Глава 1Триша всегда вскакивает утром раньше всех - сказывается с рождения крепко вбитая в маленькую кошачью головку непреложная, кошачья же истина: быть, где интересно. Триша и старается - где интересно, а лучше - где будет интересно, а еще лучше... Лучше ничего и быть не может, думает девушка и быстро, бесшумно несется по сонному дому, прислушиваясь к размеренному дыханию спящих гостей - немудрено, рассвет только занялся, а засиделись-то вчера!
Вдруг - шурх-шурх, ушки мгновенно на макушке, пышная шевелюра - дыбом, жалко, что шерсти так мало Франк оставил, как же теперь впечатление-то произвести, ой-ой. На кухне - шуршание, на кухне - свист на два голоса вместе с чайником, на кухне - тихие незнакомые ругательства(понятно, что незнакомые, но все ж таки ругательства!)... Неужто сновидец какой расшалился? Ну, она ему покажет пирожки с кошатиной, возмущенно думает Триша, одним плавным прыжком слетает на первый этаж и дергает заботливо прикрытую дверь - других, значит, будить не хочет незнакомец, а почему? Дверь неожиданно легко поддается с едва слышным дружелюбным скрипом, а заготовленная шипящая тирада застревает у девушки-кошки в горле.
Потому что - не незнакомец.
Потому что - Макс. Стоит себе у плиты, колдует что-то над старым, добродушно попыхивающим чайником c чуть подкопчеными боками, мычит несложную, но заразительную мелодию - Триша вдруг понимает, что и сама старательно вытягивает непослушные губы, пытаясь постигнуть трудную науку художественного свиста. Понимает и окончательно успокаивается, с добродушным ворчанием приглаживая распушившиеся волосы и роясь в шкатулке с открытками - кто-то из гостей оставил маленький, загадочно блестящий гребешок с теплой спинкой и прочными зубчиками, который сразу же был обьявлен Франком 'кошачьей щеткой'. Триша, конечно, надулась для проформы, но сразу же выбросила свою старую расческу, давно растерявшую всю щетинку. Сейчас же, запуская руки в шевелюру, она тихонько фыркает от удовольствия и любопытно спрашивает:
- Ты чего вскочил? И на кухню тебя кто пустил?
- Ну, Триша, не сердись! Может ведь старый усталый демиург встретить рассвет с чашечкой мятного чая, а? - подмигивает гость, сует ей большую, ярко разрисованную странными зверьками кружку, в которой плещется на вид обычный, но дурманяще пахнущий напиток. Триша принюхивается, пробует язычком, тихо шипит, обжегшись, и в конце концов начинает быстро пить, наслаждаясь странным теплом в желудке. Макс сидит напротив, неспешно потягивает из своей чашки и смеется, когда девушка молча подталкивает к нему мгновенно опустевшую емкость:
- Что, нравится? Надо у вас тут тоже кошачью мяту развести, а то как же это - кошка и не знает, что это такое. Ну, я полный чайник заварил, возьми еще сама, а я пойду по саду пройдусь, - говорит он, неспешно встает и нашаривает в кармане что-то - наверное, сигареты, думает Триша. Потом она принюхивается к ароматному пару из чайника, повинуясь мимолетному озарению, открывает шкафчик со специями и забывает обо всем, очарованная нежным, дразнящим запахом, заполняющим кухню.
Про Макса она тоже совершенно не думает – а зря.
Макс-то тем временем давно уже покинул маленький, уютно неухоженный, но спокойный и изученный вдоль и поперек садик «Кофейной гущи» и отдался на волю своих непредсказуемых нижних конечностей – куда сегодня занесут его беспокойные ноги, ведомые великанских размеров шилом в заднице? Черт знает куда, вот именно. Но сам процесс занесения приятен чрезвычайно, нельзя не заметить. Свежий, пахнущий хвоей и близостью гор воздух Города, множество самых разных границ, которые легко пересечь, но намного интереснее и приятнее по ним аккуратно ступать, оставаясь ни там, ни тут, мягкие переливы неяркого, абсолютно негармоничного, но этим и привлекательного рассвета, и безграничное, совершенно не тягостное одиночество. Все как любит Макс, все, о чем мечтал Макс, сидя в прокуренной квартире на окраине многомиллионного мегаполиса и судорожно изливая в послушную память компьютера свои-не свои-чьи-то воспоминания, чтобы потом медленно, по кусочкам искать себя среди бессмысленной каши букв, слов и предложений.
