - произносит Рон, - ты справишься. Ведь всегда справлялся: притворство – как раз по твоей части.
- Авроры ищут уцелевших Упивающихся смертью, прикончивших добропорядочных чистокровных волшебников, и кому какое дело, что эти волшебники стали добропорядочными совсем недавно. И знаешь, это-то их и убило : ноша добропорядочности оказалась для них непосильной.
Рон во все глаза смотрит на Драко. Волосы Малфоя растрепались, под глазами – темные круги. Лицо Драко – землистого цвета, но он, всегда тщательно заботившийся о своей внешности, не спешит избавиться от этих недостатков: его теперешняя внешность без всяких усилий позволяет изобразить удрученность, если того требует ситуация.
А это требуется : каждый день в Хогвартс прибывают авроры и подолгу беседуют с Драко, вытягивая из него все подробности происшедшего. Но Драко не может сообщить им никаких подробностей, только твердит, что, когда в замок заявились Упивающиеся, он успел сбежать. Он, Драко, ничего не видел, совсем ничего.
Допросы при помощи Веритасерума остались в прошлом. Драко сможет выйти сухим из воды : все-таки он очень похож на своего отца.
****
В памяти Рона всплывают события понедельника: вот он, раздосадованный и обиженный из-за совместного отъезда Гарри и Гермионы, в одиночестве входит в Большой Зал. Джинни тоже нет в школе: каникулы она проводит с Дином Томасом.
Большой Зал почти пуст: стайка хаффлпафцев-первокурсников затеяла игру в догонялки между столами. Рон их не останавливает – они никому не мешают, а ему совсем не хочется исполнять обязанности старосты. Надоело.
Иногда он ловит себя на мысли, что ему хочется обратно в военное время. За что они сражались, они, неразлучная (тогда еще) троица?
Да за все это. За покой. За безопасность. За возможность без страха покидать территорию школы.
А еще – за скуку. За однообразные серые дни. За череду бесконечных вечеринок, которые из праздника превратились в тяжкую обязанность, и все эту обязанность исполняют просто потому, что так надо. Они не просили об этом – просто получили в придачу к победе.
Какое же это дерьмо, хмуро думает Рон. Дерьмо.
Мать пыталась выращивать цветы в основательно заросшем сорняками саду «Норы». Молли устраивала клумбы и отправляла кого-нибудь из сыновей разбрасывать по этим самым клумбам навоз. Чаще всего «дерьморазбрасывателем» (очередная шуточка близнецов) назначался Рон. На его протесты мать неизменно отвечала, что без удобрения цветы не вырастут.
Без дерьма цветы не вырастут, бурчал себе под нос тогда Рон. Но наличие дерьма еще не гарантирует, что вырастут цветы.
В Большой Зал входит Снейп, а за ним – Драко Малфой. Малыши-хаффлпафцы тут же вспоминают, что у них есть дела и поважнее, чем галопом носиться по проходам между столами, и резво покидают Большой зал. Рон хмуро смотрит на слизеринца, а затем усаживается за гриффиндорский стол и начинает пальцем чертить на поверхности стола загогулины. На Малфоя он не смотрит – а что на него смотреть?
Белобрысая моль. Весь в своего папашу-урода, который умудрился избежать Азкабана, и теперь усиленно изображает порядочного гражданина.
- Эй, Уизли, - раздается голос Малфоя, сидящего за слизеринским столом.
- Чего тебе? – равнодушно откликается Рон.
- Да ничего. Пока сюда не явился Снейп или Дамблдор… - голос Драко прерывается, и Рон невольно напрягает слух: теперь Драко почти шепчет.
Такого еще не было, думает Рон, но не трогается с места.
- Эй, Уизли, - еле слышно повторяет Драко, и Рон поднимается и идет к нему. Конечно, разумнее было бы сделать вид, что не расслышал. Мудрее было бы встать и выйти из Большого Зала. Мудрее было бы не замечать. Но Рон никогда не отличался особой мудростью.
- Мне нужен слушатель, - говорит Драко. – Мне нужен тот, кто поймет меня.
Черта с два тебе нужен слушатель, хорек. А если нужен, то зачем?
- Послушай меня, Уизли. Послушай – и ты не пожалеешь. Я покупаю дешево, а продаю дорого.
- И продаешься дорого, - бросает Рон, намереваясь уйти. Но не уходит: что-то в тоне Драко заставляет его задержаться.
- И продаюсь, - кивает Малфой, и тут только Рон замечает, что тот основательно пьян. – Мы все, все Малфои продаемся дорого. Но мы хорошо умеем выбирать, кому продаваться.
- О да, у вас, Малфоев, отменный вкус, - с ухмылкой говорит Рон.
- У Малфоя, а не у Малфоев, - Драко поднимает голову и жестом приглашает Рона сесть рядом с собой на скамью. Рон садится, но отодвигается подальше. Еще чего, сидеть рядом с этим…
- Теперь один только Малфой остался, ты рад, Уизли?
- Что? – переспрашивает Рон, но не получает ответа: возвращается Снейп и уводит Драко в кабинет директора.
Вечером Макгонагалл приводит Драко Малфоя в гриффиндорскую гостиную и, отозвав Рона в спальню мальчиков, шепотом рассказывает ему, что на время каникул у него появится сосед. Рон не спрашивает о причинах : он знает, что Макгонагалл расскажет то, что сочтет нужным. И она рассказывает, а из гостиной, где сидит Драко в обществе своих трех чемоданов, не доносится ни звука.
Макгонагалл уходит, а Рон направляется в гостиную и садится в кресло напротив Драко.
- Ты теперь все знаешь, - говорит Драко, пристально глядя на Рона.
- Знаю. Мне очень…
- Не надо, - усмехается Драко. – Не надо. Я ненавижу проявления доброты. И тех, кто ее проявляет, ясно?
- Ясно, - спокойно отвечает Рон.
- Теперь все кончено, стерто с лица земли, - произносит Драко, - теперь мы в равных условиях. У тебя по-прежнему нет денег, а у меня нет семьи.
И еще у меня нет друзей, почему-то мысленно добавляет Рон, тут же, впрочем, устыдившись своей мысли.
- И что осталось?
- Что? – переспрашивает Рон. Драко не вызывает у него сочувствия, но Рон понимает, как тяжело Малфою сейчас молчать, поэтому всеми силами поддерживает разговор.
- Груда мелких камней, - роняет Малфой.
- И все? – интересуется Рон. Только бы не молчать: тишина вязким сиропом заполнит комнату, и они оба задохнутся. Или прилипнут друг к другу – что хуже?
- И груда камней покрупнее, тупица. Никто и не вспомнит.
- Не вспомнит о чем?
- О нас. О том, какими мы были. Да и зачем? – Рон замечает, что связная речь дается Драко все труднее и труднее.
Не надо было с ним заговаривать, думает Рон. Не надо было. Пусть бы молчал
Не надо было. Странно как. Слова, обозначающие то, чего не было. То, что могло случиться, но не случилось. Глупо: слова есть, а того, что они обозначают, не существует.
Больше они не произносят ни слова. Когда Рону начинает казаться, что ему в глаза насыпали песку, он молча встает и уходит в спальню. Надевает пижаму, забирается под одеяло и ждет прихода сна. Но сон не приходит к нему, и Рон садится в постели и обхватывает колени руками.
Где-то там, у теплого моря, его Гермиона. Точнее, теперь – не его. Она никогда ему не принадлежала, а он не принадлежал ей. Неловкая возня в ванной старост: он и Падма (или Парвати: на вечеринке было слишком много выпито, а близняшек Патил и на трезвую голову непросто различить) , боязнь сделать что-то не так...
Время словно заморожено, и бежать некуда. В тишине отчетливо звучат тихие шаги. Шорох отодвигаемого полога соседней кровати. Шуршание одежды – Драко переодевается. Укладывается в постель.