Понятное дело, всякая реальность похожа на своего создателя, а уж если он вот так запросто по ней разгуливает – еще и на его, создателя, личный рай.
Макс кружит по бесконечным таинственным переулкам, крошит прихваченную из «Кофейной гущи» булочку маленьким ярким рыбкам, крутящимся под тонким мостиком с ажурными перилами, из чистого озорства рвет крупные, багрово светящиеся изнутри вишни в чужом саду и пораженно следит за вдруг упорхнувшей с губ улыбкой, свернув в какую-то уж совсем неприметную улочку. Там в воздухе танцуют невиданные радужные бабочки, сыплется с ярких крыльев невесомая пыльца, а миловидная женщина с наглухо укрытой черной тканью корзинкой, из которой доносится уже знакомый аромат серых яблок, тихо смеется, прикрывая лицо кончиком шали:
- Вы еще ни разу не были на улице Улыбок, да?
Макс отрицательно мотает головой. Женщина вдруг подступает совсем близко, интимно выдыхает в ухо:
- Так и уходите побыстрей, пока не поймали чужую! – и тает в предутренних сумерках, не давая себя рассмотреть, но Макс совершенно уверен, что видел мелькнувшие из-под платка серебристые кудряшки.
Любой Вершитель, как только впервые попадает на Темную Сторону, перестает безоговорочно верить глазам. Само собой как-то получается, знаете ли, когда, повинуясь малейшему усилию воли, пепельные интерьеры изнанки реальности взрываются не то что всеми цветами радуги – всеми цветами всех радуг вселенной, и столь же мгновенно гаснут, стоит лишь немного утомиться от беспорядочного великолепия тысяч спектров.
Макс – не исключение, но этому мимолетному наваждению очень хочется верить, пусть даже на щеке все еще чувствуется странная прохлада рук призрачной Теххи.
Замечтавшись, он совсем перестает следить, куда идет, и только впечатавшись носом в прозрачную дверь какой-то будки, судорожно оглядывается. Ох не туда он хотел забрести, ох не туда… И почему все неприятные события в его жизни начинаются по большей части именно так – с мелких, по здравому размышлению даже смешных нелепостей вроде вот этой грешной двери? С другой стороны, еще чуть-чуть, и не было бы больше сэра Макса из Ехо во всех смыслах – до края пропасти, в которой в свое время сгинул и без того мертвый Магистр Киба Аццах, осталось всего ничего. Макс в очередной раз благодарит свою не в меру снисходительную судьбу, свешивает в пропасть ноги и меланхолично закуривает, уже не сдерживая роящиеся в голове воспоминания.
Разумеется, первым делом перед глазами встает Лойсо.
Разумеется, ведь, в отличие от несчастного Аццаха, Лойсо теперь бедокурит в каком-нибудь райском местечке.
Разумеется, но тогда почему так хреново становится при одном взгляде на застывшую на самой грани видимости кабинку канатной дороги?
- Он улетел, но обещал вернуться, блин, – тихо говорит Макс и с неожиданной злостью выщелкивает окурок в туманную бесконечность Границы. Обещал, конечно. Только вот кто когда-нибудь слышал, чтобы Лойсо Пондохва держал свои обещания, данные не в обмен на жизнь просителя?
Никто и никогда. Кроме самого Макса, наверное – ведь в Ехо до сих пор не наступили вторые Смутные Времена.
Джуффин, Шурф, Кофа, Меламори – все они, хоть и могут еще удивить ветреного Вершителя, знакомы и понятны до последней складки на лоохи, а Франк все еще требует историй, будто это какая-то экзотическая приправа к его великолепному кофе.
Что ж, похоже, Макс знает, чем его удивить.