Рон еще некоторое время прислушивается, но не слышит ничего, кроме спокойного ровного дыхания Драко: наверное, тот уже спит.
Засыпает и Рон.
А утром Рон, проснувшись, обнаруживает сидящего на краешке своей постели Драко.
- Что? – Рон трет глаза и садится.
- Да так, - Драко улыбается непонятно чему. – Спросонья ты выглядишь еще более придурковатым, чем обычно.
Рон не отвечает. В другое время он послал бы Малфоя куда подальше, но сейчас нельзя. И Рон молчит. А Драко говорит:
- Вчера я болтал чепуху, Уизли. Надеюсь, ты не принимал это все всерьез, надеюсь, тебе хватило на это ума.
- Хватило.
- Я поражен.
*****
Рону трудно припомнить подробности того, что произошло тем утром. Какие-то обрывки кружатся в его памяти, будто он пытается припомнить приснившийся сон.
Изящные ладони Драко, почти вдвое уже его собственных ладоней, растрепанные светлые волосы, щекочущие ему живот, острое чувство неправильности происходящего , и вместе с тем отчетливое ощущение того, что не стоит отказываться от предложенного.
Это не Падма. Не Парвати.
Никакого чувства неловкости и растерянности.
Рон не изменяет своему принципу – берет то, что само плывет в руки.
Снег, сыплющийся с неба, словно целующий оконные стекла.
Тихие вздохи, судорожные глотки воздуха.
*****
Рон не хочет вспоминать подробности , и ему кажется правильным такой выбор : бывает, начнешь копать глубже, и откроется какой-нибудь ужас.
И Рон говорит себе, что был прав: ужас все-таки вскрылся. Но не по его вине.
Драко садится на постель напротив него. Все кончено: думосброс уничтожен, улики стерты. Но не отовсюду – они еще существуют в памяти Драко. И самого Рона.
Они оба вдруг начинают смеяться, словно в истерике. Потом, отсмеявшись, Рон говорит:
- Тебе лучше поспать.
- Я не хочу спать, - упрямо возражает Драко. – Сейчас день, с чего бы это мне спать?
- Ты измучен.
- Я не измучен. Со мной все в порядке. Надеюсь, ты не думаешь, что произошедшее может так вот просто свалить меня с ног?
- Посмотрим.
Рон не позволяет Драко выйти из спальни: до ужина их никто не хватится. Драко ложится поверх покрывала и засыпает. Во сне он вздыхает, как усталый ребенок.
Драко убил собственных родителей, и, чтобы он там ни говорил, Рон знает – эта ноша слишком тяжела для него, и именно поэтому Драко рассказал все ему, другу ненавистного Гарри Поттера. И только теперь, передав этот груз Рону, Драко спокойно спит. Спит, не вскрикивая и не просыпаясь.
Они стали сообщниками, подельниками, стали ими совершенно случайно. Будто сели в одно купе в Хогвартс-экспрессе, потому что других свободных мест не было.
Всего за несколько дней граница под ногами Рона переместилась, и вот из героя войны, семикурсника, награжденного орденом Мерлина третьей степени, он стал соучастником убийства. Двух убийств, точнее.
Вот так просто. И так обыденно.
Рон смотрит на спящего Драко, лицо которого сделалось спокойным и безмятежным, и ему представляются весы: на одной чаше – наказание виновных, торжество правосудия, в которое Рон никогда особенно не верил, на другой – всего лишь несколько дней, самых обычных дней рождественских каникул.
И чужая судьба, по совершенно непонятной причине вверенная ему, Рону.
Что же перевесит?
Рон старается не думать о том, что же ему делать.
Ему вверена тайна, которую он поклялся хранить. Поклялся, и будет соблюдать эту клятву. В конце концов, он дал ее добровольно.
Подумай дважды, говорила мать. Подумай дважды, прежде чем на что-нибудь решиться.
И Рон решился, и ни капли об этом не жалеет.
-fin-
